Весь город только и говорил об этом, и маленькая Джиджи тоже запомнила это, на будущее, на всякий случай. С тех пор она при первой возможности уходила из дому и торопилась пройти несколько кварталов, чтобы наконец оказаться на Оушн Драйв, подальше от грязного и нищего района Саут-Бич, где они с Еленой жили в двух комнатенках прямо над прачечной, в тупичке, недалеко от Коллинз-стрит с грязными, тесно стоящими домишками, под окнами которых почти открыто торговали наркотиками.
И всегда не хватало денег. И самое гнусное, что Джиджи не представляла, откуда они могли бы появиться. Елена работала горничной в отеле «Парк сентрал» на Оушн Драйв. Иногда Джиджи ходила к ней туда, и ей казалось, что этот дворец с росписями на стенах существует совсем в другом мире. Она обычно заставала Елену за уборкой очередного номера. Джиджи стояла у порога и как зачарованная разглядывала простые, но стильные обои на стенах, низкую кровать, сетчатый полог от насекомых и большие, медленно вращающиеся лопасти вентилятора под потолком. Улучив минутку, тайком от Елены, Джиджи открывала дверь ванной и любовалась купальными халатами для постояльцев с фирменными вензелями гостиницы. Если Елену вызывала начальница, и она уходила из номера, Джиджи быстро скидывала платье, облачалась в роскошный халат и с восторгом разглядывала себя в зеркале.
К двенадцати годам под футболкой Джиджи уже округлились две крепкие дыньки, которые приятно подрагивали при ходьбе. Кожа ее была гладкой и чистой, цвета крепкого кофе со сливками. На голове у нее была настоящая шапка черных как смоль мелких кудряшек. Несколько прядей Джиджи вытягивала и распрямляла – как черные щупальца они спадали на лицо. Ее полные чувственные губки сразу привлекали внимание, а сияющая белозубая улыбка делала Джиджи похожей на латиноамериканский вариант Кэрли Саймон.
К тринадцати годам Джиджи превратилась в настоящую женщину, чувственную и соблазнительную. Прекрасная грудь, талия – пятьдесят с небольшим сантиметров, изящная попка, которая завораживающе покачивалась при ходьбе, и бедра. Каждую субботу в семь вечера она прогуливалась по Оушн Драйв между Пятой и Четырнадцатой улицей. Показывала товар лицом. Место было очень оживленное, пятачок искателей ночных приключений: машины медленно движутся вдоль тротуара, бампер к бамперу, музыка на всю катушку, клаксоны ревут, и веселые парни перескакивают из одной машины в другую. Джиджи фланировала в толпе около кафе «Ньюз», старалась держаться независимо, но постоянно чувствовала, что до настоящих моделей, которые слетались сюда со всего света, ей далеко. Взгляды красавцев из роскошных спортивных автомобилей, скользнув по ней, устремлялись на других женщин, и Джиджи казалось, что она читает их мысли: «Зачем нам какая-то местная кубинка, когда тут запросто можно снять блондинку из Скандинавии или Нью-Йорка».
Обычно эти ее неудачные попытки кончались тем, что она брела к пляжу и, остановившись на песчаном холме, смотрела в морскую даль. Где-то там, за горизонтом – Куба, ее родной остров, там живет ее родная мать. Особенно нравилось ей смотреть на море в непогоду, когда небо мутилось дождем и штормовой ветер гнал с Атлантики огромные пенистые валы, которые с шумом опускались на песок. Грубое очарование штормового пляжа больше соответствовало ее отчаянному характеру.
Во время одной из таких прогулок она заметила, как какой-то оборванец, по виду типичный пляжный шакал, наклонился и выудил из песка десятидолларовую бумажку, которую, похоже, кто-то недавно обронил. А ведь она могла бы достаться мне, подумала Джиджи, как всегда – не везет. Погруженная в свои мысли, она бессознательно брела за оборванцем, а когда очнулась, увидела, что они уже ушли от пляжа довольно далеко, почти на две мили. Они оказались около роскошной гостиницы «Век», принадлежащей какому-то немцу. Постмодерновое чудо, построенное по последнему слову современного дизайна, поражало изысканностью и шиком. Место явно не для оборванца.
