- Верю, конечно! Вам верю.
В отделении Иволгин разыскал Алексея. Они отошли к окну, выбрав место, где их никто не смог бы услышать. Майор наклонился к Добровольскому и постарался говорить тише:
- Леша, сейчас найдешь Приходько, покрутимся для приличия минут двадцать и смываемся. Есть новости.
Капитан как-то странно посмотрел на друга.
- Что опять стряслось? - нахмурился Петр Андреевич.
- Даже не знаю, как и сказать, товарищ майор... Значит, под пули бандитские - так с Лешей, а как... - и он выразительно принюхался.
Иволгин рассмеялся и примирительно заметил:
- Капитан Добровольский, вы свою порцию получите вечером. - Ты лучше вот что скажи: у тебя, помнится, кто-то из родни в Центральном архиве Минобороны работал, так?
Алексей сделал ужасное лицо:
- Все-таки шпиен, Андреич?!
- Да тише, ты! - приструнил его Иволгин. - Раздухарился... Ржем, как кони, будто рады, что парня похитили. - Он воровато оглянулся и продолжал: - Надо на одного человека личное дело поднять.
- На Артемьева?
- Нет, на его отца. Ты говорил, он генерал-майором был?
Алексей с сомнением покачал головой:
- Боюсь, не получится. Папа нашего нейрохирурга - персона серьезная была и загадочная. Во всяком случае, ни в городе, ни в области ничего на него найти не удалось. Установили только, что умер он в чине генерал-майора, но в военкоматах на него - ноль. На запрос потребовали специальную форму допуска, причем такую, о которой я лично вообще первый раз в жизни услышал.
- Надо в Москву ехать, Леша.
- С пустыми руками? - он кисло ухмыльнулся.
- А Семеныч на что со своей артелью? Да они нам по гроб жизни обязаны! И потом, объясним, что для дела нужно. Свои мужики, помогут. Они добро помнят. Если б не мы, зеки бы их тогда, в восемьдесят шестом, из тайги живыми не выпустили.
- Соболей бы... - мечтательно произнес Добровольский.
- Щас! - рыкнул Петр Андреевич. - Утрется твоя Москва без соболей. Еще скажи: шкуру тигра уссурийского! И так соберем торбы - рыба, орехи кедровые, ну и, по мелочи что-нибудь...
- Золотишка, например, - ввернул, весело скалясь, Алексей, но, увидев внимательно наблюдавшего за ними Стрельцова, тут же принял озабоченный, хмурый вид . Впрочем, не удержался и шепотом заговорщика добавил: Андреич, за нами "хвост".
- Да вижу. Пойдем, а то они решат, что это и, правда, мы парня скоммуниздили...
Когда сотрудники милиции и госбезопасности, опросив персонал и больных, составив протоколы, покинули стационар, Артемьев поднялся на четвертый этаж в отделение диагностики и прошел в рентген-кабинет.
Подойдя к столу, за которым сидел рослый, плечистый, молодой парень, молча положил перед ним листок бумаги, выразительно посмотрев на открытую дверь лаборантской, где в это время мыла полы санитарка. Тот быстро прочитал, поднял голову, радостно кивнул и показал большой палец. Глаза его озорно и весело блеснули.
- А, Георгий Степанович, - проговорил парень с сочувствием в голосе. Ну и помучили нас сегодня. Как вы себя чувствуете?
- Нормально, Виктор Викторович, - устало откликнулся тот. - Слава Богу, кажется все позади. И, знаете, что он не делает - все к лучшему. Эти
их посты и охрана сильно нервировали больных. Теперь, надеюсь, поспокойнее будет. А, вы-то, как?
- Переволновался, конечно, но это не смертельно. Поверьте мне, обойдется.
- Дай-то Бог, - вздохнул Артемьев. - Жалко парня, где-то он сейчас? Ему же уход соответствующий нужен. Ума не приложу, кому это могло понабодиться?
Заметив готового вот-вот рассмеяться рентгенолога, предостерегающе поднял палец. Тот кивнул и тяжело вздохнул:
- И не говорите, Георгий Степанович! Какое время жуткое настало...
Они еще минут десять обсуждали исчезновение "важного пациента". Прощаясь, Артемьев с чувством пожал рентгенологу руку:
- Виктор Викторович, я отныне ваш должник. Спасибо, что поддержали старика и защищали, как могли. В любое время милости прошу ко мне в гости. Буду рад представить вас своей семье... особенно внуку. - Георгий Степанович хитро подмигнул.
- Спасибо, обязательно зайду, возможно, и сегодня, - Виктор Викторович буквально давился от смеха.
На этой оптимистической ноте они и расстались...
Вечером, после работы, не находя себе места, Георгий Степанович взволнованно ходил по квартире, временами останавливаясь и прислушиваясь к шагам на лестнице. И когда в дверь настойчиво позвонили, опрометью кинулся в прихожую. Долго, от волнения, не мог открыть замок. Наконец, распахнул дверь и буквально упал в изнеможении в объятья внука - молодого крепыша, с добродушным лицом, на котором удалью сверкали зеленые глаза.
