С высоты корабельной палубы они казались маленькими и терялись в толпе провожающих. Это был нелегкий миг, и глаза Кэтрин наполнились влагой.
От избытка чувств она не заметила, как корабль отдал швартовы и вслед за буксирами двинулся по Эйвону, прошел под чудесным подвесным мостом и направился к устью реки. Когда они наконец вышли в открытое море, пароход дал прощальный гудок буксирам и развернул могучие паруса, тут же наполнившиеся ветром. В тот же миг по палубам пробежала дрожь, и начали вращаться огромные колеса с лопастями.
Филлис шмыгнула носом и, позабыв о субординации, просунула руку Кэтрин под локоть. Так они и стояли плечом к плечу, не отрывая глаз от зеленой полоски земли, постепенно таявшей на горизонте.
Совершенно не готовая к карьере бывалого моряка, всю первую часть путешествия Кэтрин ужасно страдала от морской болезни: с посеревшим лицом и дрожащими коленями она сошла на берег, когда корабль остановился в Мадейре. Она едва нашла в себе для этого силы, но уж слишком велико было желание ступить на твердую землю: ее абсолютно не волновали ни экзотическая растительность, ни извилистые мощеные улочки, прихотливыми изгибами спускавшиеся к морю, ни изобиловавший всяческими диковинами рынок. Однако, когда пришла пора вернуться на корабль, девушка довольно бодро приняла предложенную Седриком руку и поднялась по сходням на их временное плавучее пристанище, где спасательные шлюпки, оснастка и даже писчая бумага и салфетки в каютах имели маркировку «Иона».
Насколько она могла судить, судно было оснащено всем возможным для комфорта пассажиров: роскошными каютами, салонами, барами, игровыми комнатами (в некоторых можно было поиграть в настольный теннис и заняться метанием колец), высококлассным казино, великолепной кухней и целой армией стюардов и стюардесс.
Для Седрика было совершенно естественно путешествовать первым классом, да и каюта Кэтрин была лучшим, что можно было приобрести за деньги. Однако Филлис не преминула сунуть свой любопытный носик и на нижнюю палубу.
– Наверное, там не так уж страшно, мисс, – докладывала она, – но ужасно тесно. Люди вынуждены делить каюту с совершенно незнакомыми соседями. Я бы не сказала, что мне это понравилось.
Филлис было двадцать лет от роду, и она делала первые шаги в качестве личной прислуги. Это был важный шаг в ее карьере, и она дорожила новым своим положением. Сметливая и расторопная, Филлис поднялась с самых низов благодаря своему дяде, служившему в одном из особняков в Вест-Энде. Она прошла суровую школу, начиная с «девочки на побегушках», обязанной подчиняться всем подряд, став затем уборщицей и горничной. Дядя, гордившийся ее успехами, помог ей откликнуться на данное Седриком объявление в «Таймс», которое гласило: «Молодой леди требуется личная прислуга для предстоящего путешествия в Америку».
Пользуясь дядиными наставлениями и собственной смекалкой, Филлис сумела произвести приятное впечатление во время собеседования, и ее приняли. Она быстро прониклась искренней симпатией к Кэтрин, быстро разобравшись, что та – новичок в высшем свете: ее догадку позднее подтвердил Уоллер. И теперь, по сути дела, они учились вместе: Филлис – заботиться о леди, а Кэтрин – быть этою леди.
Утомившись прогулкой по палубе, Кэтрин спустилась к себе пораньше, покинув Седрика с его приятелями за обедом в кают-компании. Ее дядя чувствовал себя как рыба в воде: множество хорошеньких женщин, предполагавшее возможный флирт, вечерние танцы и, кроме всего прочего, ночные часы, которые можно было провести за бутылкой вина в компании других джентльменов, с которыми он уже был на короткой ноге.
Было так приятно крепко заснуть, не мучаясь от тошноты и головной боли, и все же Кэтрин долго не могла забыть то чувство растерянности, с которым проснулась рано поутру. Она не могла сообразить, где находится. Переднею стояла стюардесса, принесшая чашку утреннего чая, а за ее спиной суетилась Филлис, извлекавшая из сундука одежду. Сундук представлял собою миниатюрный гардероб: когда его ставили на торец и открывали крышку, в одной его половине, имевшей множество отделений, помещались всякие мелочи, тогда как другая служила для пальто и платьев.
– Доброе утро, мисс, – мило приветствовала она хозяйку. – Вы чувствуете себя лучше?
– Кажется, да, – сонно отвечала Кэтрин, пока стюардесса покидала каюту. – Да, решительно лучше.
