..
Леша Добровольский сидел, вертя в руках пачку сигарет и не решаясь закурить. Внешне он выглядел спокойным и невозмутимым. На первый взгляд, могло показаться, что все происходящее пробудило в нем острый приступ уныния и меланхолии. Но Иволгин слишком хорошо его знал, чтобы обмануться и поверить в небрежно-расслабленную позу и откровенно-скучающее, отстраненное выражение лица. Бывало, на подобное его состояние покупались даже матерые уголовники, абсолютно не предполагая, насколько он внутренне собран, холодно расчетлив и опасен в такие минуты. Это был уже не человек, а машина, запрограммированная на уничтожение и подавление зла, в какой бы форме и под какой бы личиной оно не проявилось...
"... эти люди хотят быть уверены в преданности и лояльности человека, которому они доверят порядок на улицах областного центра, - с нотками некоторой театральности в голосе вещал Родионов.
- А тут и случай представился...
- Так получилось. Пути Господни неисповедимы...
- Выходит, как урки, кровью повязать решили... Страшный ты человек, Дмитрий. А ведь Анастасия - жена тебе... была. А девочка эта -дочь.
- О Наташе позаботятся... А Настя... Анастасия Филипповна вчера имела теплую беседу с одним из наших фигурантов. И он имел дурость обо всем ей рассказать... А до этого письмецо мне подбросил. Угрожал!.."
- Жаль, только угрожал, - процедил сквозь зубы Костиков. - Ну-у и гнидник! Никакого дуста не хватит!
"- ... Поэтому она и лежит сейчас в кухне с проломленным виском...
- Это был несчастный случай, Миша.
- Неосторожное обращение с яблоками... Что ж, ты, тогда, Дмитрий, так обгадился, если это был несчастный случай?..
- Миша, а ведь ты знаешь гораздо больше Анастасии..."
Голоса на пленке постепенно опять стали едва различимыми и вскоре пропали вовсе. Наступила тишина.
- Пойду покурю, - поднялся из-за стола Добровольский.
- Да курите в доме, - махнул рукой Ерофей.
Алексей покачал головой:
- Жена у вас, Ерофей Данилович, в положении. Ничего, я на крылечке постою. Собачки не тронут?
- Ступайте, они вас уж признали, не тронут.
За Добровольским молча потянулись и остальные. Ерофей остался в доме, понимая, как важно сейчас этим, хотелось бы верить, честным и хорошим мужикам побыть в своей компании, без посторонних глаз и ушей. Возможно, они не скажут друг другу ни слова, просто постоят, молча. Но эти несколько минут молчания будут дорогого стоить. Как на похоронах. А хоронить им есть что...
Выйдя на крыльцо, закурили. Алексей почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Он поднял голову вверх и долго, до боли в глазах, вглядывался в ясное, морозное, звездное небо. Потом сошел по ступенькам и сделал несколько шагов по двору. Боковым зрением уловил мимолетное движение. Скосив глаза, увидел медленно и осторожно приближающегося волкодава. Странно, но Алексей абсолютно не ощущал страха. Казалось, все чувства вообще атрофировались и он перестал быть живым - из настоящей плоти и крови. Собака подошла и принялась обнюхивать его ноги, одежду. И вдруг ткнулась мокрым носом в руку. Алексей присел на корточки, их глаза оказались на одном уровне. И он в неосознанном порыве протянул руку, зарываясь пальцами в густой, длинный мех, прижимаясь лицом к пахнущей лесом и снегом собачьей морде.
- Обычно так это и бывает, брат мой меньшой, - прошептал в самое ухо, одновременно отбрасывая далеко в снег сигарету. - Идешь, идешь, а потом бац! - и... уже лежишь, только рукоятка из спины торчит. - Он отстранился, заглядывая в непроницаемые, похожие на бездонные, черные озера, собачьи глаза: - Знаешь, что самое страшное в нашей, человечьей, стае? Когда - не в упор, не в сердце и не в лицо, а - в спину. Потому что враг всегда впереди, за спиной - только друзья. Оттого и страшно, когда бьют в спину.
Собака жалобно заскулила, пытаясь лизнуть его в лицо. Он закрыл глаза. Ощутив ее шершавый, горячий, мокрый язык, сжал челюсти, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Проведя рукой по ее спине, Алексей отстранился и тряхнул головой. Затем поднялся, еще раз потрепав огромную псину по загривку.
- Ты Амур или Уда? - спросил, улыбнувшись. - Амур? - собака молчала. Уда? - переспросил. Она громко залаяла. - Значит, Уда! - лай повторился. Алексей рассмеялся: - Ах, женщины, женщины... И чтобы мы, мужики, без вас делали?!
Он повернулся и, не оглядываясь, зашагал к крыльцу, поймав себя на мысли, что на этой земле еще остался хоть кто-то, к кому можно повернуться спиной, не боясь, что ударят.
- ... и не уговаривай меня, Петр Андреевич! - услышал Алексей звенящий от злости голос Костикова. - Да не смогу я теперь с этой сволочью по одним коридорам ходить, здороваться и делать вид, что все нормально!
