Он был готов заплакать от благодарности.
– Ты хороший человек, Лия. Я никогда этого не забуду… У тебя есть право узнать, что эта женщина… одним словом, такие вещи случаются, но это кратковременное увлечение, не любовь.
– Тогда это тем более отвратительно.
Они все еще стояли на пороге ее комнаты. Слово «отвратительно» прозвучало как выстрел и эхом отдалось у него в ушах. Что ж, в ее возрасте естественно видеть это в таком свете; юность не знает компромиссов…
Но в этом ее бескомпромиссном суждении было много верного…
– Больше это не повторится, – пробормотал он.
– Это не мое дело. А теперь мне пора делать уроки.
– Да, занимайся. И спасибо тебе, Лия. Ты хороший человек, – униженно проговорил он.
Он пошел в гостиную и, взяв вечернюю газету, попытался успокоиться, просматривая новости. Но смысл прочитанного не доходил до него. Он осознал, что сидит скрючившись, каждый мускул у него напряжен, лицо искажено какой-то гримасой. Он встал, потянулся, разминая мускулы, помассировал сведенную от напряжения шею.
«Нет, ради этого не стоит рисковать любовью и доверием моей дорогой Хенни», – подумал он. И ведь в глубине души он давно это знал. Он вел себя как обжора или пьяница, которые знают, что губят себя, но не могут остановиться.
Впрочем, некоторые находят в себе силы раз и навсегда отказаться от своих пагубных пристрастий.
Дверь в комнату Лии открылась. Он услышал, как Лия прошла через холл на кухню и открыла холодильник. Услышал звяканье молочной бутылки и жестянки с печеньем. Он относился к ней как к ребенку. Но ее сегодняшняя реакция – сочувствие к Хенни, яростное возмущение его поведением – показала, что Лия вышла из детского возраста. «Ты заставила меня задуматься, Лия, – подумал он, – и за это я благодарен тебе от всего сердца».
Что-то случилось с ним. Он ощутил в себе знакомую решимость. Провел рукой по глазам, словно стирая пелену, искажавшую восприятие им кое-каких собственных поступков. Сейчас он твердо знал, что должен, что хочет сделать, и это знание очистило ему душу.
Он сел за стол и достал лист бумаги. «Дорогая Бернис», написал он и далее в мягких, но решительных выражениях сообщил ей, что между ними все кончено. Подписался и заклеил конверт.
Итак, дело сделано. Он порвал эту связь. Отныне у него не будет никаких романов, да поможет ему Бог.
ГЛАВА 11
17 июня 1912 г.
Дорогие Хенни и Дэн!
Вот уже неделя как мы в деревне. Мне, правда, нужно было бы задержаться на пару дней в Лондоне – я не успел встретиться со всеми нашими клиентами – но наши старые добрые друзья Уоррены и слышать об этом не захотели.
И вот мы с Фредди в «Фезерстоуне» – так называется их имение. Здесь чудесно; все-таки лето, хотя прохладное и дождливое, лучшее время года в Англии.
У нас с Фредди одна комната, так как дом полон гостей. Понаехали кузины и кузены, тети и дяди, один из которых викарий, словно сошедший со страниц произведений Оливера Голдсмита. Еще среди гостей пять или шесть совсем юных мальчиков и девочек (сбился со счета, так они друг на друга похожи) и племянник мистера Уоррена Джеральд, по счастливой случайности ровесник Фредди.
Теперь я со спокойной совестью вернусь в Лондон, оставив у них Фредди. Они пригласили его, видимо, чтобы племяннику не было скучно, но Фредди и сам хочет остаться. Он уже видел Лондон со всеми его чудесами – Тауэр, королевский дворец, «Харродз», смену караула. Говорят, что на знакомство с Римом может уйти три дня или три года, то же самое относится и к Лондону. Фредди пробыл в Лондоне две недели, так что пусть теперь наслаждается жизнью в английской деревне.
По-моему, он очарован Англией. Это, что называется, любовь с первого взгляда. Вчера вечером он сидел на кровати, снимая носки, и вдруг замер с наполовину снятым носком, словно кто его загипнотизировал и проговорил: «Ты не поверишь, но я мог бы остаться здесь навсегда».
Я не удержался от смеха, таким ошеломленным он при этом выглядел, и ответил, что рад за него; это значит, он проникся атмосферой этой страны и если этого не происходит, не стоит и путешествовать.
Конечно, он еще не знаком с неприглядной стороной английской действительности – безработные, бездомные, ютящиеся на скамейках на набережной рядом с Вестминстером, все то, с чем мы, к сожалению, сталкиваемся и у себя дома. Но подобные вещи осознаются уже после того как глаз вдоволь насладится живописными красотами новых мест.
Кстати, о живописных красотах; из окна мне видно стадо овец, которое медленно бредет по дороге под охраной трех собак делового вида. Каждый раз я с удовольствием наблюдаю за тем, как эти умные сторожа наводят порядок в огромном – в сотню голов – стаде. Это сценка из далекого прошлого, такая мирная, ласкающая и глаз, и душу.
Вчера утром мы катались верхом. Фредди, как вы знаете, ни разу не сидел на лошади, поэтому я немного нервничал, хотя они и выбрали ему самую смирную кобылу. Не дай Бог, он застрял бы здесь со сломанной рукой или ногой в самом начале нашего путешествия. Но он был молодцом и вел себя как послушный ученик. Все обошлось без происшествий, так что завтра мы повторим прогулку. А вот и Фредди с Джеральдом, они идут на теннисный корт. Я договорился играть против них в паре с одним из гостей – мужчиной лет шестидесяти, который, однако, играет азартно, как молодой. Он, как и Джеральд, и, как мне кажется, вообще все здешние мужчины, высокий, худощавый и подтянутый.
Здесь я прервусь, так как не хочу заставлять их ждать. Допишу завтра и сразу же отправлю письмо; знаю, вам не терпится услышать 0 вашем дорогом мальчике.
18 июня 1912 г.
…итак, я продолжаю. Сегодня дождь льет как из ведра – типичный английский дождь. Все остались в своих комнатах – спят, читают, пишут письма. Фредди делает записи в своем дневнике, а я дописываю это письмо.
Путешествие творит с Фредди чудеса. Вчера вечером он развлек нас – нет, правильнее будет сказать «очаровал» – своей игрой. Он нисколько не смущался, как это часто бывало с ним дома, и даже произнес маленькую речь: объяснил, что исполнит этюд Эдварда Макдауэлла, который учился у Сезара Франка и т. д. Затем по просьбе одного из гостей он играл Шопена – самая подходящая музыка для летнего вечера в деревне. Я ни разу не слышал, чтобы он играл так блистательно. По-моему, он действительно мог бы стать великим пианистом, и я не понимаю, почему он не хочет посвятить себя музыке. Все замерли, слушая его игру. Они все, старшие особенно, относятся к нему с симпатией; им по душе его скромность, ну и, конечно, его восторженное отношение к Англии. Я рад, что вы отпустили его в эту поездку.
В понедельник я вернусь в Лондон, где мне предстоит несколько деловых встреч, а через несколько дней Фредди присоединится ко мне, и мы отбудем в Париж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135