Новизна обстановки и яркая голубизна небес, поблескивавшая в иллюминаторе, произвели чудесный эффект. Она почувствовала себя здоровой и веселой. Усевшись в кровати, она принялась за бутерброды с чаем, пока Филлис проворно извлекала для ее обозрения один наряд за другим.
– Жаркий солнечный денек, – заметила она. – Я уже видела трех леди в белых платьях. Почему бы вам не надеть одно из ваших, мисс, и не утереть им всем нос? Отличная возможность произвести наилучшее впечатление.
– Меня это не волнует, – начала было Кэтрин равнодушно, но тут в ней взыграла жажда приключений. – Нет, в конце концов, почему бы и нет! – рассмеялась она и одобрительно кивнула, глядя на нечто воздушно-кружевное в руках Филлис. Каким облегчением была возможность наконец-то расстаться с траурным нарядом. – Я надену это и отправлюсь в кают-компанию.
– И хорошо сделаете, мисс. Не зря же вы платили за первый класс, – подхватила Филлис.
Кэтрин слишком многое позволяла своей служанке, и это немало беспокоило Седрика. Хотя он сам весьма дружелюбно относился к своему камердинеру, их близость никогда не переходила за определенные границы. Уоллер прекрасно их знал и соблюдал неукоснительно. Но Кэтрин нуждалась в подруге и скучала без миссис Прентис. Ведь вопрос с компаньонкой так и остался открытым. И хотя в данный момент Седрик сам опекал ее, это не могло длиться вечно.
– Мы начнем присматривать кого-нибудь, когда окажемся в Америке, – сказал он. – Ни одна леди вашего положения не станет путешествовать одна за границей, а я временами должен буду покидать вас. Дела, моя милая.
И в самом деле – не мог же он пройти мимо борделей Нового Орлеана, известных на весь свет прелестями служивших там девиц смешанной крови. При одной мысли о них у Седрика зудело в паху.
В старое доброе время креольские плантаторы, ведшие свое происхождение от французов или испанцев, в своем высокомерии полагали себя полноправными властелинами над африканскими рабынями. Седрик был изрядно наслышан о «квартеронских балах», на которых милые целомудренные дочери свободных родителей преподносились в дар креольским джентльменам своими амбициозными мамашами. Все происходило совершенно официально и было освящено традицией. Девушка затем водворялась в один из домов на Рэмпарт-стрит, в дом, арендованный для подобного рода утех каким-нибудь шаловливым отпрыском богатого и знатного семейства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
От избытка чувств она не заметила, как корабль отдал швартовы и вслед за буксирами двинулся по Эйвону, прошел под чудесным подвесным мостом и направился к устью реки. Когда они наконец вышли в открытое море, пароход дал прощальный гудок буксирам и развернул могучие паруса, тут же наполнившиеся ветром. В тот же миг по палубам пробежала дрожь, и начали вращаться огромные колеса с лопастями.
Филлис шмыгнула носом и, позабыв о субординации, просунула руку Кэтрин под локоть. Так они и стояли плечом к плечу, не отрывая глаз от зеленой полоски земли, постепенно таявшей на горизонте.
Совершенно не готовая к карьере бывалого моряка, всю первую часть путешествия Кэтрин ужасно страдала от морской болезни: с посеревшим лицом и дрожащими коленями она сошла на берег, когда корабль остановился в Мадейре. Она едва нашла в себе для этого силы, но уж слишком велико было желание ступить на твердую землю: ее абсолютно не волновали ни экзотическая растительность, ни извилистые мощеные улочки, прихотливыми изгибами спускавшиеся к морю, ни изобиловавший всяческими диковинами рынок. Однако, когда пришла пора вернуться на корабль, девушка довольно бодро приняла предложенную Седриком руку и поднялась по сходням на их временное плавучее пристанище, где спасательные шлюпки, оснастка и даже писчая бумага и салфетки в каютах имели маркировку «Иона».
Насколько она могла судить, судно было оснащено всем возможным для комфорта пассажиров: роскошными каютами, салонами, барами, игровыми комнатами (в некоторых можно было поиграть в настольный теннис и заняться метанием колец), высококлассным казино, великолепной кухней и целой армией стюардов и стюардесс.
Для Седрика было совершенно естественно путешествовать первым классом, да и каюта Кэтрин была лучшим, что можно было приобрести за деньги. Однако Филлис не преминула сунуть свой любопытный носик и на нижнюю палубу.
– Наверное, там не так уж страшно, мисс, – докладывала она, – но ужасно тесно. Люди вынуждены делить каюту с совершенно незнакомыми соседями. Я бы не сказала, что мне это понравилось.
