ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Тот не принял деньги.
– Я не беру взяток, сеньор! – воскликнул он.
– Это вовсе не взятка, – вкрадчиво возразил Онофре, – просто дружеская услуга. У меня в этом деле сугубо личный интерес.
– Именно так я и напишу в своем репортаже, – произнес журналист угрожающим тоном.
Онофре Боувила ограничился снисходительной улыбкой.
– Оставляю это на ваше усмотрение, – сказал Онофре, – хотя я предпочел бы, чтобы между нами было больше взаимопонимания. Я всегда находил общий язык с журналистами и до сих пор не имел с ними особых проблем; меня зовут Онофре Боувила.
– Ах! Простите великодушно, сеньор Боувила, – сказал журналист. – Как можно было вас не узнать? Я потерял очки в этой стычке… Еще раз простите за то, что я вам тут наговорил, и конечно же вы можете рассчитывать на мое полное молчание.
Первая и последняя публикация о его неблаговидных делах появилась в прессе в сентябре 1903 года, сразу после целой серии непонятных экспроприации, проведенных в барселонском порту в рамках бесчисленных реорганизаций, так и не доведенных до конца. Несколько человек неведомым образом сорвали на этом мероприятии огромный куш. Когда Онофре Боувила прочитал заметку, то послал автору записку: Мне хотелось бы обменяться с вами впечатлениями по известному делу.На что журналист ответил коротко:
Назначьте место и время, но позаботьтесь о том, чтобы встреча состоялась не утром и не в церкви Святого Северо.Этим он откровенно намекал на ловушку, устроенную Жоану Сикарту несколько лет назад и стоившую ему жизни. Онофре Боувила не оскорбился. Бросьте напускать на себя важность, –написал он. – Приходите ко мне в контору в удобное для вас время, и я убежден – мы договоримся.Автор заметки появился на следующий день.
– Назовите цену вашего молчания, и покончим с этим, – сказал ему Онофре. – У меня нет времени.
– А с чего вы решили, что меня можно купить? – спросил тот с усмешкой.
– Вам прекрасно известен способ, каким я улаживаю подобные проблемы, – ответил Онофре. – Иначе вы бы не пришли.
Автор нацарапал несколько цифр на листке бумаги и показал их собеседнику: это была немыслимая сумма – настоящая провокация, рассчитанная на то, чтобы вывести его из себя.
– Вы себя низко цените, – Онофре улыбнулся, – я ожидал большего, вот, возьмите.
Из ящика стола он вытащил объемистый пакет и вручил его писаке. Тот открыл пакет, заглянул в него, помедлил несколько секунд, потом поднялся и, не произнеся ни слова, надел шляпу и быстро вышел из кабинета. Но не успел бедняга добраться до первого поворота, как на него напали четверо неизвестных, отняли у него пакет и вдобавок выгребли из кармана его собственные деньги, которые он прихватил с собой из дома. Затем сломали ему обе ноги.
Когда журналист ушел, Онофре Боувила направился к карете маркиза де Ута, но в этот самый момент пришел в движение кортеж, предназначенный для встречи царицы. Чтобы не попасть под колеса налезавших друг на друга допотопных колымаг, Онофре укрылся за сложенными на причале тюками, а колымаги со скрежетом и визгом покатили мимо. Вдруг из окон одного экипажа высунулись несколько козлиных голов и прошлись бородами по его лицу – пахнуло вонючим духом.
– Какого дьявола делают тут эти бестии? – спросил он, стараясь перекричать их жалобное блеяние.
Приставленный к животным мужик попытался что-то объяснить, но Онофре ничего не понял. Наконец какой-то субъект с опухшим лицом, одетый в венгерку, объяснил ему на плохом французском, что его высочество царевич, сопровождающий мать в поездке, не доверяет качеству молока, которое добавляют ему в чай в чужих странах. Даже козий корм в тюках и тот везли с собой из далеких российских степей. Везли также и любимую обстановку царицы: ее кровать, зеркальные шкафы, диваны, пианино и бюро, сто шесть баулов с одеждой и столько же коробов с обувью и шляпами. Ему пришлось подождать, пока не проедет конвой, и только потом выйти из своего убежища. Однако причал был пуст: в суматохе, намеренно или случайно, но его не подождали. Ботинки, гамаши и отвороты брюк – все было измазано грязью; несколько брызг попало на полы сюртука; цилиндр валялся в куче навоза, и Онофре не стал его оттуда вытаскивать. На Рамблас он взял наемный экипаж и приехал домой. Там он быстро переоделся и сел в свою коляску, спешно запряженную лошадьми из его конюшни. За всеми этими хлопотами ему удалось добраться до отеля «Ритц», когда банкет, организованный им лично и оплаченный из собственного кармана, был уже в разгаре. Онофре побежал к почетному столу, где в окружении радушных хозяев восседали царица, царевич, князь Юсупов и другие именитые гости. Но там для него не нашлось ни свободного стула, ни прибора. Маркиз де Ут, увидев его растерянность, поднялся с места и прошептал ему на ухо:
– Что ты тут торчишь, точно пугало огородное? Твое место за столом номер три.
Онофре Боувила тихо запротестовал:
– Но я хочу сесть рядом с царицей!
– Не мели чепухи, – сказал маркиз свистящим шепотом, явно встревоженный. – Ты не принадлежишь к знати. Неужели ты хочешь оскорбить ее императорское величество?
Сейчас, наблюдая, как краны поднимают с палубы грозные немецкие howitzerи огромные пушки, не использовавшиеся до сих пор ни на одном поле сражения (это были противовоздушные орудия, добытые за астрономическую сумму с оружейных складов Генерального штаба Франции), Онофре вспоминал вышеописанные события. Вид огромных бесформенных тюков заставил его дрожать от удовольствия. Последнее время на его долю выпадало мало радости – он все больше скучал. Длинными вечерами, запершись у себя в библиотеке, окруженный сотнями книг, до которых он и не думал дотрагиваться, он попыхивал гаванской сигарой и с тоской вспоминал сумасшедшие ночи, оставшиеся в далеком прошлом. Он видел себя и Одона Мостасу, о чьей смерти теперь горько сожалел, в борделе: за затуманенными испарениями человеческой плоти стеклами брезжит утренний свет и падает на пустые бутылки, остатки еды, карты и костяшки домино; видел свернувшихся клубочком голых женщин, спавших на полу вдоль стен среди разбросанной по комнате одежды, видел себя и Одона, молодых, пресыщенных любовью, опустошенных неистовством юношеского вожделения, которое не ведает, что творит.
2
Его превосходительство Мухаммед Торрес сильно потел в Мадриде. Привыкший к атлантическим бризам, которые несли прохладу в утопавшие в цветах внутренние дворики его резиденции в Танжере, он задыхался в Восточном дворце, где нашел временное пристанище по дороге из Парижа к себе на родину. Дона Антонио Мауру тошнило от его духов с резким мускусным запахом. До этого момента, благодаря соперничеству между Францией и Англией, султанат умудрялся сохранять зыбкую независимость, но в дело вмешалась Германия, претендовавшая на размещение военно-морских баз по всему марокканскому побережью и открытие рынка для своих мануфактур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154