Да, она была нежна, стройна и тем не менее оставалась существом из плоти и крови, более реальным, чем любая из женщин. Себастьян решил, что до последнего вздоха будет благодарен Мадлен за то, что она выбрала его.
Эта мысль заставила его нахмуриться: откуда она взялась, да еще в такую минуту? Мужланы лгут, соблазнители лукавят, опытные развратники молчат.
Он медленно вошел в нее. Мадлен изогнула спину, и он подхватил ее снизу, рывком проникая внутрь. Услышав ее стон, он мысленно проклял себя за то, что причинил ей боль. Она оказалась невозможно узкой и горячей. Но прежде чем он успел задать вопрос, она вновь изогнула спину, на этот раз коснувшись пятками соломы, и он проник еще глубже.
Он задвигался в привычном ритме, с каждым ударом приподнимая ее все выше, пока наконец ее крики не слились с его стонами в совершенной гармонии, заставляя их забыть обо всем на свете.
Долгое время ни один из них не мог выговорить ни слова. Впрочем, в этом не было необходимости. Он стремился пробыть в ней как можно дольше. О таком счастье он не смел и мечтать.
Наконец он пошевелился и прижался щетинистой щекой к ее чувствительной коже.
– Пожалуй, пора подать второй сигнал, – произнес он, но не шевельнулся.
Мадлен приложила ладонь к его щеке, и он повернулся, чтобы поцеловать ее, втягивая в рот нижнюю губу со страстью, с какой до этого дразнил ее соски. Внезапно он заметил на шее Мадлен круглые красные пятна. Его клеймо. Себастьяна удивила собственная потребность заклеймить ее прикосновениями.
Когда их взгляды наконец встретились, он вдруг впервые за долгие годы усомнился в своем опыте: лицо Мадлен было непроницаемым.
– Тебе хорошо? – нежно спросил он.
Она медленно кивнула и улыбнулась, бережно касаясь его лица, словно опасаясь разбить его.
– Ты когда-нибудь прежде занимался любовью в гондоле воздушного шара?
Лицо Себастьяна посерьезнело, как от боли.
– Никогда. Прежде мне никогда не доводилось любить так, как сейчас.
Кивнув, она благоговейно приложила палец к его губам.
– Я верю тебе.
Испытание воздушного шара прошло успешно. Сам капитан Уикам следил за тем, как из шара выпускают газ и складывают шелковое полотнище. Несмотря на репутацию лорда д’Арси, никто из рабочих не смотрел вслед ему и его спутнице, не шушукался и не пересмеивался, без лишних слов догадавшись, как они провели день в гондоле, став первыми в мире любовниками-воздухоплавателями.
– Как ни прискорбно, война способствует развитию науки, – заметил Себастьян, словно продолжая давний спор. – Необходимость заставила твоих соотечественников возвести ее в ранг искусства.
Мадлен поежилась.
– По-вашему, французы кровожаднее англичан?
Себастьян с силой хлестнул пони вожжами, направляя экипаж к дому.
– Давай рассудим, справедливо ли это утверждение. Знаменитый химик Лавуазье помог и американцам в войне за независимость, и французам во время революции, усовершенствовав процесс производства пороха. А Французская революция отплатила ему, казнив на гильотине по обвинению в спекуляции. – Он иронически улыбнулся. – Впрочем, французы – великодушный народ. Год спустя они раскаялись в содеянном и объявили Лавуазье национальным героем. Я убежден: где бы ни был сейчас Лавуазье, он простил своему народу минутный порыв.
Мадлен фыркнула:
– Не знаю, стоит ли вам верить.
– Должен признаться, другие французские ученые оказались удачливее. – Он перечислил несколько имен и открытий.
– Похоже, вы прекрасно осведомлены о военных достижениях Франции, – подозрительно заметила Мадлен. – Почему они вас интересуют?
Себастьян расцвел в очаровательной улыбке.
– Я ведь тоже ученый.
– И наполовину француз, – не преминула уколоть его Мадлен.
Себастьян искоса взглянул на нее.
– Кто тебе сказал?
– Не помню. Кто-то из прислуги после одного случая упомянул о том, что ваша мать была француженкой.
Мадлен отвернулась, пробудив в Себастьяне любопытство:
– После какого случая?
Мадлен старательно обдумала ответ. После невероятно блаженного дня и любви среди облаков она испытывала такую признательность к Себастьяну, что была почти готова открыть ему правду.
– Ваша прислуга недолюбливает меня, месье, – ведь я француженка. Обо мне ходит немало слухов. Некоторые говорят, что я прибыла в Англию… с коварными замыслами.
От внимания Себастьяна не ускользнула осторожность, с которой Мадлен выбирала слова. Кто-нибудь другой на его месте принял бы ее медлительность за неумение точно выразить мысль по-английски.
