В углу на тумбочке стоял маленький переносной телевизор, лежали газеты и журналы. В изголовьи - еще одна повыше, на которой под белой, накрахмаленной салфеткой просматривались очертания разнокалиберных баночек и скляночек.
Рядом с кроватью на стуле сидела миниатюрная, седая женщина, при появлении Малышева вставшая и теперь молча смотревшая на него. Романа Ивановича поразили ее глаза. В них не отражалось уже ни веры, ни отчаяния, ни мольбы, ни сострадания, - одно сплошное ожидание и невысказанный, немой вопрос: когда? Вначале его покоробил и смутил этот взгляд. Но, посмотрев на лежащего на койке человека, он внезапно понял ее состояние. Должно быть, для таких, как Стукаленко и их родственников, смерть преобретала здесь несколько иной оттенок и смысл. Она не являлась, как для подавляющего большинства людей, процессом неосознанно страшным и чудовищно необратимым. К смерти здесь не просто были готовы, ее ждали: смиренно и покорно. Смерть стала не врагом, а союзником, ибо несла избавление от нечеловеческих страданий и мук. Малышев вдруг почувствовал себя стоящим у врат вечности...
- Проходите, Роман Иванович, - донесся до него слабый голос. Фимочка, подай, пожалуйста, стул нашему гостю, - обратился Стукаленко к жене. И когда она выполнила его просьбу, представил ее: - Моя супруга Серафима Павловна.
Малышев пожал ей руку, отчего-то боясь встретиться взглядом. Едва заметная, понимающая улыбка тронула ее губы.
- Я вас оставлю, - приятным, мелодичным голосом произнесла она. Пойду, Боренька, в гастроном схожу. - И, одевшись, вещи ее были тут же в палате, тихо вышла.
- Присаживайтесь, Роман Иванович. Извините, что принимаю вас в такой обстановке, - Борис Ильич вымученно улыбнулся. - Но другой, видимо, уже не будет... - Он помолчал. - ... Я знаю, что Владимир Александрович погиб. И не только он. Роман Иванович, я ведь до последнего и новости смотрю, и прессу читаю. И хотя стою, можно сказать, не одной, а обеими ногами по другую сторону света, поверите, впервые за последние дни страх почувствовал. - Он махнул рукой обреченно: - Не подумайте, что за себя. Я свое отжил и сейчас с "костлявой" переговоры веду двухсторонние о "приемке души и тела", так сказать. Но что с нашей страной происходит, вы можете мне объяснить?
- Честно? - спросил Малышев.
- На Руси смертникам не лгут, Роман Иванович. Или мы и в этом вопросе "демократами" стали? - ехидно усмехнулся Стукаленко.
- Борис Ильич, со страной происходит то, что не раз происходило наступает время тотальной экспансии. Со всех сторон. Но на этот раз главный удар нанесут не в лицо, а в спину. Слишком много желающих объявилось послужить в "пятой колонне".
Стукаленко закрыл глаза. Они долго сидели молча и Малышев решил было, что старик уснул. Он собрался уже встать и осторожно покинуть палату, когда Борис Ильич открыл глаза и, собравшись с силами, тихо проговорил:
- Роман Иванович, я, собственно, зачем позвал вас... - Он с трудом попытался приподняться и сесть. Малышев вскочил, чтобы ему помочь, но тот жестом его остановил: - Не беспокойтесь, я уж сам. Отдышавшись, Стукаленко продолжал: - Я вам должен кое что рассказать. Возможно, поздно хватился. Будь я до конца откровенным с Владимиром Александровичем, глядишь, он и живой остался бы. - Он внимательно и изучающе долго смотрел на Малышева. Потом решился: - Роман Иванович, почему вы "Джумой" заинтересовались?
- Борис Ильич, - раздумывая и тщательно подбирая слова, начал отвечать Малышев, - дело в том, что к Черному яру, где раньше располагалась лаборатория, стали проявлять интерес некоторые спецслужбы и представители криминалитета.
- У вас есть данные, что они действуют взаимосвязано?
- Есть такое предположение, но фактов на сегодняшний день мы пока не имеем.
- И не будет их, - отчего-то улыбнулся Стукаленко. - У каждого их них, по-видимому, свои цели и задачи.
- Вы знаете какие? - серьезно спросил Малышев.
Борис Ильич кивнул:
- Почти уверен. Уголовников, наверняка, интересует только золото. А спецслужбы - отдельные детали операции "Руно".
Малышеву стоило больших усилий сохранить самообладание.
- Лабораторией "Джума" руководил генерал-майор Артемьев. Это, наверное, даже и индейцы Амазонки знают. Но почти не осталось в живых тех, кто знал, что на объекте проводились опыты с неизвестным раннее науке штаммом чумы. Изобрели его японцы. Материалы по нему попали к нам после ареста сотрудников отряда №731. Вы уже поинтересовались этим делом?
