Старая часть города была построена испанцами и французами под защитой оборонительных стен. Позже, с появлением американских дельцов, были освоены окрестности, получившие название Лафайет, сохранившееся вплоть до аннексии Нового Орлеана.
Деламар объяснил ей, как появилось название Садовый Район.
– Понимаете, мисс Энсон, долгие годы новоорлеанцы жили в домах, отгороженных от улиц стенами в испанском стиле, с балконами, обращенными на сады позади зданий, – как вы могли видеть на Вьё Карре. Но когда американцы принялись осваивать Лафайет, кто-то из богатых французов не пожелал отставать от них. Они также приобрели себе обширные участки, где можно было разбить просторные чудесные сады, вроде тех, что имелись у них за чертой города, на плантациях.
Кэтрин узнала, что здесь есть большое поселение ирландцев в районе Канальной улицы, не говоря уже о множестве других этнических групп, каждая из которых внесла свою лепту в неповторимую культуру Нового Орлеана – своими обычаями, манерами и религиями. Городской рынок являлся воплощением этого микрокосма, в котором лишь малую долю представляли аборигены Западной Индии, жившие вдоль берегов величайшей водной артерии Америки.
Кэтрин очень хотелось побывать там, ведь она понимала, что ее каникулы будут весьма краткими и надо успеть как можно больше за это время. Вскоре Деламар представит ей ее банкиров, а на конец месяца уже запланирована поездка в «Край Света». Кроме того, необходимо было завести знакомства с местной знатью, побывать в опере и устроить у себя прием в честь новых знакомых. Организацию последнего она с радостью предоставила Элизе и Уоррену, поскольку ей самой катастрофически не хватало ни времени, ни энергии – последней, видимо, из-за жары и духоты, к которым она так и не привыкла. Лишь несколько кратких часов ранним утром и вечером она могла позволить себе двигаться, не покрываясь испариной. Часы сиесты она проводила в полном изнеможении на кровати, или сидя в ванне, или распростершись в шезлонге на одной из галерей в тщетном ожидании хотя бы малейшего ветерка.
Адриен, получив ее согласие, временами навещал ее – настойчивый, неизменно волновавший ее своей красотой. Элиза подогревала ее возбуждение, без конца твердя о том, как ей повезло с первых шагов очаровать самого перспективного молодого холостяка в этом городе.
– Почему вы не позволяете мне провезти вас по городу? – спросил он как-то вечером, стоя рядом с Кэтрин у распахнутого окна. Снизу, из гостиной, до них доносились взрывы хохота – это Седрик на пару с Элизой разыгрывали роббер – другой в вист – против Уоррена и полковника.
– Элиза полностью завладела мною. Она обожает ездить по магазинам.
– Есть ли такое место, куда вы хотели бы поехать, а она – нет?
– Да, есть. Свозите меня на городской рынок. Селеста говорила, что интереснее всего побывать там на рассвете, но Элиза отказывается подниматься в столь ранний час.
– Считайте, что вы там побывали. – Он обнял было ее за талию, но она отстранилась, и в его темных глазах полыхнула досада.
Однако он оказался верен данному слову и появился у ворот Бовуар-Хауса с первыми лучами утренней зари. Кэтрин, караулившая на балконе его появление, вернулась в комнату и сказала:
– Взгляни на небо, Филлис. Разве оно не прекрасно? Если здесь и есть что-то, способное напомнить мне Риллингтон, так это красочные закаты и восходы.
Филлис едва что-то пробурчала в ответ. В столь ранний час она была не способна обращать внимание на всякие поэтические бредни. Не то чтоб ей не было любопытно взглянуть на рынок собственными глазами, но все же она гораздо в меньшей степени желала этого, чем Кэтрин. С другой стороны, она не могла не пойти туда с хозяйкой – уж очень дорожила своим привилегированным положением среди остальной прислуги. Они недолюбливали таких простых девушек, как она, именовали ее белым отребьем и считали незаслуженным ее высокое звание личной служанки при хозяйке.
Кэтрин надела шляпу с широкими полями и целым ворохом страусовых перьев, опустила на лицо вуаль и направилась к выходу. Адриен поджидал ее возле лестницы, чтобы помочь подняться в ландо. Филлис вскарабкалась сама и устроилась на противоположном сиденье, держа в руках зонтик и ридикюль Кэтрин. Она временно была наделена полномочиями дуэньи и не спускала с Адриена глаз, относясь к своим обязанностям исключительно серьезно. Она решила, что к этому скользкому типу нельзя относиться с доверием.
