Садитесь и рассказывайте, что вас ко мне привело.
Поколебавшись мгновение, она подошла к стулу и села: на ней была короткая юбка, и, выбери она глубокое кресло, принятая поза могла бы поставить ее в неудобное, если не смешное, положение. В те годы длина платья, доходившая в 1916 году до подъема ноги, стала медленно, но неуклонно, словно улитка по стеблю растения, ползти вверх, пока не добралась до колена и не замерла на этой отметке вплоть до шестидесятых годов. Укоротившиеся юбки вызвали панику в текстильном производстве – становом хребте каталонской промышленности. Однако страхи оказались необоснованными: хотя теперь на пошив платья уходило меньше материи, это с лихвой компенсировалось чрезмерным разнообразием гардероба женщины с тех пор, как она начала принимать активное участие в общественной жизни, работать и заниматься спортом. Мода круто поменялась: другими стали сумки, перчатки, обувь, шляпки, чулки, прически. Уже не носили столько украшений, были решительно изгнаны из обихода веера. Мария положила ногу на ногу, и он не мог не заметить ее шелковых прозрачных чулок и не спросить себя: что означает эта поза?
– Не думайте, – начала Мария Бельталь, – будто я иду по стопам отца и нахожусь с ним в одной упряжке, как иногда говорят о потерявших самостоятельность людях; вовсе нет – мы с ним совершенно разные и поступаем каждый по-своему. Он был здесь, мне это известно, и надо думать, предложил вам свое последнее изобретение. Я пришла лишь затем, чтобы сказать: мой отец – не мошенник, не шарлатан и не чудак, не стоит судить о нем по внешности. Он самоучка, но это отнюдь не умаляет его дарования и не мешает ему быть истинным ученым с фундаментальными знаниями, неутомимым тружеником и просто честным человеком. Его изобретения – не фантазии, основанные на гипертрофированном восприятии действительности. Я понимаю, мои утверждения бездоказательны, и вам трудно поверить в объективность моей оценки, поэтому ко всему, что исходит от меня, вы отнесетесь с известной долей скепсиса и будете абсолютно правы. Откровенно говоря, принимая во внимание положение, в котором очутились мы с отцом, все мои рассуждения нелогичны: наши дела идут хуже некуда; они всегда шли плохо, однако в последнее время стали совсем безнадежными. Нам нечем платить за жилье, еду и вообще не на что жить. Не буду скрывать – я здесь, чтобы молить вас о спасении. Отец стареет, но меня беспокоит не столько его возраст – я могу устроиться на работу и содержать нас обоих, мне уже приходилось это делать, – сколько его душевное состояние. Мне кажется, пришло время, когда у него должен появиться шанс: ему нельзя встречать старость с ощущением бесполезности прожитой жизни. Не смотрите на меня так саркастически, я понимаю – это удел почти всех людей. Вы ведь позволите мне говорить от имени отца, не правда ли? – Она резко поднялась и прошлась по ковру; со своего кресла он видел ее стройные икры, обтянутые шелковыми чулками, на которые падал отсвет полыхавших в камине дров. Наконец она села и продолжила более спокойным тоном, размеренно выговаривая слова: – Я обратилась к вам, потому что вы единственный, кто может вытащить отца из той ямы, в которую он попал уже давно. Говорю вам это не для того, чтобы польстить; в моих словах для вас нет ничего нового, и вы лучше меня знаете о своей способности безбоязненно идти на риск, о чем свидетельствует ваша визитная карточка, данная отцу много лет назад. Тот день врезался мне в память, – она слегка покраснела, – и я навсегда запомнила ваш благородный жест. В сущности, я прошу вас только об одном: пересмотреть ваше решение. Умоляю, не отвергайте с порога предложение отца и подумайте над ним еще раз. Устройте так, чтобы его чертежи и расчеты посмотрели эксперты, посоветуйтесь с нужными, понимающими суть вопроса специалистами и попросите их сделать заключение – вам это ничего не будет стоить, зато вы сможете разобраться, заслуживает ли этот проект вашего внимания.
