А когда проект реконструкции был поддержан сверху, и начальника лагеря премировали, Кузьма Бенедиктович пил с ним в кабинете чай и говорил, посасывая трубку: "Нет, гражданин начальник, сюда я больше не ходок, как бы ни скучал по вам и вашим подопечным." "Молодца! - благодарил майор. - Теперь называй меня, дорогой Кузьма Бенедиктович, товарищем. А за твой дешевый проект ты получишь характеристику, по которой в любом месте сходу устроишься. С таким талантом просто жаль расставаться, молодца!" И растроганный начальник, пустив слезу, облобызал Кузьму Бенедиктовича. Он ещё долго ставил его в пример своему коллективу и сдержал слово, характеристика помогла, и покинув лагерь, заработав в тайге кое-что, Кузьма Бенедиктович прибыл в Москву, а потом оказался в Калуге.
* * *
В воскресенье вечером по восточной ветке Валерий Веефомит возвращался домой на электричке. Он ездил к приятелю и хорошо с ним поболтал. Помимо всего и о будущем России (именно России, так возвышенней). Они обсудили все, что у них накопилось за время разлуки. Они во многом сошлись и, как выяснилось, оба жаждали преобразований.
Валерий чувствовал себя славно и с удовольствием наблюдал пассажиров. Вот появились цыганята и цветным клубком прокатились по вагону, остался один мальчик лет восьми, он быстро крестился, что-то бормотал и шел с протянутой ручкой. Никого не благодарил и никому не смотрел в глаза. Его отроческий облик умилял. Этот спектакль был настолько необычен для Веефомита, что он, будучи под впечатлением разговоров о России, почувствовал себя кровно обязанным подать денежку. Но так как у студентов не бывает лишних денег, он сразу прикинул, что может позволить себе на благотворительность двадцать копеек и тут же непроизвольно подсчитывал, что если хотя бы двадцать человек в вагоне дадут по двадцать копеек, будет четыре рубля, а умножив четыре рубля на восемь вагонов, получится тридцать два рубля, а восемь вагонов можно пройти за десять минут, а... Он вспомнил как однажды видел цыган на базаре, покупавших дорогую колбасу, сглотнул слюну и решил дать десять копеек.
Но вот мальчик подошел, и вид его был настолько жалок и обездолен, что Веефомит устыдился необычайно и сунул руку в карман, захватил ещё десять копеек. Он укорил себя и представил, как красочно расскажет об этом эпизоде Кузьме и москвичке. И вот об этом человеке тоже расскажет.
По вагону шествовал странный субъект. Он, кажется, смеялся, но зубы у него не разжимались. По-видимому, он пытался придать своему лицу одновременно выражение насмешки и ярости. Периодически он внятно бормотал: "Дорога кривая, нужно выпрямить." Должно быть, эта мысль у него главенствовала и порождала в нем ярость и смех. Он раздвигал вагонные двери рывком разъяренного льва, уходил и скоро вновь являлся, все с теми же словами и с той же гримасой. Люди старались его не замечать, а Валере понравилось, что этот безумец так волен и раскован. Почему бы нормальным людям не позаимствовать у безумцев эту открытость мыслей, свободу чувств?
"Нужно уметь смотреть в глаза, не бояться взглядов и тогда будет больше друзей, неожиданных открытий и радостных встреч. Здорово же мы себя обедняем!" - философствовал Валера у окна, изучая попутчиков.
И тут ему представился случай апробировать новоиспеченные воззрения. Напротив, у окна, словно явилось из самых поэтических снов, село великолепное сознание. Это произошло как в лучших романтических книжках, почти что-то невероятное.
Она была прелестна, и не то что сама невинность, нет, этого как раз и не было в её глазах, губах и очаровательной шляпе (Веефомит к тому времени уже научился отличать невинных от без вины виноватых); она была попросту гармонично этично лирично притягательно сложена; и Валере мигом захотелось поведать этой чудесной форме то, чем бы она никогда не наполнилась, о чем она бы без него не узнала, о чем думать не думала, что подняло бы её ещё выше, сделало бы её жизнь осмысленнее и полнее. Но как начать? Сначала робко, а затем все смелее, подстегивая себя идеями о причинах отчужденности, он стал посматривать на нее. Он говорил себе: "Чего бояться, если желаешь раскрыть человеку глаза на мир?" Она сидела так близко, что ему казалось, что он кожей чувствует её робкое дыхание, все в нем кипело от предчувствия возвышенности предстоящего контакта. Он посматривал, а она делала вид, что не замечает, она смотрела в окно, в пол, она теребила перчатку, и её растерянность побуждала к решительности. Тем более, Веефомит не считал себя уродом и не был плешив или мал ростом.
"Вот так проживет и никто не откроет ей тех просторов, о которых знаю я", - волновался он.
Девушка все больше терялась, она уже испытывала не раздражение, а беспокойство, но пересесть было некуда, и её волнение умиляло Валеру, теперь он не отрываясь смотрел на нее. Он ловил её взгляд и видел в нем многое: её жизнь, её интересы, планы, её быт, ее... Словом, он заходил все дальше и дальше в своем психологическом проникновении. А она делалась ему ближе и понятнее. Он удивлялся своим способностям видеть без слов. Наконец она стрельнула в него взглядом с беззвучной мольбой: "отстаньте!" Но эта реакция его лишь позабавила. Он увидел её вчерашний день до мелких подробностей, и она краснела и становилась, как он с восторгом отмечал, чище и ещё прекраснее.
Он побеждал. И настал решающий момент, когда она долго смотрела в сторону, потом на перчатки и в последнем порыве негодования подняла глаза, решившись дать отпор его глазам, но лишь взглянув, покорилась его воле, смирилась и открыла ему свою тайную пустоту. А он зашел во взгляде так далеко, что остро испытал какое-то первородное чувство слияния и рождения чего-то нового, третьего, что смутно и дорого обозначилось в его сознании, и пережил все те приливы и отливы, какими его только наделила природа.
Так и ехали они, связанные жизнью и энергией глаз. Кажется, к концу пути и она испытала нечто подобное его ощущениям и прониклась его миром, его терзаниями; его желания перешли к ней, и это внедрение пробудило в ней ощущение гибели, странных телесных мук и жгучего восторга.
Веефомит планировал идти с нею рядом и говорить, просто и непринужденно, безо всякой пошлости, ведь теперь он знал о ней все, и между ними было нечто выше слов, они прожили друг с другом вечность. Она приняла его и теперь ему предстояло передать ей новое видение о жизни.
В вагоне начали вставать, толпиться у входов, а они сидели, медленно приходя в себя. Веефомит готовился сказать что-то вроде: "Вот и приехали," когда девушка неожиданно и очень сильно звезданула своей ручкой по его щеке. Это был почти инфаркт. От неожиданности Валера чуть было не потерял сознание, туман стоял перед глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103