- Кого шапками закидываем? - весело спросил Добровольский, подходя.
Все удивленно посмотрели на него.
- А тебе бы только зубы скалить! - в сердцах бросил Саша.
Алексей порылся в карманах и достал шариковую ручку, молча протянул ему.
- Что? - не понял Костиков.
- Ты же акт о капитуляции подписать собрался, вот я и подсуетился. Давай, чего там, подмахни, по-быстрячку, и вперед! В тачке еще, наверное, мотор не остыл.
Костиков напрягся и внезапно стремительно выбросил вперед руку, метя в лицо Добровольскому. Но тот оказался готов к подобной его реакции, потому на лету перехватил руку и, проведя захват, дернул его на себя. Однако поскользнулся и, увлекая Костикова за собой, рухнул с крыльца в снег.
Первым, как ни странно, опомнился Приходько. Он кинулся разнимать их. Но в общей свалке его сильно ударили в грудь, отчего он, охнув, как пушинка отлетел метра на четыре. Иволгин сорвался с крыльца и, захватив обоих сотрудников за волосы, сильно дернул на себя.
- Стоя-я-ять, пристяжные! - закричал так, что на крик выбежал испуганный Ерофей и к крыльцу молнией метнулись волкодавы. Собаки грозно зарычали и, пожалуй, только это отрезвило всех.
- Все, все... нормально, Данылыч, - поднимаясь, тяжело дыша, кашляя и отплевываясь, проговорил Алексей.
За ним поднялся Костиков. Прихрамывая, подошел ошеломленный Игорь. Петр Андреевич, стараясь придать голосу беспечность, с нервным смешком заметил:
- Размялись ребята немного. Все нормально.
Ерофей неодобрительно обвел взглядом всех четверых:
- Ну-ну... Вы игрушки-то свои в доме бы оставили, коли... размяться решили. Не ровен час постреляетесь - вот радости-то начальству вашему будет. - И, покачав головой, вернулся в дом.
- Дуэлянты... твою дивизию, нехай! - кипя от злости, процедил Иволгин. - Позорище! Вы офицеры милиции или... или... кто?!!
- Ладно, Андреич, - отмахнулся Алексей. - Проехали.
- Я тебе не Андреич, понял?!! Я тебе - товарищ майор! - Он придвинулся вплотную к Добровольскому и гневно выпалил в лицо: - И чтоб - навытяжку, понял?! Чтоб - пятки вместе, носки врозь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Леша Добровольский сидел, вертя в руках пачку сигарет и не решаясь закурить. Внешне он выглядел спокойным и невозмутимым. На первый взгляд, могло показаться, что все происходящее пробудило в нем острый приступ уныния и меланхолии. Но Иволгин слишком хорошо его знал, чтобы обмануться и поверить в небрежно-расслабленную позу и откровенно-скучающее, отстраненное выражение лица. Бывало, на подобное его состояние покупались даже матерые уголовники, абсолютно не предполагая, насколько он внутренне собран, холодно расчетлив и опасен в такие минуты. Это был уже не человек, а машина, запрограммированная на уничтожение и подавление зла, в какой бы форме и под какой бы личиной оно не проявилось...
"... эти люди хотят быть уверены в преданности и лояльности человека, которому они доверят порядок на улицах областного центра, - с нотками некоторой театральности в голосе вещал Родионов.
- А тут и случай представился...
- Так получилось. Пути Господни неисповедимы...
- Выходит, как урки, кровью повязать решили... Страшный ты человек, Дмитрий. А ведь Анастасия - жена тебе... была. А девочка эта -дочь.
- О Наташе позаботятся... А Настя... Анастасия Филипповна вчера имела теплую беседу с одним из наших фигурантов. И он имел дурость обо всем ей рассказать... А до этого письмецо мне подбросил. Угрожал!.."
- Жаль, только угрожал, - процедил сквозь зубы Костиков. - Ну-у и гнидник! Никакого дуста не хватит!
"- ... Поэтому она и лежит сейчас в кухне с проломленным виском...
- Это был несчастный случай, Миша.
- Неосторожное обращение с яблоками... Что ж, ты, тогда, Дмитрий, так обгадился, если это был несчастный случай?..
- Миша, а ведь ты знаешь гораздо больше Анастасии..."
Голоса на пленке постепенно опять стали едва различимыми и вскоре пропали вовсе. Наступила тишина.
- Пойду покурю, - поднялся из-за стола Добровольский.
- Да курите в доме, - махнул рукой Ерофей.
Алексей покачал головой:
- Жена у вас, Ерофей Данилович, в положении. Ничего, я на крылечке постою. Собачки не тронут?
- Ступайте, они вас уж признали, не тронут.
За Добровольским молча потянулись и остальные. Ерофей остался в доме, понимая, как важно сейчас этим, хотелось бы верить, честным и хорошим мужикам побыть в своей компании, без посторонних глаз и ушей. Возможно, они не скажут друг другу ни слова, просто постоят, молча. Но эти несколько минут молчания будут дорогого стоить. Как на похоронах. А хоронить им есть что...
