Но перед ней оказалась маленькая пухлая женщина, которой было далеко за шестьдесят. Ее некогда рыжие, с оттенком каштана, волосы теперь были седыми. Она говорила, слегка картавя слова, что было типично для произношения в Девоне.
– Садитесь, пожалуйста, я принесу чай.
Беа и Эмили присели к камину. Маленький столик цвета опавшей листвы накрыт был к традиционному девонскому чаю со сливками. На столе стояли золотисто-румяные оладьи и хрустальная вазочка со взбитыми сливками. Рядом – банка с домашним малиновым вареньем, а ниже, на приставном чайном столике, стоял замечательный лимонный бисквит. Регина вошла, держа в руках большой коричневый чайник.
– Ваш отец любил этот старый чайник, – сказала она, обращаясь к Беа. – Он никогда не позволял мне его выбросить, он достался мне вместе с этим домиком.
Регина разговаривала так непосредственно, что Беа успокоилась. Наверное, эта женщина откуда-нибудь из окрестной деревушки. Боль ее немного улеглась, когда она увидела, что Регина настроена совсем не враждебно по отношению к ним. Когда хозяйка разлила чай, разговор за столом никак не клеился, тогда Регина завела серьезную беседу:
– Мне очень неловко, что ваш отец никогда не рассказывал обо мне. У меня такое ощущение, словно я знала вас всю жизнь. Мне действительно хотелось познакомиться и все рассказать вам, когда вы повзрослели, но ваш отец был упрямым человеком и не мог изменять раз и навсегда принятых решений.
– Но почему же он сам мне ничего не сказал? – вмешалась Беа.
– Честно сказать, не знаю, – ответила Регина.
– Я часто удивлялась, почему он держал нас друг от друга на расстоянии. Он прекрасно знал, что я никогда не покину его: вся моя жизнь была посвящена только ему. Тем не менее, если говорить о вас, то вы в любой момент могли бы уйти и устроить свою жизнь самостоятельно. Должно быть, вам известно, дорогая, насколько мужчины эгоистичны.
Беа кивнула.
– Это было крайне эгоистично, но дело сделано, и никуда от него не денешься. Ваша дочь от него?
– Да, – ответила Регина. – Вот когда я осознала по-настоящему, что тоже оказалась эгоисткой. Я родила ее, чтобы застраховаться от одиночества, но обе мы заплатили за это сполна: ей сейчас тридцать четыре, она ждет ребенка, но ей он совершенно не нужен. Мне тоже уже за шестьдесят, и я слишком стара, чтобы нянчиться с младенцем, поэтому думаю, что ребенка придется отдать приемным родителям.
– Где сейчас ваша дочь?
– Каролина пошла в батрачки к фермеру. Взгляните, вот ее фото.
Беа встала и подошла посмотреть поближе портрет, стоявший на письменном столе возле окна. Она взяла рамку и внимательно всмотрелась в лицо на портрете.
– У нее нет совершенно никакого сходства с отцом, верно? – обратилась она к Регине.
– Да, пожалуй, она пошла в мою родню.
– А он… то есть отец, он любил ее?
– Нет. – Регина отрицательно покачала головой. – В этом и состояла одна из ее проблем. Он вообще обращал на нее мало внимания.
– А ей известно обо мне?
– Нет, – снова покачала головой Регина. – Ей здесь пришлось несладко из-за того, что к ней относились как к безотцовщине. В школе ее дразнили незаконнорожденной. Никто никогда не знал о моих отношениях с вашим отцом. Те немногие, которые догадывались, сплетен не распускали.
– Что же вы теперь собираетесь делать? – спросила Беа.
В глазах старой женщины мелькнуло явное одиночество.
– Я присмотрю за Каролиной, пока она не родит ребенка, а затем позабочусь о приличном будущем для него. Ни один младенец не должен расплачиваться за эгоизм и предательство своих родителей. Что будет потом? Поживем – увидим. – В ее глазах стояла такая тоска и боль, что обеим женщинам стало не по себе от этой картины.
– Нам пора, – сказала Беа. – Благодарю вас за откровенность. Не стесняйтесь обращаться ко мне, если вам станет трудно, и мы сможем чем-то помочь. То есть… – она слегка замешкалась. – Я имела в виду деньги или еще что-нибудь. По духовному завещанию на формальности уйдет какое-то время. Только дайте мне знать.
– Спасибо, – ответила Регина. – Я так рада, что познакомилась с вами. Вы оказались точь-в-точь такой, как я себе представляла.
Они уже направлялись к двери, когда Регина взяла Беа за руки и добавила:
– Знаете, вы в его жизни были превыше всего.
– Вот в этом-то и беда, – ответила Беа. – И только сейчас я поняла это. Спасибо вам за все.
