через лес идет достаточно наезженная дорога.
Он покосился на Кэтрин. Во взгляде серых глаз промелькнуло что-то похожее на враждебность:
– Рэндал ехал на темно-гнедой лошади, а щит его – синий с красным.
Молодая женщина взяла свою порцию хлеба и машинально принялась подбирать крошки. Она понимала, что должна извиниться, но слова застревали в горле. Когда Оливер заговорил о наемниках, перед ее мысленным взором снова возникла картина зверского разрушения Пенфоса.
– А если бы он нашел нас, как нашли другие, что тогда? – жестко проговорила она. – Тоже попросил бы только напоить лошадей?
Оливер энергично жевал хлеб. Его лицо вспыхнуло от горла до соломенного цвета волос, локоны которых сохли на его лбу.
– Ты заходишь слишком далеко, – отрывисто сказал он. – Я обязан Рэндалу жизнью. Если ты оскорбляешь его, то оскорбляешь и меня.
– Я… я не оскорбляю ни его, ни вас. Я просто спросила. – Кэтрин тоже покраснела, в ее глазах заблестел гнев. – И вы бы спросили, если бы были свидетелем…
Она замолчала, потому что не могла продолжать. Стол был уже усыпан крошками от корки. Ноготь Кэтрин погрузился в податливую коричневую хлебную мякоть.
Рыцарь отвел глаза, сглотнул, потом вздохнул и снова посмотрел на женщину.
– Рэндал де Могун вел отнюдь не безгрешную жизнь, однако это еще не делает его чудовищем. Ты обвиняла меня в том, что я осуждаю Эмис. Должен ли я обвинить тебя в осуждении Рэндала?
Кэтрин покачала головой и с трудом выдавила:
– Извини…
Она чувствовала себя совершенно несчастной.
Лицо Оливера смягчилось, глаза перестали гневно сверкать.
– И я прошу прощения за то, что так легко оскорбляюсь. Давай заключим перемирие, а то тебе придется есть одни крошки.
Кэтрин посмотрела на изрядно уменьшившийся ломоть хлеба, который ей, по правде говоря, не очень хотелось есть. Однако она поднесла кусочек ко рту, чтобы показать свое согласие. И только начав жевать, обнаружила, что очень проголодалась. Ночные события забрали много сил, поэтому молодая женщина быстро проглотила остатки хлеба с большим куском сыра.
Рыцарь тоже кончил есть и искусно сменил тему:
– Итак, можно ли выдержать еще один день и одну ночь в женских покоях?
– Я задохнулась бы там, если бы пришлось оставаться в них весь день. – Кэтрин отпила глоток сидра, поданного к хлебу и сыру, и продолжила. – Графиня была очень добра ко мне, но я не выдерживаю пустой болтовни и перебранок. Обыкновенные мелочи раздуваются там до невероятных размеров. Неужели так важно, что подол платья не совсем ровен или кто-то пролил каплю вина на обрезок?
Оливер слегка улыбнулся, но тут же посерьезнел:
– Значит, ты недовольна?
– О, нет, нет! Не считайте меня неблагодарной. Я вполне счастлива, и у меня есть другие дела, чтобы занять время.
Кэтрин поднесла к губам кубок с сидром и кинула на рыцаря взгляд из-под ресниц. Ей совершенно не хотелось вызвать еще одну ссору, а Этельреда говорила, что он порвет кольчугу, если узнает, что она собирается учиться на знахарку и повитуху.
– Другие дела? – поднял брови Оливер.
Кэтрин не знала, куда деться от его испытующего взгляда. Глаза рыцаря были серыми, но не того светлого, стеклянного оттенка, который обычно характерен для людей с такими светлыми волосами, а более темными, цвета бурного моря. В тусклом свете их можно было принять за карие. Загадочные глаза, в них можно утонуть, как в темной воде… Кэтрин мысленно встряхнулась. Все это пустые фантазии, рожденные недостатком сна.
– Женские дела, – уточнила она, защищаясь. Оливер сдвинул брови, готовясь задать еще один вопрос. Теперь настал черед Кэтрин сменить тему.
– Ричард хочет спать с другими оруженосцами в покое для мальчиков, – быстро произнесла она. – Вы не могли бы попросить за него графа Роберта? Сонное зелье Этельреды подействовало чудесно. Этой ночью он спал гораздо лучше, точнее, спал бы, если бы не Эдон.
Молодая женщина говорила торопливо, на одном дыхании; брови рыцаря не разошлись.
– Я охотно поговорю с графом. В любом случае я должен доложить по поводу Пенфоса. – Он осушил чашу. – Но сперва покажи мне, пожалуйста, где похоронена Эмис.
Кэтрин сама изумилась той живости, с которой она вскочила из-за стола, чтобы показать могилу покойной. Но она больше не могла выдержать под взглядом темных глаз. Снаружи, на открытом воздухе, взор Оливера действовал на нее меньше, словно бы утратив часть силы.