Выйдя на крыльцо, закурили. Алексей почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Он поднял голову вверх и долго, до боли в глазах, вглядывался в ясное, морозное, звездное небо. Потом сошел по ступенькам и сделал несколько шагов по двору. Боковым зрением уловил мимолетное движение. Скосив глаза, увидел медленно и осторожно приближающегося волкодава. Странно, но Алексей абсолютно не ощущал страха. Казалось, все чувства вообще атрофировались и он перестал быть живым - из настоящей плоти и крови. Собака подошла и принялась обнюхивать его ноги, одежду. И вдруг ткнулась мокрым носом в руку. Алексей присел на корточки, их глаза оказались на одном уровне. И он в неосознанном порыве протянул руку, зарываясь пальцами в густой, длинный мех, прижимаясь лицом к пахнущей лесом и снегом собачьей морде.
- Обычно так это и бывает, брат мой меньшой, - прошептал в самое ухо, одновременно отбрасывая далеко в снег сигарету. - Идешь, идешь, а потом бац! - и... уже лежишь, только рукоятка из спины торчит. - Он отстранился, заглядывая в непроницаемые, похожие на бездонные, черные озера, собачьи глаза: - Знаешь, что самое страшное в нашей, человечьей, стае? Когда - не в упор, не в сердце и не в лицо, а - в спину. Потому что враг всегда впереди, за спиной - только друзья. Оттого и страшно, когда бьют в спину.
Собака жалобно заскулила, пытаясь лизнуть его в лицо. Он закрыл глаза. Ощутив ее шершавый, горячий, мокрый язык, сжал челюсти, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Проведя рукой по ее спине, Алексей отстранился и тряхнул головой. Затем поднялся, еще раз потрепав огромную псину по загривку.
- Ты Амур или Уда? - спросил, улыбнувшись. - Амур? - собака молчала. Уда? - переспросил. Она громко залаяла. - Значит, Уда! - лай повторился. Алексей рассмеялся: - Ах, женщины, женщины... И чтобы мы, мужики, без вас делали?!
Он повернулся и, не оглядываясь, зашагал к крыльцу, поймав себя на мысли, что на этой земле еще остался хоть кто-то, к кому можно повернуться спиной, не боясь, что ударят.
- ... и не уговаривай меня, Петр Андреевич! - услышал Алексей звенящий от злости голос Костикова. - Да не смогу я теперь с этой сволочью по одним коридорам ходить, здороваться и делать вид, что все нормально!
- Кого шапками закидываем? - весело спросил Добровольский, подходя.
Все удивленно посмотрели на него.
- А тебе бы только зубы скалить! - в сердцах бросил Саша.
Алексей порылся в карманах и достал шариковую ручку, молча протянул ему.
- Что? - не понял Костиков.
- Ты же акт о капитуляции подписать собрался, вот я и подсуетился. Давай, чего там, подмахни, по-быстрячку, и вперед! В тачке еще, наверное, мотор не остыл.
Костиков напрягся и внезапно стремительно выбросил вперед руку, метя в лицо Добровольскому. Но тот оказался готов к подобной его реакции, потому на лету перехватил руку и, проведя захват, дернул его на себя. Однако поскользнулся и, увлекая Костикова за собой, рухнул с крыльца в снег.
Первым, как ни странно, опомнился Приходько. Он кинулся разнимать их. Но в общей свалке его сильно ударили в грудь, отчего он, охнув, как пушинка отлетел метра на четыре. Иволгин сорвался с крыльца и, захватив обоих сотрудников за волосы, сильно дернул на себя.
- Стоя-я-ять, пристяжные! - закричал так, что на крик выбежал испуганный Ерофей и к крыльцу молнией метнулись волкодавы. Собаки грозно зарычали и, пожалуй, только это отрезвило всех.
- Все, все... нормально, Данылыч, - поднимаясь, тяжело дыша, кашляя и отплевываясь, проговорил Алексей.
За ним поднялся Костиков. Прихрамывая, подошел ошеломленный Игорь. Петр Андреевич, стараясь придать голосу беспечность, с нервным смешком заметил:
- Размялись ребята немного. Все нормально.
Ерофей неодобрительно обвел взглядом всех четверых:
- Ну-ну... Вы игрушки-то свои в доме бы оставили, коли... размяться решили. Не ровен час постреляетесь - вот радости-то начальству вашему будет. - И, покачав головой, вернулся в дом.
- Дуэлянты... твою дивизию, нехай! - кипя от злости, процедил Иволгин. - Позорище! Вы офицеры милиции или... или... кто?!!
- Ладно, Андреич, - отмахнулся Алексей. - Проехали.
- Я тебе не Андреич, понял?!! Я тебе - товарищ майор! - Он придвинулся вплотную к Добровольскому и гневно выпалил в лицо: - И чтоб - навытяжку, понял?! Чтоб - пятки вместе, носки врозь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129