- Ну что, Веефомит, покоя разум просит?
Вот тогда то я не выдержал. Говорят, что я кричал, чтобы шли вон, что я тоже человек, что хватит ползать и гнидовать, что если голову прокусишь, то все равно истину не познаешь, если и крови до отвала напьешься. Тяжко признавать, но, говорят, что я плакал и повторял: "Бог был плох, взял и сдох". Зинаида хохотала и, показывая на меня, провозгласила: "Вот такие разве могут оценить талантливую женщину. И это мущ-щи-на!" После чего я, совершенно потеряв контроль...
Впрочем, об этом не стоит. Я так думаю, что на мне в 1997 году закончилось безумие у мужчин из-за истины, которую постигала женщина. Сегодня такого уже никогда не случится.
Потом я долго спал, а когда проснулся, Зинаида попросила меня временно не являться на чтение романа. "Вы переутомились", - сказала она, и я кивнул.
Я оказался в тупике. Смех Зинаиды меня теперь не преследовал, я перешагнул камень. Но куда идти? Бенедиктыч не вылазил из мастерской. Лицо москвички покрыл туман. Я остался один. У меня не было веры, победная поступь разума казалось лишенной смысла. Кто бы мог подумать, что в тридцать восемь лет человек встанет посреди дороги, отвергнет свое призвание, оглянется назад, посмотрит вперед и увидит одну жалкую истину: пора уходить из этого мира. Смело смотря ей в глаза, я не мог не понимать, что для меня, такого, какой я жил, эта истина единственная. У меня, словно в мозгах случился, и после вихрей и сожжений там осталась пустота, я познал: жизнь не стоит жизни. Я был пуст. Мое кредо теперь и пугало меня и, вот странность, изумляло и приводило в восторг своей парадоксальностью: человеку дана жизнь, чтобы он понял, что она ему не нужна. Или даже так: человек ищет, чтобы ничего не найти. Или: ценности для обесценивания. Или же: страдать, чтобы познать, что твои страдания порождают новые муки. И все остальные парадоксы в этом же срезе. Суть одна - бесконечный фарс.
Я питался в своей новой комнате, варил макароны, посыпал их сыром, ел и плакал, вспоминая, как здорово их когда-то готовила москвичка. Тупо смотрел в стену, ходил на службу, где рассказывал студентам про оптимистов и пессимистов, где дарил зачёты, как скорлупу от семечек, заходил к Бенедиктычу, смотрел на счастливую Леночку, говорил с Копилиным об Америке, сидел в кресле и видел себя Копилиным, припоминал по просьбе Бенедиктыча всякую чепуху, что могу доставить удовольствие этому неутомимому чудаку, который, узнай мою парадоксальную истину, воспринял бы её как нечто умозрительно-философское, поставил бы её в ряд других, не пропитавшись истинным соком её гибельного смысла. А я пропитался и никого не хотел звать за собой, я молчал и день за днём сидел дома, энергия покидала моё тело, я худел, бледнел, синел, сделался вял и апатичен. Я кончился, и чтобы не быть обузой обществу (кому приятно созерцать мои истерики) решил больше не тянуть, покончить с жизнью. В 1997 году эта, теперь полностью устаревшая форма решения тупиковых жизненных проблем ещё имела место в трёх-четырёх умах, к сожалению.
Я выкурил в последний раз трубку, размазал по дну сидячей ванны семь тюбиков быстросохнущего прочнейшего клея, застегнулся на все пуговицы, лёг, вспомнил Леночку, Кузьму и москвичку, подождал, когда одежда приклеится, и когда всё сложилось как нельзя лучше, открыл кран и отбросил вентиль к двери. Но мои опасения о бунте инстинкта жизни оказались напрасными. Я всего один раз пошевелился и то потому лишь, что вода защекотала мне нежное местечко под подбородком. А так всё обошлось мужественно и без особых мучений. Сначала было больно, а потом - вполне терпимо.
* * *
- Пошли мнения, что в книге "Ожидание" не достаёт демонизма (опечатка, правильно: динамизма). - Счастливые финалы отменяет верховная интуиция. Словописец. - Тем, кто очень болезненно реагирует на комариные укусы, рекомендуются компрессы из тёртой сырой картошки. - Умосмешение (кровосмешение). - Ангел пролетел. - Открыто заведение, где можно побыть наедине с большим самородком золота, куском платины, посидеть в дорогих вещах и загримироваться под кого угодно. - Слово лечит и калечит.
Голубое.
Когда он пришёл, я уже плохо видел. На этот раз его облик узнаваемо выплыл из белой мутности, и я испугался.
- Ты?! Ах, это все-таки ты! - Задыхаясь, крикнул я. - Разве я тебя ждал! Разве ты - это он!
- Господь с тобой, - отвечал он, прикрывая одеялом мои дрожащие ноги, - кого тебе ждать, если не меня.
- Ты - он?! - хохотал я. - Ты, который лишил меня веры, любви, счастья, превративший мои пустые руки в крысиные лапки. Ты, который тыкал меня носом в мои мерзости? Уходи, или я тебя ударю.
- У тебя не хватит сил.
Я поднял руку, и она тут же бессильно упала, но я весь дрожал от ярости и ненависти к нему.
- Ты отнимаешь надежду, ты дразнишь призрачными обещаниями, ты рушишь! - хрипел я. - Ты ищешь одни гнойники и тычешь в них своим праведным пальцем. У меня есть светлое, да, оно было, но ты топтал его! Любой мой шаг тобой высмеян. Ты мне мешаешь, уйди, я не хочу тебя знать!
Наверное, я почти плакал. Мне виделось, как со стороны я похожу на прижатую кочергой пищащую в истерике крысу, но я продолжал, переступая все пределы:
- Это ты сделал меня одиноким и больным. Любуйся же с вершин своей победы. Тебе нужно было доказывать, что ты прав, что это ты талантливее и весь исключение. Ну и что! Это из-за тебя я остался без ничего! У меня была надежда на него, а пришёл ты, добивать то, что от меня осталось. Ну, соси же кровь из мертвеца, пей её!
Он маячил у меня перед глазами, и я уже не разбирал, кто это - тот, кого я знал, кто причинил мне вечное горе, оставив без надежд на человеческое счастье, лишивший покоя, чей путь всегда скрещивался с моим и чьё мироощущение требовало от меня сегодняшнего бессилия, или тот, кого я действительно ждал, кто мог бы излечить меня одним лишь взглядом. Я уже ничего не видел, когда спросил:
- Кто ты? Неужели я так и умру, уйду во мрак, а здесь все будет по-старому?
Он сказал:
- Молчи.
- Вся эта жизнь - какая-то насмешка надо мной, - бессильно шептал я в темноту, - неужели я должен вот так исторически жить изо дня в день среди всех, улучшать и создавать в бесконечность, оставаясь элементом вселенной? И это всё? Для чего, ради тебя, да!
Он говорил:
- Ты меня ждал, я знаю.
- Тогда скажи, во что мне верить?
И он отвечал:
- Верь в меня и помолчи пока.
Но меня несло, и я тихо рассказывал, какую сотворил себе месть, как изнурил плоть и не нашёл веру. Я не хотел смотреть и не открывал глаз. Я спрашивал, как там крыса. Он отвечал, что с ней всё в норме, он шутил, что мне просто нужно было заводить кошку.
- Ты знаешь, за что я тебя ненавижу? - спросил я.
Он промолчал. Наверное, не хотел этого знать. Но я говорил ему, что это он превратил мою душу в отвалы, где уже ничего не произрастёт, кроме злобы к самому себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103