– Никто мной не помыкает! – рявкнул он и больно ее ущипнул.
– Перестань! – ударила его Лестина. – Или я сию же секунду встану с этой кровати, отправлюсь домой и ты не увидишь меня несколько дней.
– Прости, – принялся он каяться, в шутку подражая маленькому обиженному мальчику – уловка, к которой она не могла остаться равнодушной. – Всякий раз, как ты напоминаешь мне о мамочке, я схожу с ума.
– Именно поэтому мы сегодня явились сюда? Чтобы ты мог досадить ей! Это ведь ее кровать? Как гадко с твоей стороны. – В ее усмешке проскользнуло нечто дьявольское. Эта кровать, эта комната его матери, и он затащил сюда цветную – что переходит все границы! Стоит ли удивляться, что сегодня он так пылок! Нет ничего более возбуждающего, чем запретная любовь, подогретая гневом отчаяния и жаждой мести.
– А как же домашние слуги? – тихо спросила она, не прекращая своих чувственных ласк и ощущая, как поднимается и твердеет его плоть.
– Я дал им свободный день.
– Но кровать? Она же будет вся смята.
– Я скажу, что решил спать здесь, чтобы охранять мамины драгоценности.
«А он хитер, – подумала она, – мой дикий, развращенный мальчик с нежной белой кожей».
Влечение охватило ее. Она обожала его, желала его, упивалась им, пустив в ход все свое искусство, чтобы привязать его к себе, добровольно принося себя в жертву. Скользя по его телу, словно жрица Дума-баллы Змеи, неистовая и бесстыдная, словно воплощение Иезили-Фреды-Дагомеи, лесной богини любви, она своими губами и пальцами доводила его до беспамятства, обвиваясь вокруг него так, что он забывал обо всем на свете.
«Это просто чудесно, что дяде Седрику понравились Уоррен с Элизой, – писала Кэтрин в очередном длинном послании миссис Даулинг, одном из тех, что ждали своего отправления по прибытии корабля в Новый Орлеан. – Он всегда так нервничает, когда я с кем-то знакомлюсь, но, кажется, к ним он весьма расположен. Было бы ужасно, если бы он невзлюбил их: они такие дружелюбные и всегда готовы помочь. Последняя часть путешествия прошла просто замечательно, и все благодаря им. Мы играли в настольный теннис, слушали пианистов в салоне (по крайней мере, мы с Элизой – пока Седрик с Уорреном играли в карты) и обедали и танцевали по вечерам. Сегодня – последний вечер перед тем, как мы пристанем к берегу, и состоится большой костюмированный бал. Элиза скоро зайдет ко мне, чтобы обсудить мой наряд. Это не так-то просто, ведь под рукою есть только то, что я взяла с собою в путешествие. Когда делались покупки, я и не думала о подобных вещах. Никто меня не предупредил. Жаль, что я не познакомилась с Элизой еще в Англии. Она прекрасно разбирается в таких делах. Даже лучше, чем миссис Прентис».
Был тот редкий час, когда Кэтрин могла уединиться у себя в каюте и заняться корреспонденцией – между дневным чаем и подготовкой к вечерним увеселениям. Она обещала писать миссис Даулинг, Бет Карпентер и миссис Прентис, с которой хотела обмениваться всеми новостями. До недавнего времени она относилась к этим обязательствам спустя рукава – сначала из-за болезни, а потом из-за полной занятости в обществе Уоррена и Элизы.
Девушка расположилась в маленьком кресле возле бюро, чувствуя под собою легкое покачивание палубы и бессознательно вслушиваясь в суету корабельной жизни. Проведя кончиком пера по губам, она невольно улыбнулась при мысли о молодом американце. Ей приятно было его общество, его шутки, почтительное и свободное обращение, – и все же она не думала, что влюбилась. Правда, она слишком мало знала мужчин. И по каким признакам она могла бы понять, что влюблена?
Ее тревожило то возбуждение, которое она испытывала при его появлении – будь то за столом в кают-компании, на палубе или в бальной зале, и тот приятный трепет, что охватывал ее, когда он касался ее руки или обнимал за талию во время танца. Но была ли это любовь? То самое необузданное чувство, что с таким восторгом описывают поэты? Кэтрин затруднялась сказать. Она ожидала чего-то большего: безоглядного влечения, когда ей захочется принадлежать ему телом, мыслями, даже самой душой – до конца своих дней. Конечно, она погрустит, если придется навсегда расстаться с Уорреном, но это не повергнет ее в отчаяние. Да и с его стороны был лишь легкий флирт да обычные дружеские чувства.
Стук в двери каюты прервал ее размышления. Она ответила, и перед нею предстала Элиза во всем великолепии карнавального наряда.
– Ах, как чудесно ты выглядишь! – воскликнула Кэтрин, всплеснув руками. – Ты просто прелесть! Как тебе это удалось?
Элиза просияла и закружилась перед зеркалом, висевшим на стенке каюты.
– Запросто, моя милая. Я давно набила руку на таких вещах. Накинула шаль, завязала волосы узлом на затылке, воткнула в них розу, выбрала серьги побольше, и voila – я уже цыганка!
– Именно так, только почему-то со светлыми волосами, – заметила Кэтрин, с завистью глядя на подругу.
– Цыганки бывают разных мастей! – Элиза ничуть не смутилась, опустила руку в карман передника, также служившего частью ее маскарада, и извлекла колоду карт. – Предсказать вам будущее, милая дамочка?
– А ты умеешь? – спросила Кэтрин, с горящими глазами включаясь в игру.
– Немножко. Моя мама пришла бы в ужас, если бы узнала, но я научилась у Мамми. Она считает, что у меня есть «взгляд».
– Кто такая Мамми? Ты как-то уже говорила о ней, когда вы с Уорреном вспоминали детство.
– Все богатые белые дети на Юге называют Мамми своих черных нянюшек. Моя Мамми была рабыней, но прошло уже десять лет. Я до сих пор иногда навещаю ее. – И в глазах Элизы появилась необычайная нежность. – Мамми вырастила нас, меня и Уоррена. У наших родителей никогда не хватало времени поиграть с нами. Здесь это самое обычное дело.
– В моей стране те, у кого достаточно денег, тоже нанимают женщин в няньки для своих детей, – кивнула Кэтрин. – Но я не стану этого делать. Если у меня когда-нибудь родится ребенок, я стану сама воспитывать его.
– Мисс Кэтрин Энсон, – воскликнула Элиза, возмущенно глядя на подругу и уперев руки в бока, – вам угодно болтать совершенные глупости! У тебя обязательно будут дети, глупая ты гусыня! А леди с твоим положением наверняка не будет хватать времени, чтобы играть со своими детьми целые дни напролет. Нет, любезнейшая! Тебе надо будет устраивать вечеринки, и посещать званые балы, и ездить к портным и парикмахерам, и я не знаю что еще: И твой муж тоже наверняка будет ужасно важной персоной.
– Это ты болтаешь всякие глупости, Элиза, – возразила Кэтрин, не зная сама, обижаться ей или смеяться. – Все это пи-са-но-на-во-де.
– Возможно, но ведь я могу видеть твое будущее, забыла? – И Элиза с загадочным видом прижала пальчик к носу. – Как насчет маленького гаданья?
– Ох, конечно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125