Мокрая после недавно прошумевшего ливня трава сверкала в лучах солнца, ветер гонял по небу белые облака. На пастбищах нагуливал бока крупный а мелкий рогатый скот — и огромные табуны лошадей.
По дороге, ведущей к центральной усадьбе, катила повозка, Работник, что верхом на низкорослой лошадке осматривал загородки между выгонами, заметил ее, поехал навстречу и сообщил: мистера Паркера дома нет. Кучер, тоже индеец, объяснил, что у пассажира дело не к мистеру Паркеру, а к мистеру Перегрино. Пораженный работник указал дорогу и долго еще смотрел вслед повозке. Желание незнакомца повидаться с названным человеком показалось ему таким же диковинным, как изредка заезжающие сюда авто.
Узкий проселок привел повозку к небольшому щитовому домику, со всех сторон окруженному цветочными клумбами. Позади домика был разбит огород. На крыльце с книжкой в руках сидел человек, одетый в брезентовые рабочие брюки и сандалии. Его черные, как вороново крыло, волосы были заплетены в косы, но все же он был слишком высок и строен, чтобы принадлежать к племени команчей. Заметив приближающуюся повозку, он отложил книгу, соскочил с крыльца и стал спокойно дожидаться ее посреди двора.
Из повозки выбрался белый; по дорогой, изящно скроенной одежде можно было догадаться, что он богат. Какое-то мгновение приезжий и обитатель домика разглядывали друг друга, потом бросились друг другу в объятия.
— Наконец-то, — непослушным от волнения голосом сказал Перегрино. — Bienvenido, amigo*. [Здравствуй, друг (исп.).]
— Извини, что задержался. Так уж получилось, что когда твое письмо пришло в Сан-Франциско, то не застало меня — пришлось по делам уехать на Восток. А когда я вернулся и прочел письмо, то побоялся, что ответная телеграмма может привлечь ненужное внимание. Ты писал мне много лет назад, когда я выслал тебе свой адрес, но даже эта скудная переписка повлекла кривотолки. Так что я сел на первый же попутный поезд и примчался собственной персоной.
— Ничего страшного. Ну, входи же, входи! — Благодаря долгой практике бывший шаман стал говорить по-английски довольно бегло, речь текла легко и плавно. — Если твой возница захочет, то может отправиться в большой дом, там о нем позаботятся. Он мог бы отвезти нас в город, скажем… Послезавтра тебя устроит? Мне надо уладить кое-какие дела, в том числе уложить вещи, которые я хотел бы забрать с собой. Если ты не против, конечно.
— Ни в малейшей степени, Перегрино! Делай, что только в голову взбредет.
Переговорив с кучером, Таррант вытащил из повозки саквояж и в сопровождении хозяина вошел в дом. Четыре опрятные, чистые и солнечные комнаты были обставлены довольно аскетично, если не считать огромного числа книг, граммофона с коллекцией пластинок — в основном классическая музыка, а в спальне был еще и набор культовых предметов.
— Будешь спать здесь, — сказал Перегрино. — А я переночую, завернувшись в одеяла, на заднем дворе. Нет-нет, и не вздумай возражать! Во-первых, ты мой гость. Во-вторых, это напоминает мне прежние деньки. А в-третьих… По правде говоря, я частенько так поступаю.
— Значит, живешь один? — оглядевшись, поинтересовался Таррант.
— Да. Мне казалось нечестным заводить семью и детей, заранее зная, что потом придется изобретать способ улизнуть от них. Тут жизнь совсем не та, что среди свободных племен. А твои дела как?
Таррант сжал губы, потом вытянул их трубочкой.
— Моя последняя жена умерла молодой. В прошлом году. Скоротечная чахотка. Чего мы только ни перепробовали, даже перебрались в пустыню, но… Ну ничего, детей у нас не было, да и жить под нынешним именем скоро станет небезопасно. Так что готовлюсь сменить личину.
Они устроились на деревянных стульях в передней комнате. Над головой Перегрино висела хромолитография, с которой на Тарранта глядело мужское лицо. Приглядевшись, он узнал автопортрет кисти Рубенса. Как ни плоха была репродукция, она передавала тоску, застывшую в глазах обреченного на смерть существа. Таррант достал из саквояжа привезенную с собой, в обход закона, бутылку виски и наполнил стаканы, предложив хозяину еще и гаванскую сигару. Удовольствия остаются удовольствиями, даже низменные.
— А в остальном как? — не унимался Перегрино.
— Да занят очень. Даже не знаю толком, насколько я богат — по банковским и налоговым документам я прохожу под несколькими именами, — но состояние у меня порядочное и с каждым днем растет. Кстати, это к вопросу, почему ты мне нужен — не только ради себя, хоть это в первую голову; я хочу, чтобы ты помог мне решить, на что лучше потратить денежки. Ты-то сам чем жил?
