слышался рокот барабанов, песнопения, топот ног. Дверной проем посветлел: взошла полная луна, и гомон усилился. Луна поднялась выше, залив землю призрачным светом, но сумрак в хижине вновь сгустился. Наконец веселье увяло, и тишина накрыла землю своим покрывалом.
Видение так и не пришло; быть может, придет хоть сон. Доводилось слышать, что шаманы кочевых племен часто истязают себя в надежде на сошествие духов. Ясно одно: с древней ненасильственной гармонией придется расстаться. Подстелив под себя несколько шкур и накрывшись еще одной, Бессмертный уснул.
Звезды скользили по небосводу своей дорогой. Похолодало, на земле заблестела роса. Затихли даже койоты, только река продолжала свой неумолчный лепет. Вода пробиралась под тополями, огибала песчаные плесы и бежала вперед и вперед, словно убегая от заходящей луны.
Но вот восточный горизонт стал понемногу светлеть, гася звезды одну за другой. И в этот час к деревне почти неслышно приблизились всадники. Неподалеку от нее остановились и дальше двинулись пешком.
В общем-то, они намеревались лишь увести топтавшихся у частокола лошадей. Но оставленный за сторожа мальчонка углядел конокрадов и с воплями кинулся к воротам. Он кричал, пока вонзившийся в спину дротик не поверг его на четвереньки. Серый Зайка захлебнулся наполнившей рот кровью, дернулся пару раз и свернулся на земле крохотным комочком.
Рассветную тишину вспорол боевой клич.
— Выходите! — ревел выскочивший на улицу Бегущий Волк. — На нас напали! Спасайте лошадей!
Он первым выбежал за ворота. Соплеменники, похватав подвернувшееся под руку оружие, устремились за ним, многие в чем мать родила. Чужаки набросились на них. Послышались гортанные выкрики, запела тетива луков. Раздались крики раненых, вопивших не столько от боли, сколько от ярости. Бегущий Волк с томагавком в руках вихрем ворвался в гущу врагов и принялся, рыча, разить их направо и налево.
Поселяне численно превосходили чужаков, но их застали врасплох. Вождь паррики выкрикнул команду, призывно подняв над головой копье, и его люди устремились на призыв. Сплоченный отряд расшвырял обороняющихся в стороны и ворвался в распахнутые ворота.
Было уже довольно светло. Женщины, дети и старики врассыпную бросились по домам, будто луговые собачки по норам. Паррики со смехом преследовали их. Бегущему Волку пришлось задержаться, чтобы собрать воедино своих рассеявшихся воинов. Тем временем паррики торопливо мародерствовали, хватая что придется — замешкавшегося ребенка или женщину, кожаные штаны, балахон из шкуры бизона, рубаху с красочным узором из перьев — и снова собирались на улочке, ведущей к воротам.
Один из воинов заглянул в самый маленький домик возле круглой хижины, нашел там трех женщин — молодую красавицу, пожилую матрону и дряблую старуху — и тут же схватил младшую. Та завизжала и попыталась выцарапать ему глаза, но он скрутил ей руки за спиной и погнал вперед, не обращая внимания на наскоки двух старух. Из хижины наперерез выскочил мужчина, вооруженный лишь погремушкой и жезлом. Он затряс ими, но воин лишь оглушительно захохотал и замахнулся томагавком. Шаман отпрянул, а воин, не выпуская добычу, присоединился к своему отряду.
Люди Бегущего Волка запрудили ворота, но тут на них сзади галопом налетели паррики, остававшиеся при лошадях, ведя свободных коней на поводу. Поселяне рассыпались, а мародеры, хватаясь за гривы, одним махом взмывали на конские спины, прихватывая пленников и награбленное добро. Те, кто уже сидел верхом, помогали взобраться на коней раненым. Не были забыты и трупы трех или четырех убитых.
Бегущий Волк рявкал, подбадривая соплеменников. Стрелы у них иссякли, однако в конце концов они сумели сосредоточиться, так что враги предпочли больше не покушаться на их табун, а устремились на запад, увозя добычу. Охваченные ужасом поселяне и не пытались их преследовать.
Взошло солнце. Пролитая кровь ярко засверкала в его лучах. Бессмертный оглядел поле битвы. Опомнившиеся жители деревни уже занялись наведением порядка. Несколько человек уродовали трупы двух оставшихся на поле боя врагов, чтобы их призраки до скончания веков блуждали во тьме. Одновременно они желали вслух попавшим в плен погибнуть в муках. Другие заботились о своих погибших. Три Гусыни оказался среди тех, кто пользовал раненых. Руки его приносили облегчение страданиям, кроткие речи помогали сдерживать крики. Бессмертный принялся помогать ему: ведь всякий шаман — еще и лекарь.