Рыцарь посмотрел на свежий холм, украшенный левкоями: цветы были еще яркими, хотя лепестки их несколько привяли. Он поднял венок, покрутил его в руках, затем положил обратно на могилу, тихо произнес:
– Покойся в саду, – и перекрестился.
У Кэтрин сжалось горло, из глаз потекли слезы, но их было немного, и они облегчили ей сердце.
Оливер немного постоял в молчаливой молитве, потом отвернулся.
– Теперь к графу Роберту, – сказал он, однако задержался еще на несколько мгновений, чтобы стереть большим пальцем мокрые следы со щек Кэтрин. – Я найду тебя позже и расскажу, что получилось.
Молодая женщина кивнула, поблагодарила, но постаралась уклониться от его прикосновения и быстро провела по лицу ладонью. Лицо рыцаря стало печальным.
– Если бы ты была цветком, то не иначе, как чертополохом, – сказал он, кивнул на прощание головой и пошел своей дорогой.
В его глазах – хотя и не на губах – пряталась улыбка.
Кэтрин смотрела вслед идущей через двор сухощавой фигуре в синем. Блестящие волосы высохли и стали почти льняными. С тех пор как умер Левис, она не пускала в свою душу никого, кроме Ричарда и Эмис, да и их не до конца. А теперь ее оборонительные твердыни рассыпались, и Кэтрин была бессильна предотвратить это. Быть может, пришло время забыть боль, оставленную смертью Левиса, и залечить рану бальзамом внимания другого мужчины.
Молодая женщина обдумывала эту мысль, медленно двигаясь вслед за Оливером. Левис был строен, красив, быстр, как лисица, обладал очарованием и хитростью этого зверя и ненасытным аппетитом.
Оливер высок, широкоплеч, белокур, верен долгу; ему присуща такая же суховатая манера шутить, что и ей самой. Но больше что она о нем знает? Он долго горевал по своей молодой жене, как она сама горевала о Левисе. Его земли пропали в превратностях войны, а друзья его – наемники, и он не выносит никаких вопросов по их поводу. Этель сказала, что он придет в ярость, если узнает, что Кэтрин учится искусству повитухи. Но это его не касается и он не имеет права… если только она не даст ему это право.
Сильно нахмурившись, молодая женщина вошла в замок. Она была так занята своими мыслями, что едва не налетела на Рогезу, которая тоже поднималась по лестнице, ведущей в женские покои.
– Думай, куда идешь! – резко бросила вышивальщица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Он покосился на Кэтрин. Во взгляде серых глаз промелькнуло что-то похожее на враждебность:
– Рэндал ехал на темно-гнедой лошади, а щит его – синий с красным.
Молодая женщина взяла свою порцию хлеба и машинально принялась подбирать крошки. Она понимала, что должна извиниться, но слова застревали в горле. Когда Оливер заговорил о наемниках, перед ее мысленным взором снова возникла картина зверского разрушения Пенфоса.
– А если бы он нашел нас, как нашли другие, что тогда? – жестко проговорила она. – Тоже попросил бы только напоить лошадей?
Оливер энергично жевал хлеб. Его лицо вспыхнуло от горла до соломенного цвета волос, локоны которых сохли на его лбу.
– Ты заходишь слишком далеко, – отрывисто сказал он. – Я обязан Рэндалу жизнью. Если ты оскорбляешь его, то оскорбляешь и меня.
– Я… я не оскорбляю ни его, ни вас. Я просто спросила. – Кэтрин тоже покраснела, в ее глазах заблестел гнев. – И вы бы спросили, если бы были свидетелем…
Она замолчала, потому что не могла продолжать. Стол был уже усыпан крошками от корки. Ноготь Кэтрин погрузился в податливую коричневую хлебную мякоть.
Рыцарь отвел глаза, сглотнул, потом вздохнул и снова посмотрел на женщину.
– Рэндал де Могун вел отнюдь не безгрешную жизнь, однако это еще не делает его чудовищем. Ты обвиняла меня в том, что я осуждаю Эмис. Должен ли я обвинить тебя в осуждении Рэндала?
Кэтрин покачала головой и с трудом выдавила:
– Извини…
Она чувствовала себя совершенно несчастной.
Лицо Оливера смягчилось, глаза перестали гневно сверкать.
– И я прошу прощения за то, что так легко оскорбляюсь. Давай заключим перемирие, а то тебе придется есть одни крошки.
Кэтрин посмотрела на изрядно уменьшившийся ломоть хлеба, который ей, по правде говоря, не очень хотелось есть. Однако она поднесла кусочек ко рту, чтобы показать свое согласие. И только начав жевать, обнаружила, что очень проголодалась. Ночные события забрали много сил, поэтому молодая женщина быстро проглотила остатки хлеба с большим куском сыра.
Рыцарь тоже кончил есть и искусно сменил тему:
– Итак, можно ли выдержать еще один день и одну ночь в женских покоях?
