.. - не договорила она, вздохнув, и стала выбираться из машины.
Илья, закурив, проводил ее взглядом и ему до боли в который раз стало жалко эту хрупкую, но щедрую душой и сильную духом, девушку - с недавних пор его двоюродную сестру.
С первых же часов знакомства между ними установились глубоко доверительные и искренние отношения. Он помнил с каким затаенным страхом Наташа рассказывала ему о заплакавшей "Одигитрии" и с каким невыразимым восторгом - о любви к Сереже Астахову. Как переживала она разлуку с ним и как верила, что все для него закончится хорошо. И вот теперь его не стало. Словно злой рок преследует ее с самого рождения: сначала отец, потом мать, затем любимый...
Илья наклонился и посмотрел в окно, пытаясь разглядеть утонувшую в половодьи зелени, старую, но срубленную на века, изыскано-ажурную дачу Натальиного деда по материнской линии - некогда всесильного, но заслуженно уважаемого командующего Забайкальским военным округом, Героя Советского Союза Громова Филиппа Захаровича. Впрочем, в семье этот человек был не столько строгим мужем и отцом, сколько настоящим тираном, полностью оправдывающем свою фамилию. Смирение, покорность и покаяние к нему пришли лишь незадолго до смерти. Свое заболевание, рак желудка, он считал вполне заслуженной карой за некогда разбитую и поломанную судьбу единственной дочери - красавицы Анастасии, имевшей счастье или несчастье полюбить Олега Артемьева.
Родной дядя Ильи был в свое время и красив, и статен, родом из хорошей семьи. Весельчаком и балагуром, любимцем всего авиаполка, но, по мнению Громова, имел один, но слишком "порочный" недостаток - был разведен. Такой человек, да еще на несколько лет старше, не мог составить счастье единственной и боготворимой им дочери. Вот такой "бзик" был у командующего.
Анастасия же, характером пошедшая не в тихую и терпеливую мать, а в строгого и жесткого отца, по словам друзей семьи, проявила неожиданную строптивость и упрямство, заявив, что уйдет к Олегу Артемьеву, чего бы это ей ни стоило. Злые языки впоследствии утверждали, что ей это ни стоило ничего, а вот Олегу Артемьеву, якобы, жизни. Одним словом, слухов ходило много...
Сейчас, сидя в машине рядом с дачей умершего командующего, Илья вдруг подумал о том, что все в нашей жизни, наверное, изначально кем-то выверено и люди, по большому счету, вряд ли в состоянии изменить этот порядок. Взять хотя бы Громова.
Казалось, он все сделал, чтобы его семья никогда не породнилась с Артемьевыми. Но Филиппа Захаровича давно нет в живых, а они, Илья и Наташа, две веточки двух семей, вот здесь, сейчас, рядом с дачей, где однажды Громов наотрез отказал Олегу Артемьеву в женитьбе на Анастасии. Он отказал, но кто-то более мудрый и наверняка могущественный только посмеялся над ним и... просто перевернул страницы уже написанной задолго до Громова Книги судеб.
Илья вышел из машины, с удовольствием вдыхая свежий, весенний воздух, в котором - какое счастье! - не ощущались раздражающие и успевшие надоесть до сметрельной тоски и муки, запахи дезрастворов, лекарственных препаратов, лабораторных реактивов, насквозь пропитавших атмосферу Белоярска, въевшихся в его дороги, улицы, дома и людей. Он приоткрыл калитку и вошел. По длинной, обсаженной кустами роз, аллее медленно пошел по направлению к дому. Взойдя на широкое крыльцо открытой, опоясанной резной балюстрадой, веранды, остановился и прислушался. Заходить в сам в дом почему-то не хотелось. Илья сделал несколько шагов к распахнутой двери и негромко позвал:
- Хозяйка, водички напиться не дадите?
Ответом ему была тишина, в которую, как ленты в косы, вплетались ярко звонкие, крикливые и радостные голоса птиц. Он шагнул за порог, привыкая глазами к погруженному во мрак большому холлу, из которого наверх вела неширокая, но удобная винтовая лестница.
- Наташа, - второй раз окликнул ее Артемьев и, вновь не услышав ответа, почувствовал, как сердце гулко забилось в неосознанной тревоге. Что за чертовщина? - пробурчал он, мельком проверяя помещения на первом этаже.
Не обнаружив Натальи, с некоторой опаской и осторожностью стал подниматься на второй этаж, помня о том, что во время недавних уличных беспорядков в Белоярске, многочисленные дачи жителей, расположенные в пригороде, подверглись настоящему нашествию мародеров. Немало дач после разгрома было сожжено или варварски разрушено.