— У меня, в общем, все тихо-мирно. Возделываю свой клочок земли, столярничаю помаленьку, руковожу своей паствой — но только у нас тут вера отцов, так что на бледнолицых проповедников я не похож; а еще преподаю в школе. Мне будет жаль все это бросить. Ну и еще много читаю, пытаюсь познать мир.
— Наверно, ты советник Кванаха?
— Вообще-то да. Но знаешь, я вовсе не кукловод, дергающий за ниточки и управляющий марионеточным туземным царьком. Он всего добился самостоятельно. Это выдающаяся личность, среди белых он был бы… ну, скажем, Линкольном или Наполеоном. Я могу претендовать разве на то, что навел его на кое-какие мысли, а то и просто облегчил его труд. Все, от начала и до конца, его заслуга.
Таррант кивнул, вспоминая, как это было… Союз команчей, киова, чиеннов и арапахо, и Кванах — верховный вождь. Кровавое столкновение в Адоб Уоллс, год последовавших за тем очаговых боев там и тут, охота на людей — и наконец, последние из уцелевших, измученные, изнуренные войной под предводительством Кванаха отправляются в резервации. А еще три года спустя движимый благими побуждениями представитель индейцев организовывает для команчей последнюю охоту. Те отправляются на равнины Техаса под военным конвоем — и не находят ни одного уцелевшего бизона. И все-таки, все-таки…
— А где он сейчас? — осведомился Таррант.
— В Вашингтоне. — Заметив удивленный взгляд гостя, Перегрино пояснил: — Он там бывает довольно часто. Он ведь наш делегат, от всех племен разом. Н-да… С Мак-Кинли вышла скверная история, зато благодаря этому в Белом доме оказался Теодор Рузвельт, а они с Кванахом знакомы, даже дружат.
Некоторое время они курили, сохраняя молчание — не знающим старости редко приходится торопиться. Наконец Перегрино продолжил рассказ:
— Для нас Кванах не просто богатый фермер. Он правитель и судья, вся жизнь общины сосредоточена на нем. Белым не по нраву ни его пейот, ни выводок его жен; но им приходится мириться, ведь он не дает нам скатываться вниз, снимая с их душ тяжкий груз угрызений совести. Хотя степенным его не назовешь — он скорее добродушный весельчак, любит рассказывать анекдоты и изъясняться языком, от которого бросает в краску даже бывалых моряков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
По дороге, ведущей к центральной усадьбе, катила повозка, Работник, что верхом на низкорослой лошадке осматривал загородки между выгонами, заметил ее, поехал навстречу и сообщил: мистера Паркера дома нет. Кучер, тоже индеец, объяснил, что у пассажира дело не к мистеру Паркеру, а к мистеру Перегрино. Пораженный работник указал дорогу и долго еще смотрел вслед повозке. Желание незнакомца повидаться с названным человеком показалось ему таким же диковинным, как изредка заезжающие сюда авто.
Узкий проселок привел повозку к небольшому щитовому домику, со всех сторон окруженному цветочными клумбами. Позади домика был разбит огород. На крыльце с книжкой в руках сидел человек, одетый в брезентовые рабочие брюки и сандалии. Его черные, как вороново крыло, волосы были заплетены в косы, но все же он был слишком высок и строен, чтобы принадлежать к племени команчей. Заметив приближающуюся повозку, он отложил книгу, соскочил с крыльца и стал спокойно дожидаться ее посреди двора.
Из повозки выбрался белый; по дорогой, изящно скроенной одежде можно было догадаться, что он богат. Какое-то мгновение приезжий и обитатель домика разглядывали друг друга, потом бросились друг другу в объятия.
— Наконец-то, — непослушным от волнения голосом сказал Перегрино. — Bienvenido, amigo*. [Здравствуй, друг (исп.).]
— Извини, что задержался. Так уж получилось, что когда твое письмо пришло в Сан-Франциско, то не застало меня — пришлось по делам уехать на Восток. А когда я вернулся и прочел письмо, то побоялся, что ответная телеграмма может привлечь ненужное внимание. Ты писал мне много лет назад, когда я выслал тебе свой адрес, но даже эта скудная переписка повлекла кривотолки. Так что я сел на первый же попутный поезд и примчался собственной персоной.
— Ничего страшного. Ну, входи же, входи! — Благодаря долгой практике бывший шаман стал говорить по-английски довольно бегло, речь текла легко и плавно. — Если твой возница захочет, то может отправиться в большой дом, там о нем позаботятся. Он мог бы отвезти нас в город, скажем… Послезавтра тебя устроит? Мне надо уладить кое-какие дела, в том числе уложить вещи, которые я хотел бы забрать с собой. Если ты не против, конечно.