Кучер взмахнул кнутом, и ландо покинуло тишину Первой улицы, проехало по авеню Св. Карла, обогнало неспешные телеги, влекомые запряженными в них мулами, пересекло площадь Джексона и углубилось во Французский квартал. Здесь на улицах уже было полно торговцев, на всех языках расхваливавших свой товар. Острый запах жареных кофейных зерен доносился из дверей ресторанов, и на всех углах стояли женщины в цветастых платьях и готовили прямо здесь, на переносных жаровнях.
– Калас! – кричали они. – Калас – ту белль ка-лас!
– Чем это они торгуют? – поинтересовалась Кэтрин, как только экипаж замедлил ход. – Как вкусно пахнет! Я даже проголодалась.
– Это рисовые пирожные, обсыпанные сахаром, – отвечал Адриен, забавляясь ее простодушным любопытством. – Позвольте, я их вам куплю.
– Надо будет сказать Анри, – вздохнула Кэтрин, когда наконец смогла заговорить. Она старательно обтирала с пальцев сахар. – Как вы думаете, он сможет приготовить такие же?
– Я не сомневаюсь в этом. – Адриен едва скрыл зевок. Накануне он почти до утра резался в карты с двумя приезжими из Нью-Йорка. – А вот и рынок. И если я не ошибаюсь, здесь же ваша экономка.
Кэтрин помахала рукой, и Селеста ответила тем же. Не будь с нею Адриена, девушка наверняка бы присоединилась к негритянке. Она бы повесила на руку корзинку и отправилась бы вдоль рядов, чтобы перепробовать все фрукты, осмотреть все куски мяса и свежевыловленной рыбы, перенюхать все травы и расспросить обо всем, что только увидит. Та фамильярность в обращении, которую Кэтрин допускала с Селестой, вызывала возмущение у Филлис, и теперь она шагала следом за хозяйкой и Адриеном, делая вид, что ее не замечает.
Рынок представлял собою огромное металлическое сооружение, возведенное недалеко от пристани, и под его гулкими сводами стоял гвалт, сравнимый разве с шумом Вавилонской башни. Суетливая, насыщенная запахами атмосфера возбуждала. В воздухе сливались ароматы кофе, какао и специй, с прилавков свисали длинные перья лука, лежавшего посреди гор зеленого, темно-красного и оранжевого перца, разнообразных фруктов и овощей. В одном из углов сплошными рядами стояли вазы со срезанными цветами.
Адриен купил букет и преподнес его Кэтрин, кивнув в благодарность торговке, которая сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Деламар объяснил ей, как появилось название Садовый Район.
– Понимаете, мисс Энсон, долгие годы новоорлеанцы жили в домах, отгороженных от улиц стенами в испанском стиле, с балконами, обращенными на сады позади зданий, – как вы могли видеть на Вьё Карре. Но когда американцы принялись осваивать Лафайет, кто-то из богатых французов не пожелал отставать от них. Они также приобрели себе обширные участки, где можно было разбить просторные чудесные сады, вроде тех, что имелись у них за чертой города, на плантациях.
Кэтрин узнала, что здесь есть большое поселение ирландцев в районе Канальной улицы, не говоря уже о множестве других этнических групп, каждая из которых внесла свою лепту в неповторимую культуру Нового Орлеана – своими обычаями, манерами и религиями. Городской рынок являлся воплощением этого микрокосма, в котором лишь малую долю представляли аборигены Западной Индии, жившие вдоль берегов величайшей водной артерии Америки.
Кэтрин очень хотелось побывать там, ведь она понимала, что ее каникулы будут весьма краткими и надо успеть как можно больше за это время. Вскоре Деламар представит ей ее банкиров, а на конец месяца уже запланирована поездка в «Край Света». Кроме того, необходимо было завести знакомства с местной знатью, побывать в опере и устроить у себя прием в честь новых знакомых. Организацию последнего она с радостью предоставила Элизе и Уоррену, поскольку ей самой катастрофически не хватало ни времени, ни энергии – последней, видимо, из-за жары и духоты, к которым она так и не привыкла. Лишь несколько кратких часов ранним утром и вечером она могла позволить себе двигаться, не покрываясь испариной. Часы сиесты она проводила в полном изнеможении на кровати, или сидя в ванне, или распростершись в шезлонге на одной из галерей в тщетном ожидании хотя бы малейшего ветерка.
Адриен, получив ее согласие, временами навещал ее – настойчивый, неизменно волновавший ее своей красотой. Элиза подогревала ее возбуждение, без конца твердя о том, как ей повезло с первых шагов очаровать самого перспективного молодого холостяка в этом городе.
