– Да уж, лучше я сама, если пара шелковых штанишек способна так вогнать тебя в краску! Посмотри-ка на себя!
Вместо этого он посмотрел на нее. На ней был халат, вероятно банный, решил он, но такой, какого ему еще никогда не приходилось видеть, ни на матери, ни на бабушке. Он был нежно-голубого цвета и отделан по вороту и низу такими же голубыми и необычайно красивыми перьями; когда, вставая с колен, она слегка наклонилась вперед, он распахнулся наверху и ее груди тяжело качнулись под шелком.
– На что это ты там уставился, Фредди?
– На то, что на тебе, на эти перья, – смущенно ответил он.
– Это марабу и халат ужасно дорогой. Моя хозяйка отдала его мне, так как кто-то прожег в нем на спине дырку горячим утюгом. Тебе он нравится?
– Очень красивый.
Он неотрывно следил за ней глазами, пока она, быстро двигаясь вокруг него, складывала вещи в ящик. Когда она закончила, он поднял ящик и снова вставил его в комод.
– Что ты собираешься сейчас делать? – спросила она.
– Снова заниматься, наверное.
– А, может, хватит? Ты всю неделю ничего другого и не делал, только занимался.
– Я знаю, но тут уж ничего не поделаешь. Я должен.
– Отдохни несколько минут. Выпей со мной чаю с пирогом. Мне одной ужасно скучно.
– Почему же ты тогда не отправилась вместе с отцом и матерью в театр? У них ведь был для тебя билет.
– Я лучше побуду здесь с тобой.
Он понял, что на этот раз она говорит совершенно искренне, а не поддразнивает его, как обычно. Когда она начала его поддразнивать? Невозможно было ответить на этот вопрос точно; все происходило так постепенно. Одно он знал наверняка: она была сейчас совершенно другой Лией, не той, с которой он вырос.
– Я все приготовлю и принесу на подносе в твою комнату. Так будет намного приятнее, чем на кухне.
Он ждал ее, испытывая необычайное возбуждение. А это когда началось? Ощущал ли он нечто подобное и раньше, или это чувство возникло в нем лишь сейчас, когда она позволила ему увидеть свои груди?
Она с грохотом поставила поднос на стол, взмахом руки отодвинув в сторону книги. Шумная и быстрая во всем, что бы ни делала, она его просто зачаровывала. Это потому, подумал он, что мы с ней абсолютно непохожи друг на друга; хотел бы я быть таким же решительным и уверенным в себе, как она.
Во время еды они почти не разговаривали, она – потому что была голодна, он – потому что в голове у него продолжали вертеться все те же мысли. Когда они закончили, он вдруг совершенно неожиданно для себя тяжело вздохнул.
– В чем дело, Фредди? Почему ты вздыхаешь?
– Иногда со мной бывает такое.
– Почему? Разве ты не счастлив?
– Иногда я чувствую себя счастливым, иногда – нет.
– Но это естественно, не так ли? – она облизала губы, к которым прилипли кусочки глазури, и смахнула с подола крошки. – Невозможно быть счастливым все время. Хотя, если кто и должен им быть, так это ты. У тебя есть все.
– У меня? – переспросил он удивленно.
– Да. Начать с того, что ты красив. Не маши на меня, не маши. Ты красив, и должен знать это. Ты также умен, образован и элегантен. Хотелось бы мне обладать твоей элегантностью, но к сожалению, этого никогда не будет.
Он покачал головой.
– Смешно, но я только что думал о том, что мне хотелось бы походить на тебя.
– Я этому не верю! В чем, ради Бога?
– Ты такая уверенная.
Лия продолжала настаивать на своем:
– У тебя есть родители, дом, который ты по праву можешь назвать своим. Ты что, не понимаешь ценности всего этого?
Фредди не ответил; чувства его были в полном смятении. Напряжение, которое он испытывал, находясь с ней вдвоем в своей собственной комнате, не покидавшее его странное возбуждение, тоска, вызванная какими-то непонятными, смутными желаниями – все это повергло его в совершенное замешательство.
– Я понимаю, – произнес он наконец. И неожиданно для себя добавил: – Не всегда все обстоит действительно так, как нам кажется.
Губы Лии скривились в иронической усмешке.
– Банальное замечание, – проговорил он извиняющимся тоном.
– Я улыбнулась совсем не поэтому. Просто мне вдруг вспомнилось, как однажды твой отец сказал мне почти то же самое. И на мгновение ты выглядел совсем как он.
– Надеюсь, ты не думаешь, ради Бога, что я похож на него?
– Нет, не очень. А что, это было бы ужасно, если бы ты на него походил?
Разговор их явно принимал новое направление. Казалось, каждый из них осторожно, ощупью продвигался вперед, к какому-то своему признанию, стремясь снять с души огромную тяжесть…
Медленно он произнес:
– Я никогда по-настоящему не понимал, что я испытываю по отношению к отцу. Я хотел его любить… но было время, когда я его ненавидел, Лия.
– Почему? Что он тебе сделал?
– Мне ничего. Просто кое-что произошло, чего ребенку не следует знать, только и всего. Я был очень молод… и никому ничего не сказал.
– Думаю, тебе было бы легче, если бы ты с кем-нибудь поделился этим, – проговорила мягко Лия.
Он опустил голову. В мыслях у него вновь был полный сумбур. Внезапно он почувствовал на голове ее руку.
– Я догадываюсь, что это было. Ты увидел его с женщиной… или узнал, что у него кто-то есть.
Вздрогнув, он поднял на нее глаза. В ее обращенном на него взгляде было понимание и сочувствие.
– Я часто спрашивала себя, как много тебе было о нем известно, – сказала она.
Ее рука опустилась на его плечо. Ему казалось, что он чувствует тепло этой руки через толстую ткань; у него не было ни малейшего сомнения, что он может верить ее словам, какими бы они ни были.
– Как-то, года два назад, я ехала в автобусе, и он был там с женщиной. Они… ну, в общем, она целовала его. Это было…
– Продолжай.
– Твоя мать думала, что он на работе или занят какими-то делами. Увидев меня, он испугался до смерти, что я ей все скажу.
– Но ты не сказала.
– Как я могла? Она так ничего и не узнала. И никогда не узнает. Но я могу поклясться, что он этим больше не занимается.
– Как ты можешь быть в этом уверена?
– У нас с ним состоялся после этого долгий разговор. Перед его мысленным взором прошла череда картин.
Его отец целует вульгарного вида женщину с ярко накрашенным лицом; размахивает руками на крыше горящего дома; говорит речь, внушая публике уважение своим темным костюмом и респектабельной внешностью; съеживается от страха перед острым язычком Лии.
– Сам я ничего не видел, только слышал, – внезапно произносит он. – Это было в комнате над лабораторией. Я ничего не видел, но мне и не нужно было ничего видеть. Всю дорогу домой я бежал. Долгое время после этого я не мог на него смотреть.
– Бедный ребенок! – она наклонилась к нему и на него пахнуло запахом лимона. – И все эти годы ты держал это в себе?!
– Кому я мог об этом рассказать?
– Полу, например. Вы же с ним очень близки.
– Для мамы было бы ужасно унизительно, если бы кто-нибудь узнал об этом, даже Пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135