Он просто не мог заставить себя опуститься и
попусту тратить время на ремесленную мазню кабацких и
гостиничных вывесок. И живя тем, что подаст бог, он писал все
новые и новые шедевры. Писал, твердо веря в то, что в свое
время они еще обессмертят его имя.
А пока, стоя у обочины, он заискивающе вглядывался в
струящиеся в суетном потоке глаза прохожих, надеясь заметить в
них хотя бы мельчайшую искорку интереса. Солнце теперь висело
прямо над головой, а спешащая на базар толпа все так же
равнодушно текла мимо его вернисажа. Голод уже разорвал своими
когтистыми лапами все внутренности, и Художник, даже устав
сплевывать заливающую рот слюну, начал медленно сходить с ума.
Проплывающий мимо калейдоскоп торопливых фигур торговцев как-то
само собой сменился мешками свежайшего хлеба и фруктов, кусками
нежнейшего мяса и сыра, вместительными бутылками прекраснейших
вин и молока. Не выдержав этого соблазнительного зрелища
Художник торопливо схватил первую подвернувшуюся картину и
ринулся с ней в толпу.
- Возьмите! Возьмите картину! За хлеб возьмите! За сыр,
за сыр отдам! Возьмите, любую возьмите, только поесть, поесть
что-нибудь дайте!
Он метался среди насмехающихся над ним торговцами до тех
пор, пока один из них грубо (- Да уйди ты отсюда!) не оттолкнул
его прочь в придорожную пыль. Художник упал, опрокинув с
десяток своих картин, а толпа сгрудилась вок-руг зло хохоча над
тем, как неуклюже он пытается поднять сразу несколько упавших
полотен. Этот смех был как последний приговор для Художника, и
душа неестественно съежилась, сжалась, безвольно поникнув. Но
тут самодовольный, сытый смех толпы как-то странно сменил свой
тембр, окрасившись злобой и истеричностью. Художник затравленно
обернулся.
Между ним и заходящейся в мерзком раже толпой стоял ужасно
уродливый и какой-то весь скрюченный карла. Он был настолько
безобразен, что, не будь на его камзоле охранного королевского
значка, толпа позабавилась бы с ним совсем иначе. А так, она
лишь обрушивала на него град насмешек и оскорблений, вдоволь
куражась над убогим. А тот, не обращая на это никакого
внимания, запрокинув голову, пристально смотрел прямо в глаза
Художника. И так был мудр и внимателен этот взгляд, проникающий
в самую душу, что Художник даже отшатнулся и закрылся рукой. И,
одновременно радуясь, тому что толпа сменила свою мишень, он
тоже засмеялся тыча в карлу пальцем.
А тот, вызвав новый взрыв хохота, грустно улыбнулся и
достав из дорожной сумы большой каравай хлеба разломил его
пополам. Смех замер, примерз к горлу Художника, и он ошалело
смотрел на здоровенный шмат хлеба протянутый ему сморщенной,
узловатой рукой.
А когда Художник молниеносным броском схватил эту краюху и
судорожно впился в нее зубами, карла развернулся и быстро пошел
прочь. Подальше от этой безумной какофонии красок окружавшей
Художника, от радостно гогочущей толпы, подальше от этого злого
и жестокого мира. Домой, скорее домой!
55. Родник
Ксюше или Девочке, которая не любила ...писать письма ...
Это поистине было чудом, - самый настоящий Родник с
прохладной, ломящей зубы, свежайшей водой посреди бескрайней
жестокой пустыни. Палящий, немилосердный и нескончаемый
солнечный дождь выжег все своими яркими каплями, превратив эту
пустыню в край смерти и безмолвия. И лишь в одном месте этот
жестокий зной оказался бессилен перед крохотным Родничком, без
устали питающим свой скромный оазис живительной влагой. Самые
страшные и долгие засухи ничего не могли с ним поделать, и, в
конце-концов, пустыня сдалась, уступив Роднику маленький
пятачок зелени. И Родничок день за днем исправно наполнял свое
небольшое озерцо и с нетерпением ждал прихода настоящего,
живого Дождя. Дождь очень редко заглядывал в пустыню, а потому
Родничок очень хорошо научился ценить эти визиты, и, стоило
упасть на песок всего лишь нескольким его каплям, как Родничок
сразу же присовокуплял их к своим многочисленным подземным
запасам. Раз в несколько лет Дождь обязательно всерьез
наведывался к Роднику и основательно пополнял его кладовые
принесенной влагой. Так и текла размеренная жизнь Родника: от
Дождя до Дождя - в непрерывной, ставшей уже привычной, а от
того практически незаметной борьбе за жизнь, пусть и в таком
крохотном оазисе. Несколько самых настоящих деревьев, густой
кустарник и удивительно зеленая трава составляли главное
богатство и радость Родничка.