Когда они уже были на улице, Беа глубоко вздохнула и осмотрелась. Стояла ранняя осень. Здесь, в саду, ее отец провел большую часть своей жизни. Весь сад был пронизан солнечным светом. На часах было уже половина шестого вечера, и тени на лужайках становились длиннее. Воздух напоен ароматом роз и ночных фиалок. Маленький аккуратный садик казался оазисом мира и спокойствия. Время словно остановилось и потеряло власть над этим уединенным домиком.
– Я рада, что мы с ней встретились, – сказала она Эмилии.
Подруга взяла ее под руку и повела к машине.
– Ну вот и хорошо, от сердца немного отлегло, как увидела ее в обычной жизни.
– Знаешь, просто поразительно: совсем на нее не сержусь, как хотела до этого. Кажется, я ожидала увидеть кого-то, кто был в своих поступках неискренним, а она на самом деле оказалась больше похожей на кухарку или нянечку – такие, вряд ли, могут иметь вредный и злой характер.
Услышав вздох Эмили, Беа спросила:
– О чем ты?
– Я просто так, беспокоюсь о малыше. Так ужасно, когда ребенок еще не успел появиться на свет, но уже никому не нужен. Ты, по крайней мере, была желанной для отца, Каролина – для Регины. Должно быть, страшно расти и сознавать свою ненужность. – Она запнулась, испугавшись, что сказала лишнее, и искоса посмотрела на Беа.
– Я до сих пор как-то не задумывалась о ребенке, – ответила Беа.
– Слишком увлеклась его другой жизнью. Но мне и в самом деле стоит подумать и принять для себя решение, несу ли я какую-то ответственность за этого ребенка.
Они ехали обратно в свое поместье и, как только свернули на пыльную дорогу, что вела к дому, Беа взглянула на реку, которая текла параллельно дороге. Она увидела себя ребенком, беззаботно резвящимся в камышовых зарослях. Вслух она произнесла:
– Как бы там ни было, но, думаю, не могу здесь оставаться. Не хочу портить светлые воспоминания, связанные с этим счастливым местом.
– Я прекрасно все понимаю, – ответила она и пожала руку Беа. – Утро вечера мудренее.
К утру Беа решила, что ребенка возьмет она. Кроме того, одной ей просто не справиться с младенцем, и это она тоже взвесила. Верное мудрое решение пришло ей на ум рано утром, когда она, не сомкнув глаз, лежала в кровати.
– Конечно, – сказала она себе, закрыла глаза и уснула. Впервые после смерти отца сон был крепким и спокойным.
За завтраком она завела разговор о младенце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
– Садитесь, пожалуйста, я принесу чай.
Беа и Эмили присели к камину. Маленький столик цвета опавшей листвы накрыт был к традиционному девонскому чаю со сливками. На столе стояли золотисто-румяные оладьи и хрустальная вазочка со взбитыми сливками. Рядом – банка с домашним малиновым вареньем, а ниже, на приставном чайном столике, стоял замечательный лимонный бисквит. Регина вошла, держа в руках большой коричневый чайник.
– Ваш отец любил этот старый чайник, – сказала она, обращаясь к Беа. – Он никогда не позволял мне его выбросить, он достался мне вместе с этим домиком.
Регина разговаривала так непосредственно, что Беа успокоилась. Наверное, эта женщина откуда-нибудь из окрестной деревушки. Боль ее немного улеглась, когда она увидела, что Регина настроена совсем не враждебно по отношению к ним. Когда хозяйка разлила чай, разговор за столом никак не клеился, тогда Регина завела серьезную беседу:
– Мне очень неловко, что ваш отец никогда не рассказывал обо мне. У меня такое ощущение, словно я знала вас всю жизнь. Мне действительно хотелось познакомиться и все рассказать вам, когда вы повзрослели, но ваш отец был упрямым человеком и не мог изменять раз и навсегда принятых решений.
– Но почему же он сам мне ничего не сказал? – вмешалась Беа.
– Честно сказать, не знаю, – ответила Регина.
– Я часто удивлялась, почему он держал нас друг от друга на расстоянии. Он прекрасно знал, что я никогда не покину его: вся моя жизнь была посвящена только ему. Тем не менее, если говорить о вас, то вы в любой момент могли бы уйти и устроить свою жизнь самостоятельно. Должно быть, вам известно, дорогая, насколько мужчины эгоистичны.
Беа кивнула.
– Это было крайне эгоистично, но дело сделано, и никуда от него не денешься. Ваша дочь от него?
– Да, – ответила Регина. – Вот когда я осознала по-настоящему, что тоже оказалась эгоисткой. Я родила ее, чтобы застраховаться от одиночества, но обе мы заплатили за это сполна: ей сейчас тридцать четыре, она ждет ребенка, но ей он совершенно не нужен. Мне тоже уже за шестьдесят, и я слишком стара, чтобы нянчиться с младенцем, поэтому думаю, что ребенка придется отдать приемным родителям.