Поднявшись на второй этаж, Илья услышал едва различимый звук и поначалу не смог определить - не только откуда он доносится, но и что вообще может собой означать. Создавалось впечатление, будто где-то в комнатах то ли скулит потерявшийся щенок, то ли смеется маленький ребенок. Илья начал открывать подряд все двери. Наконец, в одной из комнат он увидел сидящую ко входу спиной Наталью, чьи плечи тряслись мелкой дрожью. Он резко распахнул дверь, опасаясь ловушки. Но за ней его никто не ждал - ни с топором, ни с ломом. В комнате Наташа находилась одна. При его решительном вторжении она круто развернулась и он с изумлением увидел ее сияющие, невыразимо счастливые, глаза. Она держала в руке кусок обгоревшего материала - вероятно, когда-то это являлось рукавом джинсовой рубашки. Вытянув его в направлении Ильи, она с победоносным выражением на лице, смеясь сквозь слезы, проговорила:
- Он - живой! Эту рубашку я подарила ему перед тем, как мы расстались. - И вдруг, сорвавшись с места, подскочила к Артемьеву. С недюжинной силой сжав его, проорала в самое ухо: - Илюшка, он приходил сюда!!!
Илья инстинктивно шарахнулся, потирая враз оглохшее ухо. Но Наташа ни в какую не желала его отпускать, кружа и волоча, как куклу-марионетку, по комнате.
- Натаха! - не выдержав, взмолился он, - Я понял, что Сережа живой. Но ты на радостях рискуешь меня придушить. Я уже хриплю... - И вполне натурально изобразил предсмертный хрип.
Лишь после этого она смилостивилась и отпустила его, по-прежнему прижимая к себе обгоревшую, в заскорузлых черно-бурых пятнах, тряпицу и расстаться с ней она не смогла бы, наверное, и под страхом смертной казни.
Спустя время, когда Илья загнал в гараж машину, принес сумки с провизией и Наталья, отхлопотав в кухне, приготовила , по сути, уже обед, они вдвоем сели за стол. Она была непривычно возбуждена и переполнена кипевшей в ней энергией, казалось, разбрызгивая в окружающее ее пространство невидимые, но искрящиеся счастьем и весельем, животворящие искорки. Илья с непроходящнй улыбкой наблюдал за ней, то и дело подкладывая Наташе в тарелку еду, которую она, к его радости, поглощала в огромном количестве, чего за последние дни невозможно было и представить.
Она - то без умолку тараторила, а то внезапно на ее глазах вдруг появлялись слезы и сестра на мгновение замирала, прислушиваясь к себе, словно проверяя и боясь поверить, что случившееся открытие - реально и существует на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Илья, закурив, проводил ее взглядом и ему до боли в который раз стало жалко эту хрупкую, но щедрую душой и сильную духом, девушку - с недавних пор его двоюродную сестру.
С первых же часов знакомства между ними установились глубоко доверительные и искренние отношения. Он помнил с каким затаенным страхом Наташа рассказывала ему о заплакавшей "Одигитрии" и с каким невыразимым восторгом - о любви к Сереже Астахову. Как переживала она разлуку с ним и как верила, что все для него закончится хорошо. И вот теперь его не стало. Словно злой рок преследует ее с самого рождения: сначала отец, потом мать, затем любимый...
Илья наклонился и посмотрел в окно, пытаясь разглядеть утонувшую в половодьи зелени, старую, но срубленную на века, изыскано-ажурную дачу Натальиного деда по материнской линии - некогда всесильного, но заслуженно уважаемого командующего Забайкальским военным округом, Героя Советского Союза Громова Филиппа Захаровича. Впрочем, в семье этот человек был не столько строгим мужем и отцом, сколько настоящим тираном, полностью оправдывающем свою фамилию. Смирение, покорность и покаяние к нему пришли лишь незадолго до смерти. Свое заболевание, рак желудка, он считал вполне заслуженной карой за некогда разбитую и поломанную судьбу единственной дочери - красавицы Анастасии, имевшей счастье или несчастье полюбить Олега Артемьева.
Родной дядя Ильи был в свое время и красив, и статен, родом из хорошей семьи. Весельчаком и балагуром, любимцем всего авиаполка, но, по мнению Громова, имел один, но слишком "порочный" недостаток - был разведен. Такой человек, да еще на несколько лет старше, не мог составить счастье единственной и боготворимой им дочери. Вот такой "бзик" был у командующего.
Анастасия же, характером пошедшая не в тихую и терпеливую мать, а в строгого и жесткого отца, по словам друзей семьи, проявила неожиданную строптивость и упрямство, заявив, что уйдет к Олегу Артемьеву, чего бы это ей ни стоило. Злые языки впоследствии утверждали, что ей это ни стоило ничего, а вот Олегу Артемьеву, якобы, жизни. Одним словом, слухов ходило много...
Сейчас, сидя в машине рядом с дачей умершего командующего, Илья вдруг подумал о том, что все в нашей жизни, наверное, изначально кем-то выверено и люди, по большому счету, вряд ли в состоянии изменить этот порядок. Взять хотя бы Громова.
