ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Теперь они жили в хижинах, сооруженных из листов жести и картона прямо на пляже, что протянулся от причала возле выставки до фабрики по производству газа. Женщины и дети сотнями бродили, вздымая босыми ногами тучи песка, по этому лагерю, возникшему в тени дощатых настилов и несущих конструкций, в которых уже угадывались силуэты будущих павильонов и дворцов. Среди женщин были жены чернорабочих, их матери, незамужние сестры, попадались тещи, свояченицы, невестки, золовки. Большинство пребывали в состоянии ужасающей нищеты. Они целыми днями развешивали на веревках, натянутых между вбитыми в песок жердями, влажное тряпье, чтобы провялить его на свежем морском воздухе и вытравить под палящим солнцем неприятный запах. Еду готовили прямо у входов в хижины на жаровнях, раздувая огонь соломенными опахалами; здесь же штопали и латали одежду. Между делом занимались детьми, такими грязными, что порой невозможно было различить черты их лица; малыши бегали по пляжу нагишом, выставив вперед вздутые животики, и забрасывали камнями всякого, кто появлялся в пределах их видимости. Они все время крутились возле жаровен, и только звонкая оплеуха или удар сковородой могли отогнать их от еды, но лишь на время, так как соблазнительный запах снова неотвратимо притягивал к себе их голодные чумазые мордашки. Женщины затевали ссоры, сопровождаемые криками, бранью, оскорблениями, и часто дело доходило до рукоприкладства. В таких случаях жандармы благоразумно держались на расстоянии, вмешиваясь только при виде сверкнувшего на солнце лезвия ножа. На выяснение обстановки Онофре потратил не один день. Пользуясь безобидной внешностью и юным возрастом, а также тем преимуществом, что он не был связан ни временем, ни работой в определенном секторе выставки, Онофре разгуливал по всей территории, чтобы люди могли привыкнуть к его присутствию. Он никогда не мешал тем, кто был занят работой, а у тех, кто отдыхал, выспрашивал подробности, касавшиеся их профессии. Если предоставлялась возможность быть чем-нибудь полезным, он с удовольствием помогал. Мало-помалу с ним свыклись, стали ему доверять, а кое-кто и уважать.
Прошла неделя, и, хотя не была пристроена ни одна брошюра, он нашел у себя под подушкой деньги, которые обещала ему Дельфина и которые наверняка сама туда и положила. Онофре мысленно поблагодарил своих работодателей за честность и понимание, проявленные по отношению к нему. «Я их не подведу, – думал он. – И не потому, что меня интересует их революция – мне на нее по большому счету начхать, сколько бы я о ней ни трезвонил, – а потому, что я хочу распространять эти брошюры, будь они трижды неладны, так же хорошо, как лучший из них. И мое усердие, моя осмотрительность уже приносят первые плоды: исчезло недоверие, вызванное моей неповоротливостью, и за мной никто уже не следит – все поглощены этой дурацкой выставкой». Действительно, в 1886 году, то есть за два года до открытия, одна газета предупреждала: скоро в Барселону рекой хлынет иностранная публика с намерением оценить ее красоту и достижения, и поэтому,добавляет автор статьи, драгоценное внимание наших властей в первую голову должно быть сосредоточено на вопросах, связанныхс отделкой и украшением мест, наиболее часто посещаемых туристами, а также на проблемах, относящихся к их удобству и безопасности.В последнее время не проходило ни дня, чтобы какая-нибудь из газет не выступила с новым предложением либо пожеланием: построить систему сточных труб в новом городе,– предлагала одна; снести бараки, уродующие площадь Каталонии, –требовала другая; построить на бульваре Колумба каменные скамьи; благоустроить отдаленные кварталы, такие, как Побле-Сеч, поскольку именно через них проходит дорога на Монжуик и туристы обязательно пожелают использовать свое пребывание в Барселоне, чтобы полюбоваться красотами знаменитых источников, которыми буквально нашпигован этот холм.Некоторые газеты были крайне обеспокоены позицией, занятой владельцами гостиниц, ресторанов, постоялых дворов, кафе и семейных пансионов. Они призывали их проникнуться идеей того, что стремление к сверхдоходам не всегда продуктивно, напротив, часто наносит колоссальный ущерб интересам собственников, вызывая неприятие путешественников и отпугивая посетителей.В итоге эти газеты волновало впечатление иностранцев не столько от города как такового, сколько от его обитателей, в чьей честности, профессионализме и воспитанности они откровенно сомневались.
– Пабло, дай мне еще брошюры, – попросил Онофре.
Апостол фыркнул:
– У тебя ушло три недели на распространение только одного пакета, – пробурчал он. – Надо быть расторопнее.
Было пять утра; солнце перевалило через край горизонта и пробивалось сквозь щели ставен мрачной норы, где укрывался Пабло. В режущем глаза свете сияющего летнего утра помещение показалось Онофре еще более тесным, грязным и пыльным, чем в его первый приход.
– Поначалу было трудно, но с сегодняшнего дня все пойдет по-другому, вот увидишь, – заверил Онофре.
Второй пакет он распространил за шесть дней. На этот раз Пабло сказал ему:
– Сынок, не сердись. В прошлый раз я сказал что-то не то. Начинать всегда трудно, а меня иногда подводит нетерпение, понимаешь? А тут еще эта жара и постоянное затворничество, которые меня просто убивают.
Страшная жара давала о себе знать и на территории выставки. Нервы у всех были натянуты, как струна, люди часто срывались, да к тому же появилась дизентерия, проявлявшаяся особо остро в летние периоды и собиравшая обильный урожай смерти, особенно среди детей.
– То ли еще будет, когда закончится строительство и мы останемся не у дел, – предупреждали умудренные опытом старые рабочие.
А самые доверчивые думали, что с открытием выставки Барселона, словно по мановению волшебной палочки, тут же превратится в великий город, где для всех найдется занятие; сфера услуг расцветет прямо на глазах, а нуждающимся будет оказана всемерная помощь и поддержка. Простаки свято в это верили, и над ними вовсю потешались. Онофре умело пользовался всеобщим смятением, говорил о Бакунине и подсовывал свои брошюры. И при этом не переставал твердить: «Господи, помилуй! Как это меня угораздило стать пропагандистом; еще неделю назад я и слыхом не слыхивал об этих глупостях, а сегодня изображаю из себя убежденного сторонника анархизма, будто занимаюсь этим с пеленок, да еще рискую собственной шкурой». И заключал свои размышления неизменным выводом: «Поскольку эта работа одинаково опасна, делаешь ты ее хорошо или плохо, буду делать ее хорошо, чтобы войти в доверие к анархистам». Идея завоевывать сердца людей, не питая к ним ответного доверия, казалась ему верхом мудрости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154