В страшные те годы люди были подобны горстке легкого семени. Подхваченные ветром, рассыпались они по окраинам бывшей империи, а какие и далее - по чужим краям и палестинам.
Покинув рагромленные и разграбленные монастыри и лавры, ушли старцы в непроходимую сибирскую тайгу, но прежде, чем кануть в вечность, немало лампадок любви и веры затеплили в душах людских.
... В добротно срубленном доме, состоящем из просторных сеней и двух светлых комнат, в этот час находились двое постояльцев. Один из них молодой человек, с тонкими и красивыми чертами лица, лежал на широкой лежанке, заботливо укрытый до подбородка теплым одеялом. Казалось, он просто спал. Лицо его освещали покой и безмятежность. Лишь порой, с сухих, опаленных горячим дыханием, потрескавшихся губ срывались незнакомые - то певуче-мягкие, то отрывисто-резкие слова.
Рядом с лежанкой, на резной табуретке, неестественно прямо сидела темноволосая девушка. Сцепив лежащие на коленях пальцы рук, она с напряженным вниманием всматривалась в лежащего перед ней человека.
Каждый раз, когда он начинал говорить, она, слегка наклонившись и подавшись вперед, старательно прислушивалась, хмуря брови и пытаясь проникнуть в смысл слетавших с его губ слов. Временами ей, по-видимому, это удавалось. Но услышанное и, похоже, понятое вызывало у нее крайнее недоумение, отчего лицо ее приобретало, по-детски, обиженное и недовольное выражение.
Посидев еще некоторое время, она поднялась и, бросив на лежащего горестный, сочувственный взгляд, принялась собирать на стол. Весь ее вид говорил о том, что делает она это, скорее, по привычке и в силу необходимости, которая, в свою очередь, не доставляет ей ни радости, ни удовлетворения.
Постояльцами были Сергей Астахов и Наталья Артемьева.
Она собралась уже сесть за стол, когда вспомнила наставления Ерофея. В первый день своего пребывания здесь они показались ей несерьезными, несущими налет театральности и в чем-то - лжи и лицемерия. Наталья, не считая нужным скрывать свой скептицизм, честно призналась Гурьянову, что никогда не верила, а уж теперь, после всего происшедшего, и подавно не верит никому, ничему и ни во что. Ерофей Данилович, выслушав ее тираду, произнесенную раздраженно, срывающимся голосом, долго молчал, опустив голову. Потом...
"Так не бывает, дочка, - вспомнился ей его тихий голос. - Человек, живущий без веры, мертв от рождения. Видать, по ошибке посередь живых обретается. Ты, вот, к примеру, спишь, ешь, ходишь, слезы льешь, може, и радуешься когда. Но веришь! Веришь: мытарь, что мать твою загубил, рано али поздно наказан будет. - Он кивнул на покоящегося на лежанке Астахова:- А за энтого хлопца кто верить будет? Он и рад бы сам, дак в беспамятстве пребывает. А сколь еще людей - слепых, немых, незрячих, - кто в вере святой нуждается? Неуж-то бросишь их, не подсобишь?.."
Она смотрела тогда на него со смешанным чувством недоверия, недоумения и даже любопытства. А он, между тем, продолжал...
"... Ты, дочка, не гляди на меня, словно я - фанатик какой. - Я к Богу извилистой дорогой шел. Всякое на ей случалось: и грешил не в меру, а то и сам покинут да заброшен был. Почитай, всю жизнь шарахался, пристанище искал. Много стойбищ сменил да в разные годы...
Не слушай, коли люди говорят, время их ломает да корежит. Лихие люди зло творят - тем и живут. А коли с верой - век добра продлевается. Може, и сильная ты. Навроде, и никчему вера-то тебе. Но подумай, сколь скорбящих и одиноких в сей час по земле нашей идут. Помолись за них, дочка, дай чуток от силы своей..."
Наташа поднялась, подошла к стоявшим в красном углу образам, разглядывая потемневшие лики святых. Иконы были не просто старые, а старинные. "Сколько же им веков?" - подумала, внезапно почувствовав странное волнение. Показалось, лица на образах светлеют, а глаза приобретают живой, жизненный блеск. Она передернула плечами, ощутив непонятный страх и ей вдруг почудилось, что в комнате, кроме нее и Сергея, присутствует еще кто-то, от кого исходит неодолимая сила и власть. Наталья отступила на шаг, в страхе затравленно огляделась. Затем, пересилив себя, потянулась дрожащими пальцами к божнице. Нащупав свернутый лист бумаги, резко выдернула его и, прижав к груди, перевела дыхание. Она зажмурилась, а когда открыла глаза, не смогла сдержать вырвавшегося из груди возгласа, в котором соедились одновременно ужас, изумление и благоговейный трепет.
Лик Божией Матери на иконе "Одигитрия" покрылся маленькими капельками влаги.
О, Господи... - выдохнула она потрясенно.
Протянув руку, пальцами осторожно коснулась капель, поднесла к лицу, разглядывая. Жидкость была прозрачной, маслянистой, с едва уловимым тонким запахом. Наталья метнулась к сумке, достала чистый носовой платок и насухо вытерла икону. Развернув листок бумаги , принялась читать, искоса бросая быстрые взгляды на "Одигитрию", но обращаясь к иконе "Утоли моя печали":
- Надежде всех концов земли Ты еси, Пречистая Дево Госпоже Богородице, утешение мое!
Не гнушайся мене, сквернаго, в дерзновенном молении уст моих, и молю: угаси ми пламень греховный и ороси покаянием, изсохшее сердце мое от мрака греховнаго очисти, ум от лукавых помыслов, душевныя и телесныя язвы исцели, облегчи, Владичице, болезнь, утеши бурю злых нападений, Пречистая, отъими бремя грехов моих, Преблагая, и утоли печали моя, сокрушающия сердце.
Ты бо еси возведение роду человеческому и в печалях скорая Утешительница. За толикия же Твоя милости до последняго моего издыхания славословити Тя имам, о Всеблагословенная! Аминь...
Закончив читать молитву и посмотрев на "Путеводительницу", Наташа вновь заметила на лике иконы слезы и в смятении опустилась на лавку, почувствовав, как еще чуть-чуть и она кинется в панике вон из этого дома.
- Вот теперь я точно с ума сойду, - прошептала вслух. И, уткнув лицо в ладони, тихо заплакала, временами вплетая в горестный плач переполнявшие ее отчаяние, боль и одиночество: - Господи, за что мне это?!! За какие грехи? Что я сделала такого, чтобы меня так наказывать? - Она подняла печальные глаза и, обратившись к плачущей иконе, горячо зашептала: - Матерь Божия, Ты ведь знаешь, что такое потерять самого дорогого и близкого человека. Я совсем, совсем одна... Кругом тайга, снег и холод. Дай мне силы чуть-чуть, самую крошечку...
Пожалуйста, Пресвятая Богородица, пусть Сережа выздоровеет. Я буду ухаживать за ним, сделаю все, чтобы он поправился. Но не оставляй меня одну! Я не могу, понимаешь, не могу... У меня... у меня все время мама перед глазами стоит. Я должна что-то делать, иначе сойду с ума от горя, от тоски. Ты ведь можешь, я знаю... Ну, пожалуйста...
... Ему казалось, он покоится в толстом, плотном коконе. Было жарко и душно. Но сквозь него извне просачивались отрывистые команды, резкие звуки и постоянный, тяжелый гул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129