- Илья! - воскликнул Артемьев и вдруг, обхватив того за плечи, расплакался.
- Дед! - внук бережно отстранил старика. - Ну что, ты, в самом деле! Успокойся, все хорошо. Ну же... дед...
Илья разделся и они прошли в комнату, сели на старинный, кожаный диван.
- Я тебе сейчас чайку поставлю, - подхватился Артемьев. - Замерз, наверное.
- Да успокойся, - силой усадил его рядом Илья. Взяв в свои ладони старческие дедовы руки, легонько сжал, глядя тому в глаза с нежностью и любовью. - Довезли, все нормально. Ты не поверишь, Ерофей... сбрил бороду и усы! Помолодел лет на тридцать. Тетя Аня над ним всю дорогу потешалась. Чего это, ты, говорит, омолодиться надумал? Небось, по девкам собрался, греховодник старый? Пора, мол, остепениться, скоро отцом семейства станешь.
Георгий Степанович, подслеповато щурясь, с улыбкой кивал, внимательно слушая внука. И, глядя на его счастливое лицо, Илья почувствовал пронзительную, острую жалость к этому доброму,
великодушному, прекрасному старику. Он с ужасом представил, что когда-нибудь деда не станет и тогда... Тогда вместе с ним из жизни Ильи
уйдет что-то необыкновенно светлое и чистое, как-будто острым ножом, по живому, вырежут часть души.
- Илюшенька, а он, он-то как? - взволнованно продолжал расспросы Георгий Степанович. - Ерофей все, что я написал, выполнил?
- И то, что ты написал, сделал, и сам его сходу в оборот взял. Пока тетя Аня обед готовила, он над ним уже поколдовать успел. Трав намешал, отваров всяких, мазей каких-то. По цвету и запаху - гадость страшная и воню- ю- ючая! - засмеялся Илья. - Дед, честно тебе скажу: если Ерофей будет ими парня лечить, он выздоровеет! От такой "медицины" мертвый на ноги встанет и... убежит!
- Хорошо, хорошо, Илюшенька. Бог ты мой, как я рад! Как рад, ты и представить не можешь! Пусть он отдохнет денька четыре, а потом мы его на Оленгуй переправим. Ерофей говорил, святые там места, заговоренные иноками и старцами.
- Ну-у, дед, я смотрю, Ерофей тебя совсем в свою веру обратил, улыбнулся внук.
- В несчастье, Илюшенька, за любую соломинку хватаешься. А уж Бог испокон века на Сятой Руси - не соломинкой был, а - слегой. Он только и спасал ее из трясины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
В отделении Иволгин разыскал Алексея. Они отошли к окну, выбрав место, где их никто не смог бы услышать. Майор наклонился к Добровольскому и постарался говорить тише:
- Леша, сейчас найдешь Приходько, покрутимся для приличия минут двадцать и смываемся. Есть новости.
Капитан как-то странно посмотрел на друга.
- Что опять стряслось? - нахмурился Петр Андреевич.
- Даже не знаю, как и сказать, товарищ майор... Значит, под пули бандитские - так с Лешей, а как... - и он выразительно принюхался.
Иволгин рассмеялся и примирительно заметил:
- Капитан Добровольский, вы свою порцию получите вечером. - Ты лучше вот что скажи: у тебя, помнится, кто-то из родни в Центральном архиве Минобороны работал, так?
Алексей сделал ужасное лицо:
- Все-таки шпиен, Андреич?!
- Да тише, ты! - приструнил его Иволгин. - Раздухарился... Ржем, как кони, будто рады, что парня похитили. - Он воровато оглянулся и продолжал: - Надо на одного человека личное дело поднять.
- На Артемьева?
- Нет, на его отца. Ты говорил, он генерал-майором был?
Алексей с сомнением покачал головой:
- Боюсь, не получится. Папа нашего нейрохирурга - персона серьезная была и загадочная. Во всяком случае, ни в городе, ни в области ничего на него найти не удалось. Установили только, что умер он в чине генерал-майора, но в военкоматах на него - ноль. На запрос потребовали специальную форму допуска, причем такую, о которой я лично вообще первый раз в жизни услышал.
- Надо в Москву ехать, Леша.
- С пустыми руками? - он кисло ухмыльнулся.
- А Семеныч на что со своей артелью? Да они нам по гроб жизни обязаны! И потом, объясним, что для дела нужно. Свои мужики, помогут. Они добро помнят. Если б не мы, зеки бы их тогда, в восемьдесят шестом, из тайги живыми не выпустили.
- Соболей бы... - мечтательно произнес Добровольский.
- Щас! - рыкнул Петр Андреевич. - Утрется твоя Москва без соболей. Еще скажи: шкуру тигра уссурийского! И так соберем торбы - рыба, орехи кедровые, ну и, по мелочи что-нибудь...
- Золотишка, например, - ввернул, весело скалясь, Алексей, но, увидев внимательно наблюдавшего за ними Стрельцова, тут же принял озабоченный, хмурый вид . Впрочем, не удержался и шепотом заговорщика добавил: Андреич, за нами "хвост".
