Употребив все свои связи, он позаботился о том, чтобы в немецкой индустрии для Хансена не нашлось приемлемого места. Когда молодому менеджеру поступило предложение от одного из американских концернов и он собрался в Миннесоту, Хаферкамп вздохнул с явным облегчением. Постоянное напоминание должно было рассеяться в бескрайних прериях. Теперь оставался воистину один наследник Баррайсов, даже если ему было 65 лет. Никогда не поздно занять золотое кресло.
– Завоевывай Америку своими идеями… Во Вреденхаузене еще в тысяча триста двадцать седьмом году останавливался ганзейский обоз и варил себе суп на костре из наших дров. С тех пор здесь так заведено: существует господин и его народ. Понимаешь ли ты это, Гельмут?
– Нет! – Хансен посмотрел на Хаферкампа как на абсолютно чужого человека. Он и был ему чужим, сейчас он это твердо осознал. Он не Баррайс. И никогда не был им, хотя его и долго дрессировали. – Я лишь понимаю, что ты изжил себя! Ты стал ископаемым!
– Может быть. – Хаферкамп криво усмехнулся. Он был слишком ленив, чтобы сейчас, расставаясь навсегда, спорить с таким идеалистом, как Хансен. – И почему ты вообще едешь в Америку? Не было бы логичнее отправиться тебе в Москву?
– Может, и так. И из Миннесоты можно полететь в Сибирь. Одно могу сказать, Теодор Хаферкамп: все вы сеете в прогнившую землю. Лицемерие никогда не было хорошим удобрением.
– Заблуждаешься! – Хаферкамп хрипло рассмеялся. Ему было приятно нанести Хансену на прощание этот удар. – Я знаю один институт (никаких имен, дорогой Тео!), который вот уже почти две тысячи лет живет только за счет лицемерия! Баррайсы существуют четыре поколения, так что у нас впереди еще много времени, чтобы устареть.
Окажется ли он прав?
Сегодня белый ангел все еще стоит на могиле, и местные пенсионеры греются вокруг него на солнце.
Лишь в семи метрах от него находится другая могила – запущенная, без имени, обнесенная буковой изгородью. Когда спрашивают, кто здесь похоронен, в ответ пожимают плечами. Лишь несколько стариков знают: это Рената Петерс, няня Боба Баррайса. Да, та сумасшедшая, которая тогда сиганула с эстакады. Ни с того ни с сего. Старая дева – наверное, поэтому. С ними бывает всякое.
Вреденхаузен праздновал рождение двадцатитысячного жителя.
Баррайсовские заводы строили новые гигантские корпуса.
Электронное устройство для целенаведения принесло бешеные доходы.
Теодор Хаферкамп получил за заслуги федеральный крест I степени.
В первый день Рождества он умер, скоропостижно, во время обеда, в середине рассказа о временах своей молодости, когда снег во Вреденхаузене достигал двухметровой высоты… Он опрокинулся со стула, задел при падении салфетку, оказавшуюся на его лице, будто он скрывал свою голову от суда, ожидавшего его.
Через час Матильда Баррайс, последняя представительница династии, мнения которой никто никогда не спрашивал и которая могла только плакать, телеграфировала в Миннесоту:
«Гельмут, возвращайся немедленно…»
И Гельмут Хансен приехал.
Когда он переступил порог баррайсовского замка, он был другим человеком, закаленным суровым воздухом американского бизнеса. Это было видно по нему, и Вреденхаузен вздохнул.
Явился человек-землетрясение…

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101