— Отец, — произнес бесполый, — по-моему, важнее, чтобы ты сотворил амулет от новой беды.
— Не знаю, остались ли во мне силы для таких амулетов, — ответил Бессмертный.
Три Гусыни аккуратно вгонял древко стрелы в плечо раненого, пока зазубренный наконечник не вышел с противоположной стороны, где его можно было извлечь без особого вреда. Хлынула кровь, налетели мухи, и Три Гусыни забил рану травой, пробормотав:
— Мне стыдно, что я не был в битве…
— Ты давно уже не юноша, — сказал Бессмертный, — да и не создан ты для битвы, но я… Меня застали врасплох, и я не вспомнил даже, что когда-то знал о бое.
Бегущий Волк бродил неподалеку, ведя счет потерям и убыткам. Слова шамана долетели до его ушей.
— Да никто из нас ничего не знал о бое, — вспылил он. — В другой раз будем умнее.
Три Гусыни прикусил губу. Бессмертный хранил бесстрастие. Чуть позже он вернулся к своим обязанностям. Вместе с учеником, который еще вчера не осмеливался даже стоять с ним рядом, он завершил заупокойные ритуалы, сотворил заклинание о благополучном исцелении ран и сделал приношения духам. Один старик набрался храбрости поинтересоваться, отчего шаман не ищет предзнаменований.
— Грядущее стало чужим для меня, — ответил шаман, повергнув старика в ужас.
Ненадолго заглянув по пути к оставшимся без матери детям Перепелиной Шейки и кое-как утешив их, Бессмертный вновь уединился в священной хижине.
Назавтра хоронили мертвых. Позже люди спляшут в их честь, но сперва все здоровые мужчины собрались на площадке, знававшей более радостные собрания. Так потребовал Бегущий Волк — чтобы встретились не только старейшины, способные спокойно прийти к согласию, а все способные ходить, — и никто не стал ему перечить.
Они собрались перед небольшим холмом на краю обрыва, откуда открывался вид на южный простор, на широкую бурую реку с деревьями по берегам. Дальше в прерии не было ни единого деревца. К востоку от частокола теснились поля, а рядом могильные холмики — и свежие, и почти стертые временем. Под свежим ветром колыхались, переливаясь, травы всех оттенков — от белого до темно-зеленого. По небу мчались облака, отбрасывая на землю резкие тени. С запада надвигались иссиня-черные грозовые тучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
Видение так и не пришло; быть может, придет хоть сон. Доводилось слышать, что шаманы кочевых племен часто истязают себя в надежде на сошествие духов. Ясно одно: с древней ненасильственной гармонией придется расстаться. Подстелив под себя несколько шкур и накрывшись еще одной, Бессмертный уснул.
Звезды скользили по небосводу своей дорогой. Похолодало, на земле заблестела роса. Затихли даже койоты, только река продолжала свой неумолчный лепет. Вода пробиралась под тополями, огибала песчаные плесы и бежала вперед и вперед, словно убегая от заходящей луны.
Но вот восточный горизонт стал понемногу светлеть, гася звезды одну за другой. И в этот час к деревне почти неслышно приблизились всадники. Неподалеку от нее остановились и дальше двинулись пешком.
В общем-то, они намеревались лишь увести топтавшихся у частокола лошадей. Но оставленный за сторожа мальчонка углядел конокрадов и с воплями кинулся к воротам. Он кричал, пока вонзившийся в спину дротик не поверг его на четвереньки. Серый Зайка захлебнулся наполнившей рот кровью, дернулся пару раз и свернулся на земле крохотным комочком.
Рассветную тишину вспорол боевой клич.
— Выходите! — ревел выскочивший на улицу Бегущий Волк. — На нас напали! Спасайте лошадей!
Он первым выбежал за ворота. Соплеменники, похватав подвернувшееся под руку оружие, устремились за ним, многие в чем мать родила. Чужаки набросились на них. Послышались гортанные выкрики, запела тетива луков. Раздались крики раненых, вопивших не столько от боли, сколько от ярости. Бегущий Волк с томагавком в руках вихрем ворвался в гущу врагов и принялся, рыча, разить их направо и налево.
Поселяне численно превосходили чужаков, но их застали врасплох. Вождь паррики выкрикнул команду, призывно подняв над головой копье, и его люди устремились на призыв. Сплоченный отряд расшвырял обороняющихся в стороны и ворвался в распахнутые ворота.