– Что же произошло?
– На следующее утро после моего приезда одна из ваших горничных получила известие о том, что ее сын, матрос, погиб при попытке французов прорвать блокаду. Не стесняясь моим присутствием, горничная обвинила в своем горе всех французов без исключения. А месье Хорас был так любезен, что напомнил ей, что ваша мать была француженкой.
Себастьян заподозрил, что Мадлен что-то недоговаривает.
– Почему же мне не сообщили об этом?
Мадлен пожала плечами:
– Ведь это сущий пустяк, месье. – Она опасалась признаться, что чуть не погибла. Горничную, потрясающую кухонным ножом, с трудом удалось обезоружить двум лакеям, но лишь после того, как Мадлен схватила кастрюлю с кипятком и пригрозила ошпарить противницу. Если бы она была беззащитна, вряд ли кто-нибудь вмешался бы прежде, чем пролилась кровь. И все-таки поступок женщины был вызван неподдельным горем. Она нуждалась в работе, а у Себастьяна, узнай он о случившемся, не оставалось бы выбора, кроме как уволить ее в назидание другим слугам, чтобы впредь они не вздумали затевать драки. – Расскажите мне лучше о научных открытиях английских ученых, Себастьян.
– В другой раз. Мы уже дома.
Мадлен подняла голову. Они подъехали к дому Себастьяна быстрее, чем она ожидала. У крыльца стояли лошади. Одна из них, в полной сбруе, явно принадлежала офицеру.
Резко остановив пони, Себастьян пробормотал:
– Похоже, у меня гости. – К своему неудовольствию, он узнал сбрую королевского конногвардейского полка. Очевидно, к нему явились из Уайтхолла. Значит, что-то стряслось.
Он дернул поводья, проехал мимо парадной двери и остановился возле черного хода.
– Миньон, я хочу попросить тебя об одном одолжении. Войди в дом через черный ход, поднимись к себе и жди в комнате, пока я не пришлю за тобой. – Его улыбка была ощутимой, как прикосновение, но Себастьян не дотронулся до Мадлен, зная, что их могут увидеть из любого окна. – Возможно, ждать придется допоздна.
Мадлен кивнула, понимая, что по каким-то причинам Себастьян не желает знакомить ее с гостями.
– Хорошо, я подожду.
Себастьян спустился и произнес громко, явно в расчете на чужие уши:
– В Королевской ассоциации, основанной графом Рамфордом перед отъездом во Францию, читают превосходные лекции по науке и философии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Эта мысль заставила его нахмуриться: откуда она взялась, да еще в такую минуту? Мужланы лгут, соблазнители лукавят, опытные развратники молчат.
Он медленно вошел в нее. Мадлен изогнула спину, и он подхватил ее снизу, рывком проникая внутрь. Услышав ее стон, он мысленно проклял себя за то, что причинил ей боль. Она оказалась невозможно узкой и горячей. Но прежде чем он успел задать вопрос, она вновь изогнула спину, на этот раз коснувшись пятками соломы, и он проник еще глубже.
Он задвигался в привычном ритме, с каждым ударом приподнимая ее все выше, пока наконец ее крики не слились с его стонами в совершенной гармонии, заставляя их забыть обо всем на свете.
Долгое время ни один из них не мог выговорить ни слова. Впрочем, в этом не было необходимости. Он стремился пробыть в ней как можно дольше. О таком счастье он не смел и мечтать.
Наконец он пошевелился и прижался щетинистой щекой к ее чувствительной коже.
– Пожалуй, пора подать второй сигнал, – произнес он, но не шевельнулся.
Мадлен приложила ладонь к его щеке, и он повернулся, чтобы поцеловать ее, втягивая в рот нижнюю губу со страстью, с какой до этого дразнил ее соски. Внезапно он заметил на шее Мадлен круглые красные пятна. Его клеймо. Себастьяна удивила собственная потребность заклеймить ее прикосновениями.
Когда их взгляды наконец встретились, он вдруг впервые за долгие годы усомнился в своем опыте: лицо Мадлен было непроницаемым.
– Тебе хорошо? – нежно спросил он.
Она медленно кивнула и улыбнулась, бережно касаясь его лица, словно опасаясь разбить его.
– Ты когда-нибудь прежде занимался любовью в гондоле воздушного шара?
Лицо Себастьяна посерьезнело, как от боли.
– Никогда. Прежде мне никогда не доводилось любить так, как сейчас.
Кивнув, она благоговейно приложила палец к его губам.
– Я верю тебе.
Испытание воздушного шара прошло успешно. Сам капитан Уикам следил за тем, как из шара выпускают газ и складывают шелковое полотнище. Несмотря на репутацию лорда д’Арси, никто из рабочих не смотрел вслед ему и его спутнице, не шушукался и не пересмеивался, без лишних слов догадавшись, как они провели день в гондоле, став первыми в мире любовниками-воздухоплавателями.
