Онофре так в нем и не разобрался, даже перечитав отдельные фрагменты по несколько раз. «И из-за этой галиматьи я буду рисковать жизнью?» – спросил он себя. Потом снова перевязал пакет бечевкой и направился в то место, которое указал ему Пабло. Его путь проходил мимо земель, где еще несколько лет назад цвели сады и зеленели огороды, а теперь его цепкий глаз с болью отмечал, как они, превращенные в пустошь, черные от копоти и пропитанные смрадными отходами с окрестных фабрик, словно узники индустриального прогресса, покорно ожидали своей участи. Сточные воды не до конца впитывались в жаждущую очищения землю и покрывали ее слоем грязи; она комками налипала на башмаки, затрудняя ходьбу.
Поглощенный невеселыми думами, в какой-то момент Онофре перепутал железнодорожную линию с конкой и заблудился. Так как вокруг не было ни души и не у кого было спросить дорогу, он взобрался на пригорок, откуда надеялся увидеть объект своих поисков или хотя бы сориентироваться. Приобретенные в деревне навыки помогли ему по положению солнца приблизительно определить время, а затем и четыре стороны света. «Теперь я знаю, где нахожусь», – подумал он. На востоке тучи немного разошлись, и сквозь них просвечивало солнце. Его лучи, отражаясь в море, вспыхивали сверкающими серебряными бликами. Повернувшись к морю спиной, он увидел вдали расплывчатый силуэт города, едва различимый в густом насыщенном влагой воздухе: колокольни, островерхие кровли соборов и монастырей, фабричные трубы. Рядом с пригорком, где он стоял, маневрировал локомотив без вагонов, отгоняемый в тупик. За ним стелилась полоса дыма, которая никак не могла подняться вверх, потому что сырой воздух прибивал ее обратно к земле. Шум локомотива был единственным признаком жизни, нарушавшим абсолютное безмолвие. Онофре пошел дальше. Когда ему попадалось возвышенное место, он взбирался на него и обозревал горизонт. Наконец за железнодорожными путями он увидел площадку. Там строились какие-то здания и, точно муравьи, сновали люди, животные и телеги. Онофре подумал, что это и есть то самое место. «Там мне все объяснят», – успокоился он. Он спустился с холма и направился к стройке, крепко прижимая к боку пакет с брошюрами.
Сьюдадела, чье постыдное прошлое до сей поры хранится в памяти людей и чье название неизменно ассоциируется с национальным угнетением, появилась и исчезла с лица земли следующим образом. В 1701 году Каталония, ревностно оберегавшая свои свободы, которым, как она справедливо полагала, грозила опасность, в войне за испанское наследство приняла сторону эрцгерцога австрийского. После его разгрома в Испании воцарилась королевская династия Бурбонов, и Каталония за свое непослушание была подвергнута жестокому наказанию. Война была длительная и ожесточенная, однако ее последствия уже в мирное время оказались куда более тягостными. Королевские войска прошлись по Каталонии огнем и мечом, грабя и истребляя все, что попадалось им на пути. Бесчинства, несомненно, творились с ведома и попустительства командования, однако нельзя сбрасывать со счетов и ту исступленную ненависть, которую питали солдаты армии победителей к непокорным жителям Принсипата. Вслед за этим последовали официальные репрессии: каталонцев казнили сотнями. Для вящего устрашения и дабы поиздеваться над чувствами людей головы казненных насаживали на пики и выставляли на обозрение в самых людных местах. Тысячи пленников были приговорены к каторжным работам и сосланы не только в самые отдаленные уголки иберийского полуострова, но даже в Америку; все они умерли на чужбине, так и не сняв кандалы и никогда не увидев родную землю. Молодых женщин отдавали солдатам на потеху, что в дальнейшем обусловило нехватку девушек брачного возраста, наблюдаемую в Каталонии по сей день. Посевы посыпали солью, чтобы навсегда лишить поля плодородия, фруктовые деревья вырубали под корень. Была попытка уничтожить весь скот, особенно наиболее ценные его породы, например пиренейскую корову. План не довели до конца только потому, что часть поголовья скрылась в горах, где ее не смогли достать ни стремительные