– Где сейчас ваша дочь?
– Каролина пошла в батрачки к фермеру. Взгляните, вот ее фото.
Беа встала и подошла посмотреть поближе портрет, стоявший на письменном столе возле окна. Она взяла рамку и внимательно всмотрелась в лицо на портрете.
– У нее нет совершенно никакого сходства с отцом, верно? – обратилась она к Регине.
– Да, пожалуй, она пошла в мою родню.
– А он… то есть отец, он любил ее?
– Нет. – Регина отрицательно покачала головой. – В этом и состояла одна из ее проблем. Он вообще обращал на нее мало внимания.
– А ей известно обо мне?
– Нет, – снова покачала головой Регина. – Ей здесь пришлось несладко из-за того, что к ней относились как к безотцовщине. В школе ее дразнили незаконнорожденной. Никто никогда не знал о моих отношениях с вашим отцом. Те немногие, которые догадывались, сплетен не распускали.
– Что же вы теперь собираетесь делать? – спросила Беа.
В глазах старой женщины мелькнуло явное одиночество.
– Я присмотрю за Каролиной, пока она не родит ребенка, а затем позабочусь о приличном будущем для него. Ни один младенец не должен расплачиваться за эгоизм и предательство своих родителей. Что будет потом? Поживем – увидим. – В ее глазах стояла такая тоска и боль, что обеим женщинам стало не по себе от этой картины.
– Нам пора, – сказала Беа. – Благодарю вас за откровенность. Не стесняйтесь обращаться ко мне, если вам станет трудно, и мы сможем чем-то помочь. То есть… – она слегка замешкалась. – Я имела в виду деньги или еще что-нибудь. По духовному завещанию на формальности уйдет какое-то время. Только дайте мне знать.
– Спасибо, – ответила Регина. – Я так рада, что познакомилась с вами. Вы оказались точь-в-точь такой, как я себе представляла.
Они уже направлялись к двери, когда Регина взяла Беа за руки и добавила:
– Знаете, вы в его жизни были превыше всего.
– Вот в этом-то и беда, – ответила Беа. – И только сейчас я поняла это. Спасибо вам за все.
Когда они уже были на улице, Беа глубоко вздохнула и осмотрелась. Стояла ранняя осень. Здесь, в саду, ее отец провел большую часть своей жизни. Весь сад был пронизан солнечным светом. На часах было уже половина шестого вечера, и тени на лужайках становились длиннее. Воздух напоен ароматом роз и ночных фиалок. Маленький аккуратный садик казался оазисом мира и спокойствия. Время словно остановилось и потеряло власть над этим уединенным домиком.
– Я рада, что мы с ней встретились, – сказала она Эмилии.
Подруга взяла ее под руку и повела к машине.
– Ну вот и хорошо, от сердца немного отлегло, как увидела ее в обычной жизни.
– Знаешь, просто поразительно: совсем на нее не сержусь, как хотела до этого. Кажется, я ожидала увидеть кого-то, кто был в своих поступках неискренним, а она на самом деле оказалась больше похожей на кухарку или нянечку – такие, вряд ли, могут иметь вредный и злой характер.
Услышав вздох Эмили, Беа спросила:
– О чем ты?
– Я просто так, беспокоюсь о малыше. Так ужасно, когда ребенок еще не успел появиться на свет, но уже никому не нужен. Ты, по крайней мере, была желанной для отца, Каролина – для Регины. Должно быть, страшно расти и сознавать свою ненужность. – Она запнулась, испугавшись, что сказала лишнее, и искоса посмотрела на Беа.
– Я до сих пор как-то не задумывалась о ребенке, – ответила Беа.
– Слишком увлеклась его другой жизнью. Но мне и в самом деле стоит подумать и принять для себя решение, несу ли я какую-то ответственность за этого ребенка.
Они ехали обратно в свое поместье и, как только свернули на пыльную дорогу, что вела к дому, Беа взглянула на реку, которая текла параллельно дороге. Она увидела себя ребенком, беззаботно резвящимся в камышовых зарослях. Вслух она произнесла:
– Как бы там ни было, но, думаю, не могу здесь оставаться. Не хочу портить светлые воспоминания, связанные с этим счастливым местом.
– Я прекрасно все понимаю, – ответила она и пожала руку Беа. – Утро вечера мудренее.
К утру Беа решила, что ребенка возьмет она. Кроме того, одной ей просто не справиться с младенцем, и это она тоже взвесила. Верное мудрое решение пришло ей на ум рано утром, когда она, не сомкнув глаз, лежала в кровати.
– Конечно, – сказала она себе, закрыла глаза и уснула. Впервые после смерти отца сон был крепким и спокойным.
За завтраком она завела разговор о младенце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156