До некоторой степени я это не одобряю. Будучи по натуре либералом и по убеждениям приверженцем семантики, я придерживаюсь мнения, что слова не вещественны. Тот факт, что слова могут вызвать ярость и Даже смерть и разрушение на низших уровнях сознания, внушает мне ужас.
В то же время есть нечто притягательное в искренне верящих во что-то человеческих существах. Я не собираюсь подробно обсуждать ту эпоху, которую покинул. Скажу только, что вспоминается безразличное отношение ко многим вещам, в том числе к самой жизни. Напротив, в то время как отношения людей 1896 года имеют тенденцию к напыщенности, а иногда и жестокости, они, по крайней мере, опираются на принципы. Существуют непреложные ценности. И забота о человеке - это не пустой звук.
Я хочу лишь сказать, что эта другая крайность подкрепляется за счет стремления к равновесию. Побуждения, способные спасти человеческую душу, находятся где-то между упрямой непреклонностью в поведении и полной апатией.
Я размышлял над этими вещами, когда глаза мои остановились на человеке, идущем через зал в мою сторону. Я почувствовал, как ноги у меня судорожно поджались под стулом. Это был Робинсон.
Я воззрился на него, не имея представления, как себя вести. Трудно было поверить, что он пришел в многолюдный обеденный зал, чтобы меня оскорбить. Но все-таки я не был совершенно в этом уверен и почувствовал, как у меня свело живот. В конце концов я отложил суповую ложку и стал с тревогой ждать, когда он обнаружит свои намерения.
Прежде всего, он не попросил разрешения присоединиться ко мне, а, отодвинув стул, уселся напротив с непроницаемым выражением на лице, ничего не говорившем о его намерениях.
- Слушаю вас, - сказал я, приготовившись к разговору или к тому, чтобы плеснуть ему в лицо суп, если он вдруг вытащит из кармана револьвер.
Таковы были мои, вероятно, ограниченные представления о социальной агрессии в духе 1896 года.
- Я пришел, чтобы поговорить с вами, - сказал он. - Как мужчина с мужчиной.
Надеюсь, у меня на лице не слишком явно отразилось облегчение, которое я испытал, узнав, что мне не угрожает немедленная опасность быть застреленным.
- Хорошо, - сказал я тихо и спокойно, как и хотел.
Оказалось, слишком тихо.
- Что? - переспросил он.
- Хорошо, - повторил я.
Попытка говорить спокойно не удалась с самого начала.
Он пристально смотрел на меня, но не так, как смотрела Элиза. Его взгляд выражал скорее холодную подозрительность, чем открытое любопытство.
- Я хочу точно знать, кто вы такой, - сказал он. - Хочу точно знать, что вам надо.
- Меня зовут Ричард Кольер, - ответил я. - И мне ничего не надо. Получилось, что я…
Я умолк, услышав его презрительное фырканье.
- Не пытайтесь одурачить меня, сэр, - сказал он. - Ваше поведение может казаться непостижимым одной особе женского пола, но я-то все ясно вижу. Вы ищете выгоду.
- Выгоду?
Я уставился на него.
- Деньги, - прорычал он.
Он застал меня врасплох, и я расхохотался. Если бы мы сидели ближе, то получилось бы - прямо ему в лицо.
- Вы, наверное, шутите, - сказал я, понимая, разумеется, что он не шутит, но не найдя, что еще сказать.
Его лицо вновь окаменело, и у меня пропала охота смеяться.
- Предупреждаю вас, Кольер, - прогремел он. Клянусь, этот звук действительно напоминал гром. - Существует закон, и я не премину им воспользоваться.
Мне это начинало надоедать. Я чувствовал, что закипаю.
- Робинсон…
- Мистер Робинсон, - прервал меня он.
- Да. Разумеется, - сказал я. - Мистер Робинсон. Вы не понимаете, какую чепуху несете.
Он дернулся, словно я ударил его по лицу. И снова я почувствовал, что напрягаюсь. В тот момент я не сомневался, что он хочет меня ударить и, потеряв самообладание, наверняка попытается это сделать.
Не то чтобы меня это в тот момент волновало. По натуре я не драчун, и в жизни мне почти не приходилось драться. И все-таки я был определенно готов - как он выразился бы - «наброситься» на него в тот самый момент. Признаюсь, мной овладело почти непреодолимое желание расквасить ему нос. Наклонившись вперед на стуле, я сказал:
- Я бы предпочел обойтись без драки, Робинсон, но не сомневайтесь ни секунды, что я не уклонюсь от нее. Сейчас, если хотите знать, я с удовольствием думаю о том, как бы врезал вам. Вы мне не нравитесь. Вы - бандит, а я не люблю бандитов, совсем не люблю. Я выражаюсь ясно?
В тот момент мы готовы были вцепиться друг в друга. Как индюки, стояли мы друг против друга на поле предстоящей битвы. Потом его губы тронула самая презрительная улыбка из тех, что были мне когда-либо адресованы.
- Очень вы храбрый, когда вокруг много людей, - проронил он.
- Можем выйти на улицу, - быстро отреагировал я.
Господи, как мне хотелось его ударить! За всю жизнь не встречал человека, который вызывал во мне подобную враждебность.
К моему столу подошел официант, спрашивая, не собирается ли Робинсон ужинать со мной, и тем самым несколько разрядив обстановку.
- Нет, - ответил я. - Не собирается.
Уверен, это прозвучало более сухо, чем было необходимо. Официант, должно быть, подумал, что я им недоволен. И все же это лучшее, что можно было сделать в данных обстоятельствах.
Когда официант ушел, Робинсон заявил:
- Вам не удастся использовать мисс Маккенна для своей выгоды - это я вам обещаю.
- Вы совершенно правы, - ответил я. - Я и не собираюсь использовать ее для своей выгоды. Что, впрочем, совсем вас не касается.
Его лицо снова застыло, глаза холодно прищурились.
- Поговорим об условиях, - сказал он. - Назовите свою цену.
Я был настолько ошеломлен, что, невзирая на его грозный вид, опять не смог сдержать смех.
- Вы так ничего и не хотите понять, да? - сказал я, удивляясь этому человеку.
Он снова поразил меня, когда, вместо того чтобы рассердиться, холодно улыбнулся.
- Плохо сыграно, Кольер, - сказал он. - По крайней мере, теперь я знаю, что вы не безработный актер в поисках ангажемента.
Я недоверчиво хмыкнул.
- Ну вот, опять. - Я покачал головой. - Вы просто не понимаете. Не способны увидеть то, что прямо перед вами.
Очередная ледяная улыбка.
- Я вижу перед собой негодяя, - заявил он.
- Да-да, и мошенника, - добавил я, вспоминая слова Элизы. Я вздохнул. - Почему бы вам не встать и не убраться отсюда?
- Раз десять я уже натыкался на типов вроде вас, - сообщил он. - И всегда обходился с ними так, как они того заслуживали.
Я устало кивнул.
- Ну да.
В этот момент мой душевный настрой был нарушен. Меня опять настиг побочный эффект предвидения: вспомнив, как должен умереть этот человек, я испытал к нему неожиданный прилив жалости. Он утонет в ледяных водах Атлантики, так и не добившись любви женщины, которую, без сомнения, обожал. Как мог я ненавидеть его в такой ситуации?
Неожиданно - до этого момента я не считал его достаточно чувствительным - он заметил, как я переменился в лице, и это его смутило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75