набеги конницы, ни артиллерийская канонада, ни острые штыки пехотинцев; там животные одичали и оставались в таком состоянии вплоть до XIX века, благодаря чему и выжили. Превращались в руины старинные замки, а тесаные камни, из которых они были сложены, использовали впоследствии для возведения стен вокруг небольших селений, приспосабливая их таким образом под тюрьмы. Скульптуры и памятники, служившие украшением бульваров и площадей, были разбиты и раскрошены в пыль. Фасады дворцов и публичных зданий мазали известью, и на них стали появляться непристойные рисунки и надписи неприличного содержания. Из школ делали конюшни и наоборот; был закрыт Университет Барселоны, где преподавали и учились светлейшие умы того времени, а университетское здание разобрали по камешкам. Этими камнями потом закладывали акведуки и забивали оросительные каналы, снабжавшие город и прилегавшие к нему сады и огороды водой. Порт был завален обломками камней; в море запустили акул, доставленных с Антильских островов в цистернах специально для того, чтобы испоганить воды Средиземного моря. К счастью, среда обитания оказалась для них неблагоприятной, как не пришлись по вкусу и средиземноморские моллюски. Те акулы, которые не погибли от перемены климата и несварения, эмигрировали в другие широты через Гибралтарский пролив, к тому времени уже принадлежавший Англии. Обо всех предпринятых мерах доложили королю.
– Пожалуй, – сказал тот, – одного урока каталонцам будет недостаточно.
Филипп V, герцог Анжуйский, был просвещенным монархом. Один французский писатель охарактеризовал его так: roi fou, brave et d?vot.Он женился на итальянке Изабель де Фарнесио и умер, пораженный безумием. Не то чтобы король был излишне кровожадным, но его советники злонамеренно нагородили ему всякой чепухи о каталонцах, равно как о сицилийцах, неаполитанцах, заокеанских креолах, жителях Канарских островов, филиппинцах, индокитайцах, другими словами – обо всех подданных испанской короны. Именно поэтому он распорядился построить в Барселоне гигантскую крепость, в которой была расквартирована оккупационная армия, готовая подавить любое сопротивление. Ее сразу же окрестили Сьюдадела – Цитадель. В крепости также размещалась резиденция губернатора, оказавшегося в полной изоляции от населения города. В этом и во всем другом прослеживалось жесточайшее влияние колониальной системы. На земляном валу крепости, надо рвом, вешали приговоренных к смерти мятежников; трупы казненных патриотов не убирали – их отдавали на растерзание грифам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Поглощенный невеселыми думами, в какой-то момент Онофре перепутал железнодорожную линию с конкой и заблудился. Так как вокруг не было ни души и не у кого было спросить дорогу, он взобрался на пригорок, откуда надеялся увидеть объект своих поисков или хотя бы сориентироваться. Приобретенные в деревне навыки помогли ему по положению солнца приблизительно определить время, а затем и четыре стороны света. «Теперь я знаю, где нахожусь», – подумал он. На востоке тучи немного разошлись, и сквозь них просвечивало солнце. Его лучи, отражаясь в море, вспыхивали сверкающими серебряными бликами. Повернувшись к морю спиной, он увидел вдали расплывчатый силуэт города, едва различимый в густом насыщенном влагой воздухе: колокольни, островерхие кровли соборов и монастырей, фабричные трубы. Рядом с пригорком, где он стоял, маневрировал локомотив без вагонов, отгоняемый в тупик. За ним стелилась полоса дыма, которая никак не могла подняться вверх, потому что сырой воздух прибивал ее обратно к земле. Шум локомотива был единственным признаком жизни, нарушавшим абсолютное безмолвие. Онофре пошел дальше. Когда ему попадалось возвышенное место, он взбирался на него и обозревал горизонт. Наконец за железнодорожными путями он увидел площадку. Там строились какие-то здания и, точно муравьи, сновали люди, животные и телеги. Онофре подумал, что это и есть то самое место. «Там мне все объяснят», – успокоился он. Он спустился с холма и направился к стройке, крепко прижимая к боку пакет с брошюрами.