- К сожалению, узнать нам, практически, ничего не удалось, - честно признался Малышев.
Стукаленко засмеялся, глядя иронично:
- Не мудрено. Ведь "Джуму" курировал Берия. А он концов не оставлял. О тайне этой лаборатории знали всего несколько человек. На сегодня в живых осталось двое, включая меня. Но я - известно какой жилец. Да и полномочий у меня было - кот наплакал. А вот главным во всей этой истории был один человек. Он и сейчас живет в наших краях. В ходе операции он получил псевдоним "Язон". А "в миру", так сказать, его зовут... - И Стукаленко назвал фамилию, имя и отчество, оставшись довольным произведенным эффектом. - Да-да, Роман Иванович, представьте себе.
- В чем состояла суть операции, вы можете сказать? - спросил Малышев, немного придя в себя.
- Началась эта история в двадцатые годы, - подумав, решился Стукаленко. - К атаману Семенову попали часть золотого запаса бывшей Российской империи и изъятое им из хранилищ белоярское золото. Надо сказать, в Забайкалье он пользовался большой популярностью и поддержкой. Но к осени 1920 года политическая ситуация резко изменилась. Естественно, не его пользу. Одним словом, когда Григорий Михайлович оказался перед фактом сдачи Белоярска, прежде он решил захоронить золото. Семенов надеялся когда-нибудь за ним вернуться. И захоронить он его решил у себя
на родине, в Даурии. Но к тому времени за золотом уже началась охота. Не буду вас утомлять перепетиями, скажу лишь: в конечном итоге, клад оказался спрятанным совсем в другом месте.
Стукаленко закашлялся и попросил воды. Малышев с готовностью поднес ему стакан. Бережно придерживая голову, дал напиться. Борис Ильич в изнеможении откинулся на подушку.
- Может, закончим в другой раз? - участливо спросил Роман Иванович, но даже тут же почувствовал неловкость от фальшиво и лицемерно прозвучавшего вопроса.
Борис Ильич понимающе усмехнулся:
- А он будет, другой раз?.. Вообщем, атаман Семенов к концу гражданской войны оказался за границей, в Харбине. Но не раз предпринимал попытки вернуть золотишко. Кончились его "одиссеи" тем, что осенью 1945 года Семенов попал в плен. - Борис Ильич нахмурился и нехотя проговорил: Вы, наверное, догадываетесь, как с ним "беседовали" и что обещали... В результате, золото было найдено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Рядом с кроватью на стуле сидела миниатюрная, седая женщина, при появлении Малышева вставшая и теперь молча смотревшая на него. Романа Ивановича поразили ее глаза. В них не отражалось уже ни веры, ни отчаяния, ни мольбы, ни сострадания, - одно сплошное ожидание и невысказанный, немой вопрос: когда? Вначале его покоробил и смутил этот взгляд. Но, посмотрев на лежащего на койке человека, он внезапно понял ее состояние. Должно быть, для таких, как Стукаленко и их родственников, смерть преобретала здесь несколько иной оттенок и смысл. Она не являлась, как для подавляющего большинства людей, процессом неосознанно страшным и чудовищно необратимым. К смерти здесь не просто были готовы, ее ждали: смиренно и покорно. Смерть стала не врагом, а союзником, ибо несла избавление от нечеловеческих страданий и мук. Малышев вдруг почувствовал себя стоящим у врат вечности...
- Проходите, Роман Иванович, - донесся до него слабый голос. Фимочка, подай, пожалуйста, стул нашему гостю, - обратился Стукаленко к жене. И когда она выполнила его просьбу, представил ее: - Моя супруга Серафима Павловна.
Малышев пожал ей руку, отчего-то боясь встретиться взглядом. Едва заметная, понимающая улыбка тронула ее губы.
- Я вас оставлю, - приятным, мелодичным голосом произнесла она. Пойду, Боренька, в гастроном схожу. - И, одевшись, вещи ее были тут же в палате, тихо вышла.
- Присаживайтесь, Роман Иванович. Извините, что принимаю вас в такой обстановке, - Борис Ильич вымученно улыбнулся. - Но другой, видимо, уже не будет... - Он помолчал. - ... Я знаю, что Владимир Александрович погиб. И не только он. Роман Иванович, я ведь до последнего и новости смотрю, и прессу читаю. И хотя стою, можно сказать, не одной, а обеими ногами по другую сторону света, поверите, впервые за последние дни страх почувствовал. - Он махнул рукой обреченно: - Не подумайте, что за себя. Я свое отжил и сейчас с "костлявой" переговоры веду двухсторонние о "приемке души и тела", так сказать. Но что с нашей страной происходит, вы можете мне объяснить?
- Честно? - спросил Малышев.