Было уже довольно светло. Женщины, дети и старики врассыпную бросились по домам, будто луговые собачки по норам. Паррики со смехом преследовали их. Бегущему Волку пришлось задержаться, чтобы собрать воедино своих рассеявшихся воинов. Тем временем паррики торопливо мародерствовали, хватая что придется — замешкавшегося ребенка или женщину, кожаные штаны, балахон из шкуры бизона, рубаху с красочным узором из перьев — и снова собирались на улочке, ведущей к воротам.
Один из воинов заглянул в самый маленький домик возле круглой хижины, нашел там трех женщин — молодую красавицу, пожилую матрону и дряблую старуху — и тут же схватил младшую. Та завизжала и попыталась выцарапать ему глаза, но он скрутил ей руки за спиной и погнал вперед, не обращая внимания на наскоки двух старух. Из хижины наперерез выскочил мужчина, вооруженный лишь погремушкой и жезлом. Он затряс ими, но воин лишь оглушительно захохотал и замахнулся томагавком. Шаман отпрянул, а воин, не выпуская добычу, присоединился к своему отряду.
Люди Бегущего Волка запрудили ворота, но тут на них сзади галопом налетели паррики, остававшиеся при лошадях, ведя свободных коней на поводу. Поселяне рассыпались, а мародеры, хватаясь за гривы, одним махом взмывали на конские спины, прихватывая пленников и награбленное добро. Те, кто уже сидел верхом, помогали взобраться на коней раненым. Не были забыты и трупы трех или четырех убитых.
Бегущий Волк рявкал, подбадривая соплеменников. Стрелы у них иссякли, однако в конце концов они сумели сосредоточиться, так что враги предпочли больше не покушаться на их табун, а устремились на запад, увозя добычу. Охваченные ужасом поселяне и не пытались их преследовать.
Взошло солнце. Пролитая кровь ярко засверкала в его лучах. Бессмертный оглядел поле битвы. Опомнившиеся жители деревни уже занялись наведением порядка. Несколько человек уродовали трупы двух оставшихся на поле боя врагов, чтобы их призраки до скончания веков блуждали во тьме. Одновременно они желали вслух попавшим в плен погибнуть в муках. Другие заботились о своих погибших. Три Гусыни оказался среди тех, кто пользовал раненых. Руки его приносили облегчение страданиям, кроткие речи помогали сдерживать крики. Бессмертный принялся помогать ему: ведь всякий шаман — еще и лекарь.
— Отец, — произнес бесполый, — по-моему, важнее, чтобы ты сотворил амулет от новой беды.
— Не знаю, остались ли во мне силы для таких амулетов, — ответил Бессмертный.
Три Гусыни аккуратно вгонял древко стрелы в плечо раненого, пока зазубренный наконечник не вышел с противоположной стороны, где его можно было извлечь без особого вреда. Хлынула кровь, налетели мухи, и Три Гусыни забил рану травой, пробормотав:
— Мне стыдно, что я не был в битве…
— Ты давно уже не юноша, — сказал Бессмертный, — да и не создан ты для битвы, но я… Меня застали врасплох, и я не вспомнил даже, что когда-то знал о бое.
Бегущий Волк бродил неподалеку, ведя счет потерям и убыткам. Слова шамана долетели до его ушей.
— Да никто из нас ничего не знал о бое, — вспылил он. — В другой раз будем умнее.
Три Гусыни прикусил губу. Бессмертный хранил бесстрастие. Чуть позже он вернулся к своим обязанностям. Вместе с учеником, который еще вчера не осмеливался даже стоять с ним рядом, он завершил заупокойные ритуалы, сотворил заклинание о благополучном исцелении ран и сделал приношения духам. Один старик набрался храбрости поинтересоваться, отчего шаман не ищет предзнаменований.
— Грядущее стало чужим для меня, — ответил шаман, повергнув старика в ужас.
Ненадолго заглянув по пути к оставшимся без матери детям Перепелиной Шейки и кое-как утешив их, Бессмертный вновь уединился в священной хижине.
Назавтра хоронили мертвых. Позже люди спляшут в их честь, но сперва все здоровые мужчины собрались на площадке, знававшей более радостные собрания. Так потребовал Бегущий Волк — чтобы встретились не только старейшины, способные спокойно прийти к согласию, а все способные ходить, — и никто не стал ему перечить.
Они собрались перед небольшим холмом на краю обрыва, откуда открывался вид на южный простор, на широкую бурую реку с деревьями по берегам. Дальше в прерии не было ни единого деревца. К востоку от частокола теснились поля, а рядом могильные холмики — и свежие, и почти стертые временем. Под свежим ветром колыхались, переливаясь, травы всех оттенков — от белого до темно-зеленого. По небу мчались облака, отбрасывая на землю резкие тени. С запада надвигались иссиня-черные грозовые тучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186