Давно очнулась Леночка, она многое увидела, она лежала в сумерках и все думала, думала.
Дверь была открыта, и она смотрела на живой памятник под белой простыней. Она говорила тихо и ласково: "Веефомит, Веефомит, Веефомит", - и это слово растягивалось в вечность и звучало как песня. По щекам у Леночки текли слабые слезы, и ей очень не хотелось нарушать молчание на кухне, но она вошла туда и принялась ругаться:
- Это надо же догадаться живого человека грязной простыней накрыть! Ну ладно ты, Валера, ты всегда был неряхой, но дядя Кузя! От тебя я такого не ожидала. Где у тебя чистые простыни?
- Там, Ленок, в шкафу, в коридоре, - растерянно ответил Кузьма Бенедиктович, - мы действительно сплоховали.
- Его и одеть нужно, - продолжала Леночка, - а то проснется голым и будет потом всю жизнь стыдиться. Вы что, Веефомита не знаете?!
- Знаем, знаем, - проворчал Бенедиктыч, и все трое взялись наводить порядок.
Глава вторая
Утешитель
И слово стало плотью, и в нем была жизнь, и жизнь была светом человеков.
Сегодня я знаю о себе одно: если бы хотя бы краем глаза я увидел Солнечный Мир для всех искалеченных, но все ещё благородных друзей, я бы забыл о красивом ребенке и без сожаления разрушил этот мир, устроив кромешный ад, - потому что я давно уже не знаю, куда себя деть, и все мои мечты омертвевают, когда я думаю о том, что они сделали с человеком...
Глава третья.
Коллапс
Максим появился в то время, когда я выздоровел после непродолжительной болезни. В 1997 году вплотную подошли к эффективному лечению почти всех заболеваний, и, несмотря на всю странность моего недуга, со мной быстро разобрались, выписали пилюли против апатии и хандры, и я отошел.
Но хватает у нас ещё набожных натур. Кое-кто в Калуге вообразил, будто я умер, а потом воскрес. И поползли слухи. Только и говорили: что Кузьма Бенедиктович прорицатель и чудотворец, будто бы он ворует из морга бывших граждан и производит над ними опыты с оживлением, утверждали, что и я, преподаватель философии, один из его воскрешенных. Глупость какая! Приходила даже милиция, сначала ко мне, а потом и к Бенедиктовичу. Я все отрицал. Но нашлись свидетели: участковый, один врач, санитар, и соседка утверждала, что видела, как они меня выносили. Но в морге это решительно рассеялось. Не нашлось никаких бумаг, утверждающих, будто я там был, лежал гол-голынешенек среди холода и мрака. Никто меня там не видел и по внешности не опознал, хотя участковый со слезами на глазах утверждал, что вместе с Кузьмой Бенедиктовичем, врачом и санитаром грузил и разгружал мой бесхозный труп. В конце-концов все эти оскорбления мне надоели и я написал жалобу прокурору, тот учредил комиссию, и она, изучив меня с ног до головы и побывав на квартире у Кузьмы Бенедиктовича, где естественно ничего, кроме ящиков с разным техническим хламом да вышедших из употребления телевизоров (Кузьма Бенедиктович объяснил, что конструирует новый аттракцион для сограждан) не обнаружив, признала обвинения в похищении трупов необоснованными; зато шумливый участковый и другие якобы свидетели вызвали у комиссии ряд подозрений, отчего вскоре другая, уже чисто механическая комиссия, всегласно признала, что в городе Калуге выявили уникальный случай "очаговой мании труповоскресения", и все больные будут досконально исследованы в уединенном месте.
Псевдо-свидетелей убрали, но слухи продолжали расти. Кузьма Бенедиктович заработал скандальную славу. О нем даже написала одна зарубежная газета, все калужане восхищались, женщина - фирма назвала его человеком без рамок, мой коллега, философ Грубой Дырки, говорил мне в преподавательской грозя пальцем:
- Меня не проведете, Валерий Дмитриевич. Ваше воскрешение лишь подтверждает мою теорию унылого круговорота плоти в природе.
- Каким образом? - изумился я.
- Символически, дорогой коллега. Так же, как мы усваиваем белки и углеводы, микроорганизмы усваивают нас и, в свою очередь, служат удобрением растениям и пищей животным, чьи белки и углеводы усваиваем мы. Ваше воскрешение - эмпирический символ бессмертия живого, вы всего лишь предтеча, если всмотреться в эту проблему чисто материалистически, то....
Но я уже не слушал его, потому что знал эту теорию назубок и жалел, что по этическим соображениям её до сих пор не напечатали - ибо философ был бы менее назойлив и многословен, начни его отовсюду бомбить приверженцы бодрых теорий.
И что интересно, публично философ не признавал мое воскрешение, на людях он и не заикался о нем, будучи все-таки умным человеком, понимал, что его могут тотчас счесть за ещё один экземпляр "очаговой мании". Так же, как это случилось с бабулей, утверждавшей, будто в вечер с такого-то на такое-то Бенедиктович с сыном тащили рулон, с виду напоминающий труп. Эту упрямую бабушку на моих глазах увезла "скорая" под сиреной.
Косвенным образом в живучести слухов был виноват фантазер Раджик. Все обратили внимание, что по отношению ко мне, видимо от наследственной силы воображения или самовнушения, он вел себя странно. Если видел меня издали на улице, то разворачивался и быстро уходил. А чуть позже я и сам заметил, как он следил за мной, и очень обеспокоился за его психическое здоровье. Кузьма Бенедиктович тоже переживал, беседовал с Раджием и объяснил ему, что если человека удачно реанимируют, то это не означает, что после возвращения к нормальной жизни он становится призраком. Раджик постепенно приходил в себя и смирился с моим существованием. Дело в том, что я был очень плох во время болезни, сам мало что помню, и наверное Радж не верил в мое выздоровление. К тому же какой-то смехач запустил слух, будто я покончил с собой.
Зато абсолютно всему верила Зинаида. Она упорно искала со мной встреч. Я чурался, хотя очень соскучился по своему дому.
Меня теперь не нервировали воспоминания об истине и я освободился от комплекса неполноценности. Вот что значит серьезно поболеть. Моя прежняя жизнь казалась теперь плоской, и то, из-за чего я раньше сходил с ума, выглядело величиной с песчинку. Просто, будучи излишне доверчивым к поискам истины и людям искусства, я пошел по ложному пути, желал найти панацею от всех бед и искал точку соприкосновения смысла жизни одного с назначением всех, я хотел открыть гармонию взаимоотношений. Во взаимоотношениях не смысл, не суть, а форма и метод.
Я действительно поумнел во время болезни.
Но вот после приезда Максима, Зинаида объявила, что роман дописан и истина постигнута. Когда об этом сообщила Леночка, у меня все же случился сардонический припадок. Я хохотал, и меня отпаивали водой. Помнится, глядя на меня, Кузьма Бенедиктович сказал: "Видишь ты, что женщина с человеком сделала ".
То был последний нервный срыв, отголосок чар образа жизни и гипноза натуры Зинаиды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103