- Да вижу. Пойдем, а то они решат, что это и, правда, мы парня скоммуниздили...
Когда сотрудники милиции и госбезопасности, опросив персонал и больных, составив протоколы, покинули стационар, Артемьев поднялся на четвертый этаж в отделение диагностики и прошел в рентген-кабинет.
Подойдя к столу, за которым сидел рослый, плечистый, молодой парень, молча положил перед ним листок бумаги, выразительно посмотрев на открытую дверь лаборантской, где в это время мыла полы санитарка. Тот быстро прочитал, поднял голову, радостно кивнул и показал большой палец. Глаза его озорно и весело блеснули.
- А, Георгий Степанович, - проговорил парень с сочувствием в голосе. Ну и помучили нас сегодня. Как вы себя чувствуете?
- Нормально, Виктор Викторович, - устало откликнулся тот. - Слава Богу, кажется все позади. И, знаете, что он не делает - все к лучшему. Эти
их посты и охрана сильно нервировали больных. Теперь, надеюсь, поспокойнее будет. А, вы-то, как?
- Переволновался, конечно, но это не смертельно. Поверьте мне, обойдется.
- Дай-то Бог, - вздохнул Артемьев. - Жалко парня, где-то он сейчас? Ему же уход соответствующий нужен. Ума не приложу, кому это могло понабодиться?
Заметив готового вот-вот рассмеяться рентгенолога, предостерегающе поднял палец. Тот кивнул и тяжело вздохнул:
- И не говорите, Георгий Степанович! Какое время жуткое настало...
Они еще минут десять обсуждали исчезновение "важного пациента". Прощаясь, Артемьев с чувством пожал рентгенологу руку:
- Виктор Викторович, я отныне ваш должник. Спасибо, что поддержали старика и защищали, как могли. В любое время милости прошу ко мне в гости. Буду рад представить вас своей семье... особенно внуку. - Георгий Степанович хитро подмигнул.
- Спасибо, обязательно зайду, возможно, и сегодня, - Виктор Викторович буквально давился от смеха.
На этой оптимистической ноте они и расстались...
Вечером, после работы, не находя себе места, Георгий Степанович взволнованно ходил по квартире, временами останавливаясь и прислушиваясь к шагам на лестнице. И когда в дверь настойчиво позвонили, опрометью кинулся в прихожую. Долго, от волнения, не мог открыть замок. Наконец, распахнул дверь и буквально упал в изнеможении в объятья внука - молодого крепыша, с добродушным лицом, на котором удалью сверкали зеленые глаза.
- Илья! - воскликнул Артемьев и вдруг, обхватив того за плечи, расплакался.
- Дед! - внук бережно отстранил старика. - Ну что, ты, в самом деле! Успокойся, все хорошо. Ну же... дед...
Илья разделся и они прошли в комнату, сели на старинный, кожаный диван.
- Я тебе сейчас чайку поставлю, - подхватился Артемьев. - Замерз, наверное.
- Да успокойся, - силой усадил его рядом Илья. Взяв в свои ладони старческие дедовы руки, легонько сжал, глядя тому в глаза с нежностью и любовью. - Довезли, все нормально. Ты не поверишь, Ерофей... сбрил бороду и усы! Помолодел лет на тридцать. Тетя Аня над ним всю дорогу потешалась. Чего это, ты, говорит, омолодиться надумал? Небось, по девкам собрался, греховодник старый? Пора, мол, остепениться, скоро отцом семейства станешь.
Георгий Степанович, подслеповато щурясь, с улыбкой кивал, внимательно слушая внука. И, глядя на его счастливое лицо, Илья почувствовал пронзительную, острую жалость к этому доброму,
великодушному, прекрасному старику. Он с ужасом представил, что когда-нибудь деда не станет и тогда... Тогда вместе с ним из жизни Ильи
уйдет что-то необыкновенно светлое и чистое, как-будто острым ножом, по живому, вырежут часть души.
- Илюшенька, а он, он-то как? - взволнованно продолжал расспросы Георгий Степанович. - Ерофей все, что я написал, выполнил?
- И то, что ты написал, сделал, и сам его сходу в оборот взял. Пока тетя Аня обед готовила, он над ним уже поколдовать успел. Трав намешал, отваров всяких, мазей каких-то. По цвету и запаху - гадость страшная и воню- ю- ючая! - засмеялся Илья. - Дед, честно тебе скажу: если Ерофей будет ими парня лечить, он выздоровеет! От такой "медицины" мертвый на ноги встанет и... убежит!
- Хорошо, хорошо, Илюшенька. Бог ты мой, как я рад! Как рад, ты и представить не можешь! Пусть он отдохнет денька четыре, а потом мы его на Оленгуй переправим. Ерофей говорил, святые там места, заговоренные иноками и старцами.
- Ну-у, дед, я смотрю, Ерофей тебя совсем в свою веру обратил, улыбнулся внук.
- В несчастье, Илюшенька, за любую соломинку хватаешься. А уж Бог испокон века на Сятой Руси - не соломинкой был, а - слегой. Он только и спасал ее из трясины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129