Она вдруг замолчала и застыла в напряженном ожидании; слышалось только ее тяжелое дыхание. Волнение было вызвано желанием предвосхитить возможную реакцию собеседника: она боялась, что он выгонит ее, но еще больше боялась, что он попытается грубо и бесцеремонно овладеть ею прямо в кабинете. Хорошо понимая всю опрометчивость совершенного ею поступка, она тем не менее пошла на него осознанно. Ее пугала только та уничижительная форма, в которой все могло произойти. Догадываясь о том, что уготовано ей жизненными обстоятельствами, она до сих пор так и не выработала для себя четкой линии поведения и не имела представления, как поведут себя ее чувства, когда придет этот роковой час. Она боролась с собой, пытаясь выкинуть навязчивую идею из головы. Мать бросила их давно, и она не сохранила о ней даже воспоминания, но ее незримый образ постоянно присутствовал в подсознании; вся ее жизнь прошла в обществе двух созданных воображением фантомов. Один из них сейчас пристально на нее смотрел. Она запомнила этот взгляд, когда была еще совсем ребенком; тогда ей было стыдно за свою неуклюжесть, за рваные обноски, за те условия, в которых они жили с отцом. Но несмотря на жгучий стыд, она все-таки обратила внимание на его взгляд. Он думал о том же: «Она запечатлелась в моей памяти как девочка с глазами цвета жженого сахара, а они, оказывается, серые», – удивлялся он.
2
Недавно возникшая легенда гласит: в самом начале ХХ века на землю опять явился дьявол, похитил одного барселонского банкира прямо из кабинета и унес его по воздуху на гору Монжуик; стоял ясный день, и с горы как на ладони была видна вся Барселона: от порта до Кольсе-рольской гряды и от Прата до реки Бесос. К тому времени большая часть тех 13 989 942 квадратных метров, отведенных по Плану Серда под застройку, была уже освоена, и теперь новые районы подходили вплотную к границам соседних деревень (тех самых, чьи жители в старину развлекались, наблюдая за барселонцами, которые, словно муравьи, сновали по улочками маленького города, запертого в каменном мешке под строгим надзором мрачной громады Сьюдаделы); фабричные трубы выбрасывали клубы дыма, и он стлался над городом наподобие тюлевой занавески, колыхавшейся от легкого дуновения морского бриза; сквозь прозрачную дымку можно было различить изумрудные поля Маресме, золотые пляжи и синее кроткое море с черными точками рыболовецких судов. Дьявол заговорил:
– Все это будет твоим, если ты, припав к моим ногам…
Но банкир не дал ему закончить; привыкнув к ежедневным торгам на бирже, он нашел сделку очень выгодной и, ничтоже сумняшеся, согласился на ее заключение. Не иначе как финансист был туп, близорук и глух, поскольку не разобрал до конца, что именно предлагал дьявол в обмен на его душу, и вообразил, будто предметом торга была та самая гора, где они стояли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Поколебавшись мгновение, она подошла к стулу и села: на ней была короткая юбка, и, выбери она глубокое кресло, принятая поза могла бы поставить ее в неудобное, если не смешное, положение. В те годы длина платья, доходившая в 1916 году до подъема ноги, стала медленно, но неуклонно, словно улитка по стеблю растения, ползти вверх, пока не добралась до колена и не замерла на этой отметке вплоть до шестидесятых годов. Укоротившиеся юбки вызвали панику в текстильном производстве – становом хребте каталонской промышленности. Однако страхи оказались необоснованными: хотя теперь на пошив платья уходило меньше материи, это с лихвой компенсировалось чрезмерным разнообразием гардероба женщины с тех пор, как она начала принимать активное участие в общественной жизни, работать и заниматься спортом. Мода круто поменялась: другими стали сумки, перчатки, обувь, шляпки, чулки, прически. Уже не носили столько украшений, были решительно изгнаны из обихода веера. Мария положила ногу на ногу, и он не мог не заметить ее шелковых прозрачных чулок и не спросить себя: что означает эта поза?