— Ни в малейшей степени, Перегрино! Делай, что только в голову взбредет.
Переговорив с кучером, Таррант вытащил из повозки саквояж и в сопровождении хозяина вошел в дом. Четыре опрятные, чистые и солнечные комнаты были обставлены довольно аскетично, если не считать огромного числа книг, граммофона с коллекцией пластинок — в основном классическая музыка, а в спальне был еще и набор культовых предметов.
— Будешь спать здесь, — сказал Перегрино. — А я переночую, завернувшись в одеяла, на заднем дворе. Нет-нет, и не вздумай возражать! Во-первых, ты мой гость. Во-вторых, это напоминает мне прежние деньки. А в-третьих… По правде говоря, я частенько так поступаю.
— Значит, живешь один? — оглядевшись, поинтересовался Таррант.
— Да. Мне казалось нечестным заводить семью и детей, заранее зная, что потом придется изобретать способ улизнуть от них. Тут жизнь совсем не та, что среди свободных племен. А твои дела как?
Таррант сжал губы, потом вытянул их трубочкой.
— Моя последняя жена умерла молодой. В прошлом году. Скоротечная чахотка. Чего мы только ни перепробовали, даже перебрались в пустыню, но… Ну ничего, детей у нас не было, да и жить под нынешним именем скоро станет небезопасно. Так что готовлюсь сменить личину.
Они устроились на деревянных стульях в передней комнате. Над головой Перегрино висела хромолитография, с которой на Тарранта глядело мужское лицо. Приглядевшись, он узнал автопортрет кисти Рубенса. Как ни плоха была репродукция, она передавала тоску, застывшую в глазах обреченного на смерть существа. Таррант достал из саквояжа привезенную с собой, в обход закона, бутылку виски и наполнил стаканы, предложив хозяину еще и гаванскую сигару. Удовольствия остаются удовольствиями, даже низменные.
— А в остальном как? — не унимался Перегрино.
— Да занят очень. Даже не знаю толком, насколько я богат — по банковским и налоговым документам я прохожу под несколькими именами, — но состояние у меня порядочное и с каждым днем растет. Кстати, это к вопросу, почему ты мне нужен — не только ради себя, хоть это в первую голову; я хочу, чтобы ты помог мне решить, на что лучше потратить денежки. Ты-то сам чем жил?
— У меня, в общем, все тихо-мирно. Возделываю свой клочок земли, столярничаю помаленьку, руковожу своей паствой — но только у нас тут вера отцов, так что на бледнолицых проповедников я не похож; а еще преподаю в школе. Мне будет жаль все это бросить. Ну и еще много читаю, пытаюсь познать мир.
— Наверно, ты советник Кванаха?
— Вообще-то да. Но знаешь, я вовсе не кукловод, дергающий за ниточки и управляющий марионеточным туземным царьком. Он всего добился самостоятельно. Это выдающаяся личность, среди белых он был бы… ну, скажем, Линкольном или Наполеоном. Я могу претендовать разве на то, что навел его на кое-какие мысли, а то и просто облегчил его труд. Все, от начала и до конца, его заслуга.
Таррант кивнул, вспоминая, как это было… Союз команчей, киова, чиеннов и арапахо, и Кванах — верховный вождь. Кровавое столкновение в Адоб Уоллс, год последовавших за тем очаговых боев там и тут, охота на людей — и наконец, последние из уцелевших, измученные, изнуренные войной под предводительством Кванаха отправляются в резервации. А еще три года спустя движимый благими побуждениями представитель индейцев организовывает для команчей последнюю охоту. Те отправляются на равнины Техаса под военным конвоем — и не находят ни одного уцелевшего бизона. И все-таки, все-таки…
— А где он сейчас? — осведомился Таррант.
— В Вашингтоне. — Заметив удивленный взгляд гостя, Перегрино пояснил: — Он там бывает довольно часто. Он ведь наш делегат, от всех племен разом. Н-да… С Мак-Кинли вышла скверная история, зато благодаря этому в Белом доме оказался Теодор Рузвельт, а они с Кванахом знакомы, даже дружат.
Некоторое время они курили, сохраняя молчание — не знающим старости редко приходится торопиться. Наконец Перегрино продолжил рассказ:
— Для нас Кванах не просто богатый фермер. Он правитель и судья, вся жизнь общины сосредоточена на нем. Белым не по нраву ни его пейот, ни выводок его жен; но им приходится мириться, ведь он не дает нам скатываться вниз, снимая с их душ тяжкий груз угрызений совести. Хотя степенным его не назовешь — он скорее добродушный весельчак, любит рассказывать анекдоты и изъясняться языком, от которого бросает в краску даже бывалых моряков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186