Скрежеща тормозами, останавливались машины, сползали вбок, зарывались в откос или наезжали, взвизгнув, на заграждения. Фары высветили тело, лежавшее лицом вниз.
«Ее красивые груди, – подумал Боб Баррайс. – Они наверняка лопнули, надо было мне их сначала поцеловать…»
На нетвердых ногах он побежал к машине, бросился на сиденье; не зажигая фар, проехал какой-то отрезок по проселочной дороге, пока огни автобана не исчезли за ним, превратившись в блеклый отсвет в темноте ночного неба. Лишь тогда он включил фары и помчался к шоссе.
На изгибе дороги, у автобусной остановки с желтой тумбой и жестяным ящиком с расписанием, он остановился, сунул сигарету между дрожащих губ и сделал первую глубокую затяжку. Ужасный чувственный зуд прошел, и по мере его стихания к Бобу возвращалась страшная действительность.
Лишь докурив сигарету, он полностью осознал, что совершил. Он высунулся из окна и выплюнул окурок. Его желудок взбунтовался, и его вырвало на землю, а потом, обессиленный, он откинулся на сиденье. Будто желая оторвать голову, Боб дергал себя за волосы, сдавливал ее руками и удивлялся, что она не выжимается, как лимон, и все остается внутри. Теперь, после всего случившегося, ему стало страшно перед собственным «я».
«Куда теперь? – размышлял он. – Только не домой, там могут спросить: „Ты не видел Ренату?“ Этого я не в силах буду вынести». Но здесь, на шоссе, на автобусной остановке, он тоже не может оставаться. Он снова высунул голову из окна. Сирена «скорой помощи» – где-то очень далеко, лишь намек на звук, или это обман чувств? Конечно, на автобане сейчас творится черт знает что. Свидетелей найдется достаточно, они видели висящую на парапете женскую фигуру, и вдруг она полетела вниз. Но того, кто был по другую сторону перил, эту тень в темноте, никто не заметил, не мог заметить… или?.. Разве он не перегибался через парапет, завороженный этим полетом на тот свет, этим почти элегантным падением с распростертыми руками, летящим человеком?
Боб Баррайс закрыл окно, вновь завел двигатель и поехал обратно на шоссе.
В Эссен – вот правильное решение. Конечно, это был единственный верный выход. В постель к Марион Цимбал, заснуть в ее объятьях, утонуть в ее мягком теле и все забыть, вдыхать ее запах свежих апельсинов и быть счастливым. Остров без проблем, без вопросов, без необходимости надевать маску героя, постель – как будто на другой планете.
«О Боже, дьявол и Марион… Как я ненавижу сам себя…»
После часа бешеной езды Боб Баррайс стоял у квартиры в Эссене. Маленькая квартирка с гардинами в цветочек, пушистым ковром и радиолой у окна, на проигрывателе которой всегда лежала одна и та же пластинка: тема Лары из «Доктора Живаго». Марион могла часами слушать ее и мечтать. Она было романтичной барменшей, птичкой, забирающейся в свое гнездо, после того как ее часами пытались ощипать. Она искала тепла, после того как выставляла себя напоказ с полуобнаженной грудью, покачивающимися бедрами и распущенными волосами до пояса, намекающими на порочность, в то время как она была чиста, как Гретхен.
Марион принимала душ, когда Боб вошел в квартиру. Поскольку ключ был только у него, то через несколько минут раздались ликующие возгласы Марион. Она была рада… Действительно существовал человек, который радовался, когда приходил Боб Баррайс. Боб был готов заплакать. Растроганный, он сел на кушетку и откинул голову назад.
– Боб, ты здесь! – крикнула Марион. – Какой сюрприз! Я сейчас.
– Хорошо, детка. – Он закрыл глаза от неимоверной усталости, дрожь все еще не унималась. Нервы были накалены. Он несколько раз глубоко вздохнул, как будто воздух был единственным средством потушить их. И на самом деле он стал спокойнее, ум начал проясняться. Боб осознал, что может снова трезво мыслить.
Марион вышла из душевой обнаженная, вся как будто пронизанная солнцем, с высоко подвязанными волосами и капельками воды на гладкой коже. Ее босые ноги шлепали по полу, и он вспомнил их первую ночь. Тогда Марион тоже вышла обнаженной из душа, и он удивился, что ее вид не вызывает в нем легкого отвращения, которое он всегда подавлял в себе, когда женщины демонстрировали себя перед ним, беззастенчиво, с единственной целью высосать из него все, словно огромные злые пауки с бархатной кожей, отдающие разложением.
– Почему ты не позвонил, дорогой?
Она наклонилась над ним, он поймал руками ее груди, обхватил их, поцеловал ее в губы и начал ласкать холодное после душа тело.
– Ты принимала холодный душ? – он привлек ее к себе, погрузил лицо во впадину ее живота и обвил руками ее бедра. Какой покой, какая защищенность, какой аромат… О, это пьянящее чувство удовлетворенности!
– Я была страшно измотана, дорогой. В два часа я сказала Франку: «Я не могу больше. Пусть Лиля постоит за стойкой, а я пойду домой. Наверное, я заболеваю гриппом». Как будто я предчувствовала…
– Что?
– Что ты вдруг придешь ко мне.
– Я уже давно здесь.
– Обманщик!
– Весь вечер. – Он притянул ее к кушетке, она легла в его объятья, прижалась к нему и блаженно потянулась, когда его рука коснулась ее груди.
– Так ужасно, что ты одет, – прошептала она. – Ты так далеко, когда между нами материя. – Она приподняла голову и посмотрела на него. – Откуда ты приехал?
– Ты должна оказать мне одну услугу, Марион.
– Любую, дорогой.
– Ты меня любишь?
– Так же, как ты меня.
– Это неописуемо. Я потухшая звезда, которая от тебя, от солнца, получает новую жизнь.
– Наоборот, Боб. До знакомства с тобой я не знала, что такое жизнь. Не знала, что такое счастье, любовь, ожидание, страсть, мечты, радость, страх…
– Почему страх?
– Настоящий страх, заставляющий дрожать и сжиматься сердце, страх, что наша любовь умрет.
– Она не может умереть. – Он обхватил ее левую грудь, она заполнила всю его ладонь и начала согреваться. Сосок затвердел и выступил вперед, настоящая антенна чувств. Марион вздохнула и подобрала ноги, ее длинные ляжки блестели, освещенные торшером. В завитках черного бугорка еще переливались капли воды. – Когда ты пришла домой из бара?
– Полчаса назад, наверное.
– Я был уже здесь. Лежал в постели и спал. Раздетый…
– Нет. Я…
– Я лежал в постели, Марион. Если тебя кто-нибудь спросит… Я спал очень крепко, наверняка уже несколько часов…
Она снова подняла голову, грудь в его руке при этом задвигалась:
– Что… что случилось, Боб? Что-то произошло? Кто-то придет и будет меня спрашивать?
– Возможно…
– Скажи, где ты был до этого… – Она попыталась выпрямиться, но Боб удержал ее. Со вздохом она расслабилась. Он гладил ее тело, задержав руку на бугорке. – Откуда ты приехал?
– Случилось что-то ужасное, – сказал он тихим, глухим голосом. – Ты любишь меня, Марион?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101