– Не думайте, – начала Мария Бельталь, – будто я иду по стопам отца и нахожусь с ним в одной упряжке, как иногда говорят о потерявших самостоятельность людях; вовсе нет – мы с ним совершенно разные и поступаем каждый по-своему. Он был здесь, мне это известно, и надо думать, предложил вам свое последнее изобретение. Я пришла лишь затем, чтобы сказать: мой отец – не мошенник, не шарлатан и не чудак, не стоит судить о нем по внешности. Он самоучка, но это отнюдь не умаляет его дарования и не мешает ему быть истинным ученым с фундаментальными знаниями, неутомимым тружеником и просто честным человеком. Его изобретения – не фантазии, основанные на гипертрофированном восприятии действительности. Я понимаю, мои утверждения бездоказательны, и вам трудно поверить в объективность моей оценки, поэтому ко всему, что исходит от меня, вы отнесетесь с известной долей скепсиса и будете абсолютно правы. Откровенно говоря, принимая во внимание положение, в котором очутились мы с отцом, все мои рассуждения нелогичны: наши дела идут хуже некуда; они всегда шли плохо, однако в последнее время стали совсем безнадежными. Нам нечем платить за жилье, еду и вообще не на что жить. Не буду скрывать – я здесь, чтобы молить вас о спасении. Отец стареет, но меня беспокоит не столько его возраст – я могу устроиться на работу и содержать нас обоих, мне уже приходилось это делать, – сколько его душевное состояние. Мне кажется, пришло время, когда у него должен появиться шанс: ему нельзя встречать старость с ощущением бесполезности прожитой жизни. Не смотрите на меня так саркастически, я понимаю – это удел почти всех людей. Вы ведь позволите мне говорить от имени отца, не правда ли? – Она резко поднялась и прошлась по ковру; со своего кресла он видел ее стройные икры, обтянутые шелковыми чулками, на которые падал отсвет полыхавших в камине дров. Наконец она села и продолжила более спокойным тоном, размеренно выговаривая слова: – Я обратилась к вам, потому что вы единственный, кто может вытащить отца из той ямы, в которую он попал уже давно. Говорю вам это не для того, чтобы польстить; в моих словах для вас нет ничего нового, и вы лучше меня знаете о своей способности безбоязненно идти на риск, о чем свидетельствует ваша визитная карточка, данная отцу много лет назад. Тот день врезался мне в память, – она слегка покраснела, – и я навсегда запомнила ваш благородный жест. В сущности, я прошу вас только об одном: пересмотреть ваше решение. Умоляю, не отвергайте с порога предложение отца и подумайте над ним еще раз. Устройте так, чтобы его чертежи и расчеты посмотрели эксперты, посоветуйтесь с нужными, понимающими суть вопроса специалистами и попросите их сделать заключение – вам это ничего не будет стоить, зато вы сможете разобраться, заслуживает ли этот проект вашего внимания.
Она вдруг замолчала и застыла в напряженном ожидании; слышалось только ее тяжелое дыхание. Волнение было вызвано желанием предвосхитить возможную реакцию собеседника: она боялась, что он выгонит ее, но еще больше боялась, что он попытается грубо и бесцеремонно овладеть ею прямо в кабинете. Хорошо понимая всю опрометчивость совершенного ею поступка, она тем не менее пошла на него осознанно. Ее пугала только та уничижительная форма, в которой все могло произойти. Догадываясь о том, что уготовано ей жизненными обстоятельствами, она до сих пор так и не выработала для себя четкой линии поведения и не имела представления, как поведут себя ее чувства, когда придет этот роковой час. Она боролась с собой, пытаясь выкинуть навязчивую идею из головы. Мать бросила их давно, и она не сохранила о ней даже воспоминания, но ее незримый образ постоянно присутствовал в подсознании; вся ее жизнь прошла в обществе двух созданных воображением фантомов. Один из них сейчас пристально на нее смотрел. Она запомнила этот взгляд, когда была еще совсем ребенком; тогда ей было стыдно за свою неуклюжесть, за рваные обноски, за те условия, в которых они жили с отцом. Но несмотря на жгучий стыд, она все-таки обратила внимание на его взгляд. Он думал о том же: «Она запечатлелась в моей памяти как девочка с глазами цвета жженого сахара, а они, оказывается, серые», – удивлялся он.
2
Недавно возникшая легенда гласит: в самом начале ХХ века на землю опять явился дьявол, похитил одного барселонского банкира прямо из кабинета и унес его по воздуху на гору Монжуик; стоял ясный день, и с горы как на ладони была видна вся Барселона: от порта до Кольсе-рольской гряды и от Прата до реки Бесос. К тому времени большая часть тех 13 989 942 квадратных метров, отведенных по Плану Серда под застройку, была уже освоена, и теперь новые районы подходили вплотную к границам соседних деревень (тех самых, чьи жители в старину развлекались, наблюдая за барселонцами, которые, словно муравьи, сновали по улочками маленького города, запертого в каменном мешке под строгим надзором мрачной громады Сьюдаделы); фабричные трубы выбрасывали клубы дыма, и он стлался над городом наподобие тюлевой занавески, колыхавшейся от легкого дуновения морского бриза; сквозь прозрачную дымку можно было различить изумрудные поля Маресме, золотые пляжи и синее кроткое море с черными точками рыболовецких судов. Дьявол заговорил:
– Все это будет твоим, если ты, припав к моим ногам…
Но банкир не дал ему закончить; привыкнув к ежедневным торгам на бирже, он нашел сделку очень выгодной и, ничтоже сумняшеся, согласился на ее заключение. Не иначе как финансист был туп, близорук и глух, поскольку не разобрал до конца, что именно предлагал дьявол в обмен на его душу, и вообразил, будто предметом торга была та самая гора, где они стояли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154