Ее охватила досада и горечь. В каждом письме Анриетта и Жюстина обещали ей, что когда-нибудь ей тоже позволят жить в их привилегированном мире. Мадлен никогда не задумывалась о том, что это означает. Она подозревала, что мать мечтает выдать ее замуж. Как она могла обречь дочь на участь куртизанки?
– А моя мама знает о ваших планах?
Положив собственную совесть на обе лопатки, Анриетта постаралась забыть о ней. Лорд д’Арси мог в любой момент передумать и вернуться. Нельзя допустить, чтобы он застал их во время ссоры.
– Неужели ты считаешь, что мы способны поступить вопреки ее желаниям?
– Вы ничего не объяснили мне, – горько произнесла Мадлен. – По-моему, про маму вы солгали.
Анриетта поджала губы. Она и не предполагала, что ссора зайдет так далеко. Но поскольку Мадлен ухитрилась многое услышать, Анриетте пришлось открыть ей всю правду:
– Раз ты настаиваешь, тебе придется проглотить печальную истину. Ундина жила так же, как я и Жюстина.
Мятежные огоньки вдруг вспыхнули в глазах Мадлен, выражение горечи и обиды исчезло.
– Я не верю вам! – Она повернулась к Жюстине. – А как же мой отец? Мама рассказывала, что она обвенчалась с ним. Церемония состоялась в часовне возле Версаля. Мама была одета в розовый атлас, а мой отец – в синий костюм, расшитый золотом. Они венчались при свечах… – Она робко замерла, увидев, что ее тетка отвела взгляд. Мадлен охватил холод. – Нет, не могу поверить! Вы хотите убедить меня, что мама мне лгала? Что у меня никогда не было отца? Что я?..
– У тебя был отец, дорогая, – мягко прервала Жюстина. – Дворянин из высшего света, обаятельный и богатый. Если бы мы остались во Франции, ты жила бы при дворе и тебя баловали бы, как принцессу.
Мадлен встрепенулась:
– Кем он был? Кем?
Жюстина с сомнением взглянула на Анриетту, а та покачала головой:
– Об этом не следует говорить ей – ради ее же блага.
– Не следует? Или вам просто нечего сказать? – Мадлен враждебно уставилась на Анриетту.
– Ты не имеешь никакого права оскорблять нас! – выпалила Анриетта.
– Разумеется, – саркастически отозвалась Мадлен. – Ведь вы уже объяснили, что моя мать – шлюха, а я – незаконнорожденная!
– Ты ведешь себя бестактно.
– Наверное, вы обманули ее! Мама была младшей из сестер, – напомнила Мадлен и в ответ была награждена презрительным взглядом от Анриетты. – Неужели вы обманули и продали ее – точно так же, как пытались кому-то продать меня?
– Никто никого не обманывал, – с нескрываемым раздражением заявила Анриетта. – Твоя мать охотно смирилась с ролью любовницы, понимая, что таков ее удел. В окружении поклонников она распускалась, словно цветок, тянущийся к солнцу.
– Анриетта, может быть, не стоит… – вмешалась Жюстина.
– Не стоит? – перебила Анриетта. – Говорить правду? Но почему мы должны терпеть оскорбления и рисовать портрет ее драгоценной матери в невинных тонах?
– Как вы можете? – Мадлен боялась расплакаться. – Вы так низко цените себя?
Анриетта сочла, что поведение племянницы переходит все границы, но вполне могла понять ее.
– Если ты подслушивала внимательно, то вспомнишь, что я сказала лорду д’Арси: сегодня вечером он мог только познакомиться с тобой. Всему свое время. Вполне возможно, он еще передумает. – Эта мысль подбодрила ее. – Надеюсь, он все-таки вернется. В таком случае важно любезно принять его.
Мадлен скрестила руки на груди.
– Я не приму его.
– А это не тебе решать. Решение будет принимать лорд д’Арси, и покамест он отверг тебя.
Анриетта не удержалась от обвинения, хотя прекрасно понимала: Мадлен ни в чем не виновата. Если бы Себастьян увидел ее, он бы не сумел уйти. Даже сейчас, в слезах, с лицом, искаженным шоком и обидой, Мадлен превосходила красотой и Жюстину, и саму Анриетту в ее возрасте. Она излучала чувственную элегантность – качество, которое редко встречается и у дам, и у блудниц.
В волнении грудь девушки высоко вздымалась. Если бы только д’Арси вернулся! Увидев Мадлен, он бы потерял рассудок.
– Когда придет лорд д’Арси, – продолжала Анриетта обнадеживать себя, – ты встретишь его вежливо и любезно.
– С какой стати? – Потрясение Мадлен постепенно рассеивалось, уступая место гневу. – Почему бы вам самой не завести еще одного любовника и не оставить меня в покое?
Густой румянец залил алебастровую кожу Анриетты.
– Если бы мы остались в Париже, нам не пришлось бы так унижаться. Во Франции понимают правила подобных альянсов, но англичане слишком провинциальны.
– И скупы, – подхватила Жюстина. – Изысканной даме особенно обидно видеть их скупость.
Мадлен оглядела гостиную, в которой они сидели. Пол устилали восточные ковры. Позолоченная мебель теснилась вдоль стен. Столы были уставлены хрустальными вазами, серебряными блюдами и фарфоровой посудой. Мадлен не заметила убожества, привлекшего внимание д’Арси. Да и сами хозяйки гостиной, увешанные драгоценностями, напомаженные и разодетые, вовсе не показались ей воплощением нищеты.
– Вам следует сократить свои расходы.
– О, мы и так уже сократили их, милочка, – отозвалась Жюстина.
Мадлен уставилась на огромный квадратный изумруд в окружении бриллиантов, красующийся на тонком пальце тетки.
– Надо расстаться с лишней роскошью.
Брови Жюстины изумленно взлетели.
– Надеюсь, ты не предлагаешь мне продать мои драгоценности?
– Нет, – ответила за Мадлен Анриетта. – Мадлен ведет себя опрометчиво, совсем по-детски. Мы ни за что не продадим ни одного украшения! Драгоценности – все, что осталось от нашей былой славы. Они напоминают нам о том, кто мы такие. Без них мы ничто.
Мадлен не знала, как ответить на это искреннее изъявление гордости, чуждой ей самой.
– Но несмотря на всю неблагодарность, ты – женщина из рода Фокан. Ступай спать. К утру одумаешься.
Это надменное заявление взбесило Мадлен.
– А если не одумаюсь?
Анриетта с достоинством выдержала ее взгляд.
– Тогда отправишься в монастырь, так и не повидавшись с матерью. Неужели ты настолько эгоистична, Мадлен?
Оскорбленная до глубины души, Мадлен молча повернулась и вышла из комнаты.
Поднимаясь по лестнице, она с силой колотила кулаком по перилам, чувствуя, как руку пронзает боль. По крайней мере она еще способна что-то ощущать. Мадлен боялась, что гнев отхлынет, оставив ее безжизненной и опустошенной.
– Не понимаю я эту новую моду ограничивать себя во всем, – произнесла Жюстина, как только племянница удалилась. – Это неестественно. Когда-то жизнь ради любви была пределом наших мечтаний…
Утомленная спором, Анриетта устало раскинулась на кушетке.
– Вот увидишь, к утру она одумается.
– Ты уверена? Лично я – нет. Она не из таких. – Жюстина вдруг расплакалась. – О, если бы все было как прежде! Если бы мы оказались дома, во Франции!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100