– Почему вы не позволяете мне провезти вас по городу? – спросил он как-то вечером, стоя рядом с Кэтрин у распахнутого окна. Снизу, из гостиной, до них доносились взрывы хохота – это Седрик на пару с Элизой разыгрывали роббер – другой в вист – против Уоррена и полковника.
– Элиза полностью завладела мною. Она обожает ездить по магазинам.
– Есть ли такое место, куда вы хотели бы поехать, а она – нет?
– Да, есть. Свозите меня на городской рынок. Селеста говорила, что интереснее всего побывать там на рассвете, но Элиза отказывается подниматься в столь ранний час.
– Считайте, что вы там побывали. – Он обнял было ее за талию, но она отстранилась, и в его темных глазах полыхнула досада.
Однако он оказался верен данному слову и появился у ворот Бовуар-Хауса с первыми лучами утренней зари. Кэтрин, караулившая на балконе его появление, вернулась в комнату и сказала:
– Взгляни на небо, Филлис. Разве оно не прекрасно? Если здесь и есть что-то, способное напомнить мне Риллингтон, так это красочные закаты и восходы.
Филлис едва что-то пробурчала в ответ. В столь ранний час она была не способна обращать внимание на всякие поэтические бредни. Не то чтоб ей не было любопытно взглянуть на рынок собственными глазами, но все же она гораздо в меньшей степени желала этого, чем Кэтрин. С другой стороны, она не могла не пойти туда с хозяйкой – уж очень дорожила своим привилегированным положением среди остальной прислуги. Они недолюбливали таких простых девушек, как она, именовали ее белым отребьем и считали незаслуженным ее высокое звание личной служанки при хозяйке.
Кэтрин надела шляпу с широкими полями и целым ворохом страусовых перьев, опустила на лицо вуаль и направилась к выходу. Адриен поджидал ее возле лестницы, чтобы помочь подняться в ландо. Филлис вскарабкалась сама и устроилась на противоположном сиденье, держа в руках зонтик и ридикюль Кэтрин. Она временно была наделена полномочиями дуэньи и не спускала с Адриена глаз, относясь к своим обязанностям исключительно серьезно. Она решила, что к этому скользкому типу нельзя относиться с доверием.
Кучер взмахнул кнутом, и ландо покинуло тишину Первой улицы, проехало по авеню Св. Карла, обогнало неспешные телеги, влекомые запряженными в них мулами, пересекло площадь Джексона и углубилось во Французский квартал. Здесь на улицах уже было полно торговцев, на всех языках расхваливавших свой товар. Острый запах жареных кофейных зерен доносился из дверей ресторанов, и на всех углах стояли женщины в цветастых платьях и готовили прямо здесь, на переносных жаровнях.
– Калас! – кричали они. – Калас – ту белль ка-лас!
– Чем это они торгуют? – поинтересовалась Кэтрин, как только экипаж замедлил ход. – Как вкусно пахнет! Я даже проголодалась.
– Это рисовые пирожные, обсыпанные сахаром, – отвечал Адриен, забавляясь ее простодушным любопытством. – Позвольте, я их вам куплю.
– Надо будет сказать Анри, – вздохнула Кэтрин, когда наконец смогла заговорить. Она старательно обтирала с пальцев сахар. – Как вы думаете, он сможет приготовить такие же?
– Я не сомневаюсь в этом. – Адриен едва скрыл зевок. Накануне он почти до утра резался в карты с двумя приезжими из Нью-Йорка. – А вот и рынок. И если я не ошибаюсь, здесь же ваша экономка.
Кэтрин помахала рукой, и Селеста ответила тем же. Не будь с нею Адриена, девушка наверняка бы присоединилась к негритянке. Она бы повесила на руку корзинку и отправилась бы вдоль рядов, чтобы перепробовать все фрукты, осмотреть все куски мяса и свежевыловленной рыбы, перенюхать все травы и расспросить обо всем, что только увидит. Та фамильярность в обращении, которую Кэтрин допускала с Селестой, вызывала возмущение у Филлис, и теперь она шагала следом за хозяйкой и Адриеном, делая вид, что ее не замечает.
Рынок представлял собою огромное металлическое сооружение, возведенное недалеко от пристани, и под его гулкими сводами стоял гвалт, сравнимый разве с шумом Вавилонской башни. Суетливая, насыщенная запахами атмосфера возбуждала. В воздухе сливались ароматы кофе, какао и специй, с прилавков свисали длинные перья лука, лежавшего посреди гор зеленого, темно-красного и оранжевого перца, разнообразных фруктов и овощей. В одном из углов сплошными рядами стояли вазы со срезанными цветами.
Адриен купил букет и преподнес его Кэтрин, кивнув в благодарность торговке, которая сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125