Сьюдадела, чье постыдное прошлое до сей поры хранится в памяти людей и чье название неизменно ассоциируется с национальным угнетением, появилась и исчезла с лица земли следующим образом. В 1701 году Каталония, ревностно оберегавшая свои свободы, которым, как она справедливо полагала, грозила опасность, в войне за испанское наследство приняла сторону эрцгерцога австрийского. После его разгрома в Испании воцарилась королевская династия Бурбонов, и Каталония за свое непослушание была подвергнута жестокому наказанию. Война была длительная и ожесточенная, однако ее последствия уже в мирное время оказались куда более тягостными. Королевские войска прошлись по Каталонии огнем и мечом, грабя и истребляя все, что попадалось им на пути. Бесчинства, несомненно, творились с ведома и попустительства командования, однако нельзя сбрасывать со счетов и ту исступленную ненависть, которую питали солдаты армии победителей к непокорным жителям Принсипата. Вслед за этим последовали официальные репрессии: каталонцев казнили сотнями. Для вящего устрашения и дабы поиздеваться над чувствами людей головы казненных насаживали на пики и выставляли на обозрение в самых людных местах. Тысячи пленников были приговорены к каторжным работам и сосланы не только в самые отдаленные уголки иберийского полуострова, но даже в Америку; все они умерли на чужбине, так и не сняв кандалы и никогда не увидев родную землю. Молодых женщин отдавали солдатам на потеху, что в дальнейшем обусловило нехватку девушек брачного возраста, наблюдаемую в Каталонии по сей день. Посевы посыпали солью, чтобы навсегда лишить поля плодородия, фруктовые деревья вырубали под корень. Была попытка уничтожить весь скот, особенно наиболее ценные его породы, например пиренейскую корову. План не довели до конца только потому, что часть поголовья скрылась в горах, где ее не смогли достать ни стремительные набеги конницы, ни артиллерийская канонада, ни острые штыки пехотинцев; там животные одичали и оставались в таком состоянии вплоть до XIX века, благодаря чему и выжили. Превращались в руины старинные замки, а тесаные камни, из которых они были сложены, использовали впоследствии для возведения стен вокруг небольших селений, приспосабливая их таким образом под тюрьмы. Скульптуры и памятники, служившие украшением бульваров и площадей, были разбиты и раскрошены в пыль. Фасады дворцов и публичных зданий мазали известью, и на них стали появляться непристойные рисунки и надписи неприличного содержания. Из школ делали конюшни и наоборот; был закрыт Университет Барселоны, где преподавали и учились светлейшие умы того времени, а университетское здание разобрали по камешкам. Этими камнями потом закладывали акведуки и забивали оросительные каналы, снабжавшие город и прилегавшие к нему сады и огороды водой. Порт был завален обломками камней; в море запустили акул, доставленных с Антильских островов в цистернах специально для того, чтобы испоганить воды Средиземного моря. К счастью, среда обитания оказалась для них неблагоприятной, как не пришлись по вкусу и средиземноморские моллюски. Те акулы, которые не погибли от перемены климата и несварения, эмигрировали в другие широты через Гибралтарский пролив, к тому времени уже принадлежавший Англии. Обо всех предпринятых мерах доложили королю.
– Пожалуй, – сказал тот, – одного урока каталонцам будет недостаточно.
Филипп V, герцог Анжуйский, был просвещенным монархом. Один французский писатель охарактеризовал его так: roi fou, brave et d?vot.Он женился на итальянке Изабель де Фарнесио и умер, пораженный безумием. Не то чтобы король был излишне кровожадным, но его советники злонамеренно нагородили ему всякой чепухи о каталонцах, равно как о сицилийцах, неаполитанцах, заокеанских креолах, жителях Канарских островов, филиппинцах, индокитайцах, другими словами – обо всех подданных испанской короны. Именно поэтому он распорядился построить в Барселоне гигантскую крепость, в которой была расквартирована оккупационная армия, готовая подавить любое сопротивление. Ее сразу же окрестили Сьюдадела – Цитадель. В крепости также размещалась резиденция губернатора, оказавшегося в полной изоляции от населения города. В этом и во всем другом прослеживалось жесточайшее влияние колониальной системы. На земляном валу крепости, надо рвом, вешали приговоренных к смерти мятежников; трупы казненных патриотов не убирали – их отдавали на растерзание грифам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154