– Как ни прискорбно, война способствует развитию науки, – заметил Себастьян, словно продолжая давний спор. – Необходимость заставила твоих соотечественников возвести ее в ранг искусства.
Мадлен поежилась.
– По-вашему, французы кровожаднее англичан?
Себастьян с силой хлестнул пони вожжами, направляя экипаж к дому.
– Давай рассудим, справедливо ли это утверждение. Знаменитый химик Лавуазье помог и американцам в войне за независимость, и французам во время революции, усовершенствовав процесс производства пороха. А Французская революция отплатила ему, казнив на гильотине по обвинению в спекуляции. – Он иронически улыбнулся. – Впрочем, французы – великодушный народ. Год спустя они раскаялись в содеянном и объявили Лавуазье национальным героем. Я убежден: где бы ни был сейчас Лавуазье, он простил своему народу минутный порыв.
Мадлен фыркнула:
– Не знаю, стоит ли вам верить.
– Должен признаться, другие французские ученые оказались удачливее. – Он перечислил несколько имен и открытий.
– Похоже, вы прекрасно осведомлены о военных достижениях Франции, – подозрительно заметила Мадлен. – Почему они вас интересуют?
Себастьян расцвел в очаровательной улыбке.
– Я ведь тоже ученый.
– И наполовину француз, – не преминула уколоть его Мадлен.
Себастьян искоса взглянул на нее.
– Кто тебе сказал?
– Не помню. Кто-то из прислуги после одного случая упомянул о том, что ваша мать была француженкой.
Мадлен отвернулась, пробудив в Себастьяне любопытство:
– После какого случая?
Мадлен старательно обдумала ответ. После невероятно блаженного дня и любви среди облаков она испытывала такую признательность к Себастьяну, что была почти готова открыть ему правду.
– Ваша прислуга недолюбливает меня, месье, – ведь я француженка. Обо мне ходит немало слухов. Некоторые говорят, что я прибыла в Англию… с коварными замыслами.
От внимания Себастьяна не ускользнула осторожность, с которой Мадлен выбирала слова. Кто-нибудь другой на его месте принял бы ее медлительность за неумение точно выразить мысль по-английски.
– Что же произошло?
– На следующее утро после моего приезда одна из ваших горничных получила известие о том, что ее сын, матрос, погиб при попытке французов прорвать блокаду. Не стесняясь моим присутствием, горничная обвинила в своем горе всех французов без исключения. А месье Хорас был так любезен, что напомнил ей, что ваша мать была француженкой.
Себастьян заподозрил, что Мадлен что-то недоговаривает.
– Почему же мне не сообщили об этом?
Мадлен пожала плечами:
– Ведь это сущий пустяк, месье. – Она опасалась признаться, что чуть не погибла. Горничную, потрясающую кухонным ножом, с трудом удалось обезоружить двум лакеям, но лишь после того, как Мадлен схватила кастрюлю с кипятком и пригрозила ошпарить противницу. Если бы она была беззащитна, вряд ли кто-нибудь вмешался бы прежде, чем пролилась кровь. И все-таки поступок женщины был вызван неподдельным горем. Она нуждалась в работе, а у Себастьяна, узнай он о случившемся, не оставалось бы выбора, кроме как уволить ее в назидание другим слугам, чтобы впредь они не вздумали затевать драки. – Расскажите мне лучше о научных открытиях английских ученых, Себастьян.
– В другой раз. Мы уже дома.
Мадлен подняла голову. Они подъехали к дому Себастьяна быстрее, чем она ожидала. У крыльца стояли лошади. Одна из них, в полной сбруе, явно принадлежала офицеру.
Резко остановив пони, Себастьян пробормотал:
– Похоже, у меня гости. – К своему неудовольствию, он узнал сбрую королевского конногвардейского полка. Очевидно, к нему явились из Уайтхолла. Значит, что-то стряслось.
Он дернул поводья, проехал мимо парадной двери и остановился возле черного хода.
– Миньон, я хочу попросить тебя об одном одолжении. Войди в дом через черный ход, поднимись к себе и жди в комнате, пока я не пришлю за тобой. – Его улыбка была ощутимой, как прикосновение, но Себастьян не дотронулся до Мадлен, зная, что их могут увидеть из любого окна. – Возможно, ждать придется допоздна.
Мадлен кивнула, понимая, что по каким-то причинам Себастьян не желает знакомить ее с гостями.
– Хорошо, я подожду.
Себастьян спустился и произнес громко, явно в расчете на чужие уши:
– В Королевской ассоциации, основанной графом Рамфордом перед отъездом во Францию, читают превосходные лекции по науке и философии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100