– Я задохнулась бы там, если бы пришлось оставаться в них весь день. – Кэтрин отпила глоток сидра, поданного к хлебу и сыру, и продолжила. – Графиня была очень добра ко мне, но я не выдерживаю пустой болтовни и перебранок. Обыкновенные мелочи раздуваются там до невероятных размеров. Неужели так важно, что подол платья не совсем ровен или кто-то пролил каплю вина на обрезок?
Оливер слегка улыбнулся, но тут же посерьезнел:
– Значит, ты недовольна?
– О, нет, нет! Не считайте меня неблагодарной. Я вполне счастлива, и у меня есть другие дела, чтобы занять время.
Кэтрин поднесла к губам кубок с сидром и кинула на рыцаря взгляд из-под ресниц. Ей совершенно не хотелось вызвать еще одну ссору, а Этельреда говорила, что он порвет кольчугу, если узнает, что она собирается учиться на знахарку и повитуху.
– Другие дела? – поднял брови Оливер.
Кэтрин не знала, куда деться от его испытующего взгляда. Глаза рыцаря были серыми, но не того светлого, стеклянного оттенка, который обычно характерен для людей с такими светлыми волосами, а более темными, цвета бурного моря. В тусклом свете их можно было принять за карие. Загадочные глаза, в них можно утонуть, как в темной воде… Кэтрин мысленно встряхнулась. Все это пустые фантазии, рожденные недостатком сна.
– Женские дела, – уточнила она, защищаясь. Оливер сдвинул брови, готовясь задать еще один вопрос. Теперь настал черед Кэтрин сменить тему.
– Ричард хочет спать с другими оруженосцами в покое для мальчиков, – быстро произнесла она. – Вы не могли бы попросить за него графа Роберта? Сонное зелье Этельреды подействовало чудесно. Этой ночью он спал гораздо лучше, точнее, спал бы, если бы не Эдон.
Молодая женщина говорила торопливо, на одном дыхании; брови рыцаря не разошлись.
– Я охотно поговорю с графом. В любом случае я должен доложить по поводу Пенфоса. – Он осушил чашу. – Но сперва покажи мне, пожалуйста, где похоронена Эмис.
Кэтрин сама изумилась той живости, с которой она вскочила из-за стола, чтобы показать могилу покойной. Но она больше не могла выдержать под взглядом темных глаз. Снаружи, на открытом воздухе, взор Оливера действовал на нее меньше, словно бы утратив часть силы.
Рыцарь посмотрел на свежий холм, украшенный левкоями: цветы были еще яркими, хотя лепестки их несколько привяли. Он поднял венок, покрутил его в руках, затем положил обратно на могилу, тихо произнес:
– Покойся в саду, – и перекрестился.
У Кэтрин сжалось горло, из глаз потекли слезы, но их было немного, и они облегчили ей сердце.
Оливер немного постоял в молчаливой молитве, потом отвернулся.
– Теперь к графу Роберту, – сказал он, однако задержался еще на несколько мгновений, чтобы стереть большим пальцем мокрые следы со щек Кэтрин. – Я найду тебя позже и расскажу, что получилось.
Молодая женщина кивнула, поблагодарила, но постаралась уклониться от его прикосновения и быстро провела по лицу ладонью. Лицо рыцаря стало печальным.
– Если бы ты была цветком, то не иначе, как чертополохом, – сказал он, кивнул на прощание головой и пошел своей дорогой.
В его глазах – хотя и не на губах – пряталась улыбка.
Кэтрин смотрела вслед идущей через двор сухощавой фигуре в синем. Блестящие волосы высохли и стали почти льняными. С тех пор как умер Левис, она не пускала в свою душу никого, кроме Ричарда и Эмис, да и их не до конца. А теперь ее оборонительные твердыни рассыпались, и Кэтрин была бессильна предотвратить это. Быть может, пришло время забыть боль, оставленную смертью Левиса, и залечить рану бальзамом внимания другого мужчины.
Молодая женщина обдумывала эту мысль, медленно двигаясь вслед за Оливером. Левис был строен, красив, быстр, как лисица, обладал очарованием и хитростью этого зверя и ненасытным аппетитом.
Оливер высок, широкоплеч, белокур, верен долгу; ему присуща такая же суховатая манера шутить, что и ей самой. Но больше что она о нем знает? Он долго горевал по своей молодой жене, как она сама горевала о Левисе. Его земли пропали в превратностях войны, а друзья его – наемники, и он не выносит никаких вопросов по их поводу. Этель сказала, что он придет в ярость, если узнает, что Кэтрин учится искусству повитухи. Но это его не касается и он не имеет права… если только она не даст ему это право.
Сильно нахмурившись, молодая женщина вошла в замок. Она была так занята своими мыслями, что едва не налетела на Рогезу, которая тоже поднималась по лестнице, ведущей в женские покои.
– Думай, куда идешь! – резко бросила вышивальщица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137