Но однажды в его размеренную жизнь вторглись люди, которые
шли через Пустыню большим караваном. Они впервые были в
Пустыне, а потому, конечно же, совсем не знали ее законов.
Запасы воды у них давно кончились, и если бы не Родник, им
пришлось бы навеки остаться в этой проклятой Пустыне. Но к
счастью, Родник вовремя заметил этих бедолаг и вывел на
поверхность прямо на пути каравана один из своих подземных
ручьев. И тогда-то он впервые познал людскую благодарность.
Родник видел, как плакали от радости женщины, поя измученных
детей, как улыбались суровые мужчины, доверху наполняя походные
фляги родниковой водой. Ему пришлось хорошо потрудиться, отдав
людям немалую часть своих запасов, но он нисколько не жалел об
этом.
С тех пор Родник сам стал искать в Пустыне караваны и
дарить им свою драгоценную влагу, - а в Пустыне это
равносильно тому, что подарить жизнь. Его запасы таяли, но он,
не дожидаясь прихода Дождя, сам наполнял их, проникая все
глубже и глубже под землю и высасывая оттуда живительную влагу.
А потом подоспел и Дождь, досыта напоивший Родничок и
подаривший ему новые силы. И Родник без устали помогал всем
нуждающимся. Какое это было блаженство - видеть отражающиеся в
воде иссушенные зноем глаза, в которых опять появляется живой
дерзкий блеск и надежда. Сотни путников припадали к нему,
посылали самые жаркие молитвы Богам в благодарность за
дарованную воду.
Шли годы... Посреди слепящего зноя Пустыни Родник все так
же исправно поил людей свежей водой, только вот люди стали
другими. Нет, они все так же ценили живительную прохладную
влагу Родника и даже помогали ему, одев каждый из колодцев в
крепкую каменную одежду и закрыв от палящего солнца. Правда,
это лишило Родник возможности видеть глаза спасенных людей,
зато он мог прекрасно слышать, как они восхваляли необычайный
вкус его воды. Они говорили, что одного глотка этой волшебной
влаги хватит, чтобы забыть о многодневных переходах, оставшихся
за спиной, и вновь отправиться в путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
попусту тратить время на ремесленную мазню кабацких и
гостиничных вывесок. И живя тем, что подаст бог, он писал все
новые и новые шедевры. Писал, твердо веря в то, что в свое
время они еще обессмертят его имя.
А пока, стоя у обочины, он заискивающе вглядывался в
струящиеся в суетном потоке глаза прохожих, надеясь заметить в
них хотя бы мельчайшую искорку интереса. Солнце теперь висело
прямо над головой, а спешащая на базар толпа все так же
равнодушно текла мимо его вернисажа. Голод уже разорвал своими
когтистыми лапами все внутренности, и Художник, даже устав
сплевывать заливающую рот слюну, начал медленно сходить с ума.
Проплывающий мимо калейдоскоп торопливых фигур торговцев как-то
само собой сменился мешками свежайшего хлеба и фруктов, кусками
нежнейшего мяса и сыра, вместительными бутылками прекраснейших
вин и молока. Не выдержав этого соблазнительного зрелища
Художник торопливо схватил первую подвернувшуюся картину и
ринулся с ней в толпу.
- Возьмите! Возьмите картину! За хлеб возьмите! За сыр,
за сыр отдам! Возьмите, любую возьмите, только поесть, поесть
что-нибудь дайте!
Он метался среди насмехающихся над ним торговцами до тех
пор, пока один из них грубо (- Да уйди ты отсюда!) не оттолкнул
его прочь в придорожную пыль. Художник упал, опрокинув с
десяток своих картин, а толпа сгрудилась вок-руг зло хохоча над
тем, как неуклюже он пытается поднять сразу несколько упавших
полотен. Этот смех был как последний приговор для Художника, и
душа неестественно съежилась, сжалась, безвольно поникнув. Но
тут самодовольный, сытый смех толпы как-то странно сменил свой
тембр, окрасившись злобой и истеричностью. Художник затравленно
обернулся.
Между ним и заходящейся в мерзком раже толпой стоял ужасно
уродливый и какой-то весь скрюченный карла. Он был настолько
безобразен, что, не будь на его камзоле охранного королевского
значка, толпа позабавилась бы с ним совсем иначе. А так, она
лишь обрушивала на него град насмешек и оскорблений, вдоволь
куражась над убогим. А тот, не обращая на это никакого
внимания, запрокинув голову, пристально смотрел прямо в глаза
Художника. И так был мудр и внимателен этот взгляд, проникающий
в самую душу, что Художник даже отшатнулся и закрылся рукой. И,
одновременно радуясь, тому что толпа сменила свою мишень, он
тоже засмеялся тыча в карлу пальцем.