Казалось, он все сделал, чтобы его семья никогда не породнилась с Артемьевыми. Но Филиппа Захаровича давно нет в живых, а они, Илья и Наташа, две веточки двух семей, вот здесь, сейчас, рядом с дачей, где однажды Громов наотрез отказал Олегу Артемьеву в женитьбе на Анастасии. Он отказал, но кто-то более мудрый и наверняка могущественный только посмеялся над ним и... просто перевернул страницы уже написанной задолго до Громова Книги судеб.
Илья вышел из машины, с удовольствием вдыхая свежий, весенний воздух, в котором - какое счастье! - не ощущались раздражающие и успевшие надоесть до сметрельной тоски и муки, запахи дезрастворов, лекарственных препаратов, лабораторных реактивов, насквозь пропитавших атмосферу Белоярска, въевшихся в его дороги, улицы, дома и людей. Он приоткрыл калитку и вошел. По длинной, обсаженной кустами роз, аллее медленно пошел по направлению к дому. Взойдя на широкое крыльцо открытой, опоясанной резной балюстрадой, веранды, остановился и прислушался. Заходить в сам в дом почему-то не хотелось. Илья сделал несколько шагов к распахнутой двери и негромко позвал:
- Хозяйка, водички напиться не дадите?
Ответом ему была тишина, в которую, как ленты в косы, вплетались ярко звонкие, крикливые и радостные голоса птиц. Он шагнул за порог, привыкая глазами к погруженному во мрак большому холлу, из которого наверх вела неширокая, но удобная винтовая лестница.
- Наташа, - второй раз окликнул ее Артемьев и, вновь не услышав ответа, почувствовал, как сердце гулко забилось в неосознанной тревоге. Что за чертовщина? - пробурчал он, мельком проверяя помещения на первом этаже.
Не обнаружив Натальи, с некоторой опаской и осторожностью стал подниматься на второй этаж, помня о том, что во время недавних уличных беспорядков в Белоярске, многочисленные дачи жителей, расположенные в пригороде, подверглись настоящему нашествию мародеров. Немало дач после разгрома было сожжено или варварски разрушено.
Поднявшись на второй этаж, Илья услышал едва различимый звук и поначалу не смог определить - не только откуда он доносится, но и что вообще может собой означать. Создавалось впечатление, будто где-то в комнатах то ли скулит потерявшийся щенок, то ли смеется маленький ребенок. Илья начал открывать подряд все двери. Наконец, в одной из комнат он увидел сидящую ко входу спиной Наталью, чьи плечи тряслись мелкой дрожью. Он резко распахнул дверь, опасаясь ловушки. Но за ней его никто не ждал - ни с топором, ни с ломом. В комнате Наташа находилась одна. При его решительном вторжении она круто развернулась и он с изумлением увидел ее сияющие, невыразимо счастливые, глаза. Она держала в руке кусок обгоревшего материала - вероятно, когда-то это являлось рукавом джинсовой рубашки. Вытянув его в направлении Ильи, она с победоносным выражением на лице, смеясь сквозь слезы, проговорила:
- Он - живой! Эту рубашку я подарила ему перед тем, как мы расстались. - И вдруг, сорвавшись с места, подскочила к Артемьеву. С недюжинной силой сжав его, проорала в самое ухо: - Илюшка, он приходил сюда!!!
Илья инстинктивно шарахнулся, потирая враз оглохшее ухо. Но Наташа ни в какую не желала его отпускать, кружа и волоча, как куклу-марионетку, по комнате.
- Натаха! - не выдержав, взмолился он, - Я понял, что Сережа живой. Но ты на радостях рискуешь меня придушить. Я уже хриплю... - И вполне натурально изобразил предсмертный хрип.
Лишь после этого она смилостивилась и отпустила его, по-прежнему прижимая к себе обгоревшую, в заскорузлых черно-бурых пятнах, тряпицу и расстаться с ней она не смогла бы, наверное, и под страхом смертной казни.
Спустя время, когда Илья загнал в гараж машину, принес сумки с провизией и Наталья, отхлопотав в кухне, приготовила , по сути, уже обед, они вдвоем сели за стол. Она была непривычно возбуждена и переполнена кипевшей в ней энергией, казалось, разбрызгивая в окружающее ее пространство невидимые, но искрящиеся счастьем и весельем, животворящие искорки. Илья с непроходящнй улыбкой наблюдал за ней, то и дело подкладывая Наташе в тарелку еду, которую она, к его радости, поглощала в огромном количестве, чего за последние дни невозможно было и представить.
Она - то без умолку тараторила, а то внезапно на ее глазах вдруг появлялись слезы и сестра на мгновение замирала, прислушиваясь к себе, словно проверяя и боясь поверить, что случившееся открытие - реально и существует на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129