Филлис было двадцать лет от роду, и она делала первые шаги в качестве личной прислуги. Это был важный шаг в ее карьере, и она дорожила новым своим положением. Сметливая и расторопная, Филлис поднялась с самых низов благодаря своему дяде, служившему в одном из особняков в Вест-Энде. Она прошла суровую школу, начиная с «девочки на побегушках», обязанной подчиняться всем подряд, став затем уборщицей и горничной. Дядя, гордившийся ее успехами, помог ей откликнуться на данное Седриком объявление в «Таймс», которое гласило: «Молодой леди требуется личная прислуга для предстоящего путешествия в Америку».
Пользуясь дядиными наставлениями и собственной смекалкой, Филлис сумела произвести приятное впечатление во время собеседования, и ее приняли. Она быстро прониклась искренней симпатией к Кэтрин, быстро разобравшись, что та – новичок в высшем свете: ее догадку позднее подтвердил Уоллер. И теперь, по сути дела, они учились вместе: Филлис – заботиться о леди, а Кэтрин – быть этою леди.
Утомившись прогулкой по палубе, Кэтрин спустилась к себе пораньше, покинув Седрика с его приятелями за обедом в кают-компании. Ее дядя чувствовал себя как рыба в воде: множество хорошеньких женщин, предполагавшее возможный флирт, вечерние танцы и, кроме всего прочего, ночные часы, которые можно было провести за бутылкой вина в компании других джентльменов, с которыми он уже был на короткой ноге.
Было так приятно крепко заснуть, не мучаясь от тошноты и головной боли, и все же Кэтрин долго не могла забыть то чувство растерянности, с которым проснулась рано поутру. Она не могла сообразить, где находится. Переднею стояла стюардесса, принесшая чашку утреннего чая, а за ее спиной суетилась Филлис, извлекавшая из сундука одежду. Сундук представлял собою миниатюрный гардероб: когда его ставили на торец и открывали крышку, в одной его половине, имевшей множество отделений, помещались всякие мелочи, тогда как другая служила для пальто и платьев.
– Доброе утро, мисс, – мило приветствовала она хозяйку. – Вы чувствуете себя лучше?
– Кажется, да, – сонно отвечала Кэтрин, пока стюардесса покидала каюту. – Да, решительно лучше.
Новизна обстановки и яркая голубизна небес, поблескивавшая в иллюминаторе, произвели чудесный эффект. Она почувствовала себя здоровой и веселой. Усевшись в кровати, она принялась за бутерброды с чаем, пока Филлис проворно извлекала для ее обозрения один наряд за другим.
– Жаркий солнечный денек, – заметила она. – Я уже видела трех леди в белых платьях. Почему бы вам не надеть одно из ваших, мисс, и не утереть им всем нос? Отличная возможность произвести наилучшее впечатление.
– Меня это не волнует, – начала было Кэтрин равнодушно, но тут в ней взыграла жажда приключений. – Нет, в конце концов, почему бы и нет! – рассмеялась она и одобрительно кивнула, глядя на нечто воздушно-кружевное в руках Филлис. Каким облегчением была возможность наконец-то расстаться с траурным нарядом. – Я надену это и отправлюсь в кают-компанию.
– И хорошо сделаете, мисс. Не зря же вы платили за первый класс, – подхватила Филлис.
Кэтрин слишком многое позволяла своей служанке, и это немало беспокоило Седрика. Хотя он сам весьма дружелюбно относился к своему камердинеру, их близость никогда не переходила за определенные границы. Уоллер прекрасно их знал и соблюдал неукоснительно. Но Кэтрин нуждалась в подруге и скучала без миссис Прентис. Ведь вопрос с компаньонкой так и остался открытым. И хотя в данный момент Седрик сам опекал ее, это не могло длиться вечно.
– Мы начнем присматривать кого-нибудь, когда окажемся в Америке, – сказал он. – Ни одна леди вашего положения не станет путешествовать одна за границей, а я временами должен буду покидать вас. Дела, моя милая.
И в самом деле – не мог же он пройти мимо борделей Нового Орлеана, известных на весь свет прелестями служивших там девиц смешанной крови. При одной мысли о них у Седрика зудело в паху.
В старое доброе время креольские плантаторы, ведшие свое происхождение от французов или испанцев, в своем высокомерии полагали себя полноправными властелинами над африканскими рабынями. Седрик был изрядно наслышан о «квартеронских балах», на которых милые целомудренные дочери свободных родителей преподносились в дар креольским джентльменам своими амбициозными мамашами. Все происходило совершенно официально и было освящено традицией. Девушка затем водворялась в один из домов на Рэмпарт-стрит, в дом, арендованный для подобного рода утех каким-нибудь шаловливым отпрыском богатого и знатного семейства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125