А тот, вызвав новый взрыв хохота, грустно улыбнулся и
достав из дорожной сумы большой каравай хлеба разломил его
пополам. Смех замер, примерз к горлу Художника, и он ошалело
смотрел на здоровенный шмат хлеба протянутый ему сморщенной,
узловатой рукой.
А когда Художник молниеносным броском схватил эту краюху и
судорожно впился в нее зубами, карла развернулся и быстро пошел
прочь. Подальше от этой безумной какофонии красок окружавшей
Художника, от радостно гогочущей толпы, подальше от этого злого
и жестокого мира. Домой, скорее домой!
55. Родник
Ксюше или Девочке, которая не любила ...писать письма ...
Это поистине было чудом, - самый настоящий Родник с
прохладной, ломящей зубы, свежайшей водой посреди бескрайней
жестокой пустыни. Палящий, немилосердный и нескончаемый
солнечный дождь выжег все своими яркими каплями, превратив эту
пустыню в край смерти и безмолвия. И лишь в одном месте этот
жестокий зной оказался бессилен перед крохотным Родничком, без
устали питающим свой скромный оазис живительной влагой. Самые
страшные и долгие засухи ничего не могли с ним поделать, и, в
конце-концов, пустыня сдалась, уступив Роднику маленький
пятачок зелени. И Родничок день за днем исправно наполнял свое
небольшое озерцо и с нетерпением ждал прихода настоящего,
живого Дождя. Дождь очень редко заглядывал в пустыню, а потому
Родничок очень хорошо научился ценить эти визиты, и, стоило
упасть на песок всего лишь нескольким его каплям, как Родничок
сразу же присовокуплял их к своим многочисленным подземным
запасам. Раз в несколько лет Дождь обязательно всерьез
наведывался к Роднику и основательно пополнял его кладовые
принесенной влагой. Так и текла размеренная жизнь Родника: от
Дождя до Дождя - в непрерывной, ставшей уже привычной, а от
того практически незаметной борьбе за жизнь, пусть и в таком
крохотном оазисе. Несколько самых настоящих деревьев, густой
кустарник и удивительно зеленая трава составляли главное
богатство и радость Родничка.
Но однажды в его размеренную жизнь вторглись люди, которые
шли через Пустыню большим караваном. Они впервые были в
Пустыне, а потому, конечно же, совсем не знали ее законов.
Запасы воды у них давно кончились, и если бы не Родник, им
пришлось бы навеки остаться в этой проклятой Пустыне. Но к
счастью, Родник вовремя заметил этих бедолаг и вывел на
поверхность прямо на пути каравана один из своих подземных
ручьев. И тогда-то он впервые познал людскую благодарность.
Родник видел, как плакали от радости женщины, поя измученных
детей, как улыбались суровые мужчины, доверху наполняя походные
фляги родниковой водой. Ему пришлось хорошо потрудиться, отдав
людям немалую часть своих запасов, но он нисколько не жалел об
этом.
С тех пор Родник сам стал искать в Пустыне караваны и
дарить им свою драгоценную влагу, - а в Пустыне это
равносильно тому, что подарить жизнь. Его запасы таяли, но он,
не дожидаясь прихода Дождя, сам наполнял их, проникая все
глубже и глубже под землю и высасывая оттуда живительную влагу.
А потом подоспел и Дождь, досыта напоивший Родничок и
подаривший ему новые силы. И Родник без устали помогал всем
нуждающимся. Какое это было блаженство - видеть отражающиеся в
воде иссушенные зноем глаза, в которых опять появляется живой
дерзкий блеск и надежда. Сотни путников припадали к нему,
посылали самые жаркие молитвы Богам в благодарность за
дарованную воду.
Шли годы... Посреди слепящего зноя Пустыни Родник все так
же исправно поил людей свежей водой, только вот люди стали
другими. Нет, они все так же ценили живительную прохладную
влагу Родника и даже помогали ему, одев каждый из колодцев в
крепкую каменную одежду и закрыв от палящего солнца. Правда,
это лишило Родник возможности видеть глаза спасенных людей,
зато он мог прекрасно слышать, как они восхваляли необычайный
вкус его воды. Они говорили, что одного глотка этой волшебной
влаги хватит, чтобы забыть о многодневных переходах, оставшихся
за спиной, и вновь отправиться в путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74