- На Руси смертникам не лгут, Роман Иванович. Или мы и в этом вопросе "демократами" стали? - ехидно усмехнулся Стукаленко.
- Борис Ильич, со страной происходит то, что не раз происходило наступает время тотальной экспансии. Со всех сторон. Но на этот раз главный удар нанесут не в лицо, а в спину. Слишком много желающих объявилось послужить в "пятой колонне".
Стукаленко закрыл глаза. Они долго сидели молча и Малышев решил было, что старик уснул. Он собрался уже встать и осторожно покинуть палату, когда Борис Ильич открыл глаза и, собравшись с силами, тихо проговорил:
- Роман Иванович, я, собственно, зачем позвал вас... - Он с трудом попытался приподняться и сесть. Малышев вскочил, чтобы ему помочь, но тот жестом его остановил: - Не беспокойтесь, я уж сам. Отдышавшись, Стукаленко продолжал: - Я вам должен кое что рассказать. Возможно, поздно хватился. Будь я до конца откровенным с Владимиром Александровичем, глядишь, он и живой остался бы. - Он внимательно и изучающе долго смотрел на Малышева. Потом решился: - Роман Иванович, почему вы "Джумой" заинтересовались?
- Борис Ильич, - раздумывая и тщательно подбирая слова, начал отвечать Малышев, - дело в том, что к Черному яру, где раньше располагалась лаборатория, стали проявлять интерес некоторые спецслужбы и представители криминалитета.
- У вас есть данные, что они действуют взаимосвязано?
- Есть такое предположение, но фактов на сегодняшний день мы пока не имеем.
- И не будет их, - отчего-то улыбнулся Стукаленко. - У каждого их них, по-видимому, свои цели и задачи.
- Вы знаете какие? - серьезно спросил Малышев.
Борис Ильич кивнул:
- Почти уверен. Уголовников, наверняка, интересует только золото. А спецслужбы - отдельные детали операции "Руно".
Малышеву стоило больших усилий сохранить самообладание.
- Лабораторией "Джума" руководил генерал-майор Артемьев. Это, наверное, даже и индейцы Амазонки знают. Но почти не осталось в живых тех, кто знал, что на объекте проводились опыты с неизвестным раннее науке штаммом чумы. Изобрели его японцы. Материалы по нему попали к нам после ареста сотрудников отряда №731. Вы уже поинтересовались этим делом?
- К сожалению, узнать нам, практически, ничего не удалось, - честно признался Малышев.
Стукаленко засмеялся, глядя иронично:
- Не мудрено. Ведь "Джуму" курировал Берия. А он концов не оставлял. О тайне этой лаборатории знали всего несколько человек. На сегодня в живых осталось двое, включая меня. Но я - известно какой жилец. Да и полномочий у меня было - кот наплакал. А вот главным во всей этой истории был один человек. Он и сейчас живет в наших краях. В ходе операции он получил псевдоним "Язон". А "в миру", так сказать, его зовут... - И Стукаленко назвал фамилию, имя и отчество, оставшись довольным произведенным эффектом. - Да-да, Роман Иванович, представьте себе.
- В чем состояла суть операции, вы можете сказать? - спросил Малышев, немного придя в себя.
- Началась эта история в двадцатые годы, - подумав, решился Стукаленко. - К атаману Семенову попали часть золотого запаса бывшей Российской империи и изъятое им из хранилищ белоярское золото. Надо сказать, в Забайкалье он пользовался большой популярностью и поддержкой. Но к осени 1920 года политическая ситуация резко изменилась. Естественно, не его пользу. Одним словом, когда Григорий Михайлович оказался перед фактом сдачи Белоярска, прежде он решил захоронить золото. Семенов надеялся когда-нибудь за ним вернуться. И захоронить он его решил у себя
на родине, в Даурии. Но к тому времени за золотом уже началась охота. Не буду вас утомлять перепетиями, скажу лишь: в конечном итоге, клад оказался спрятанным совсем в другом месте.
Стукаленко закашлялся и попросил воды. Малышев с готовностью поднес ему стакан. Бережно придерживая голову, дал напиться. Борис Ильич в изнеможении откинулся на подушку.
- Может, закончим в другой раз? - участливо спросил Роман Иванович, но даже тут же почувствовал неловкость от фальшиво и лицемерно прозвучавшего вопроса.
Борис Ильич понимающе усмехнулся:
- А он будет, другой раз?.. Вообщем, атаман Семенов к концу гражданской войны оказался за границей, в Харбине. Но не раз предпринимал попытки вернуть золотишко. Кончились его "одиссеи" тем, что осенью 1945 года Семенов попал в плен. - Борис Ильич нахмурился и нехотя проговорил: Вы, наверное, догадываетесь, как с ним "беседовали" и что обещали... В результате, золото было найдено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129