Точно, он свернул. Напротив «Века», недалеко от пляжа, стояло заброшенное полуразрушенное здание, в котором когда-то была гостиница. Сейчас здание пустовало, от него веяло кладбищенской жутью. Джиджи вспомнила, как однажды кто-то из приятелей пошутил, что если надо кого пришить, то лучшего места спрятать труп не придумаешь. Может, оборванец этим и промышляет: заманивает кого-нибудь покайфовать, потом обчищает и убивает? Джиджи минут пятнадцать в нерешительности бродила вокруг, потом любопытство взяло верх, и она осторожно вошла внутрь. И сразу же увидела оборванца. Он спал на полу, сжимая в кулаке десятку, рядом валялась пустая бутылка. Осторожно ступая в своих босоножках на высоком каблуке, Джиджи подошла к нему, присела и попыталась аккуратно высвободить бумажку из лапы оборванца. Он хрипло дышал, из открытого рта противно воняло, от грязной одежды тоже несло каким-то смрадом. Это был кубинец, что называется, один из своих. Ее передернуло от отвращения. Вонючие ленивые ублюдки. Джиджи давно заметила, что в их районе всю работу делали женщины; мужчины целыми днями слонялись по улицам. Она разозлилась и с силой дернула десятку. Оборванец вдруг проснулся, и не успела она и глазом моргнуть, как он схватил ее между ног. По-модному обрезанные выше колен, обтрепанные джинсики затрещали.
– Что, сучка, хочешь это? – Он поднял свободный кулак с десяткой над головой.
Хватка у него была мертвая. Если попытаться вырваться – джинсам конец, порвутся.
– Ты это получишь. Но не просто так. Сначала кое-что пососешь.
– Сначала деньги, – инстинктивно выпалила она, еще не совсем понимая, чего он от нее хочет. Он немного разжал кулак, она выхватила десятку и попыталась было вырваться, но джинсы угрожающе затрещали.
Оборванец неторопливо расстегивал ширинку.
То, что затем последовало, было хоть и отвратительно, но, в общем, не так уж и страшно. Он кончил почти мгновенно. Радость от того, что она впервые заработала деньги, заглушила в душе Джиджи неприятные мысли о способе заработка.
Это было только начало. Она стала высматривать потенциальных клиентов из окна, быстро выходила на улицу и обслуживала их прямо тут же, на скамейке в скверике. Свои заработки, или «скверные бабки», как она их называла, Джиджи складывала в шкатулку, которую прятала под кроватью. Через месяц она подняла цену до пятнадцати баксов, а еще через месяц познакомилась и с оборотной стороной своего бизнеса, когда какой-то хмырь шарахнул ее по голове. Она завизжала, и, на ее счастье, поблизости оказался полицейский.
– Сколько тебе лет? – сразу спросил он.
– Тринадцать, – не раздумывая ответила она.
– Еще раз здесь увижу, отправлю прямиком в Дэйд, за решетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
И всегда не хватало денег. И самое гнусное, что Джиджи не представляла, откуда они могли бы появиться. Елена работала горничной в отеле «Парк сентрал» на Оушн Драйв. Иногда Джиджи ходила к ней туда, и ей казалось, что этот дворец с росписями на стенах существует совсем в другом мире. Она обычно заставала Елену за уборкой очередного номера. Джиджи стояла у порога и как зачарованная разглядывала простые, но стильные обои на стенах, низкую кровать, сетчатый полог от насекомых и большие, медленно вращающиеся лопасти вентилятора под потолком. Улучив минутку, тайком от Елены, Джиджи открывала дверь ванной и любовалась купальными халатами для постояльцев с фирменными вензелями гостиницы. Если Елену вызывала начальница, и она уходила из номера, Джиджи быстро скидывала платье, облачалась в роскошный халат и с восторгом разглядывала себя в зеркале.
К двенадцати годам под футболкой Джиджи уже округлились две крепкие дыньки, которые приятно подрагивали при ходьбе. Кожа ее была гладкой и чистой, цвета крепкого кофе со сливками. На голове у нее была настоящая шапка черных как смоль мелких кудряшек. Несколько прядей Джиджи вытягивала и распрямляла – как черные щупальца они спадали на лицо. Ее полные чувственные губки сразу привлекали внимание, а сияющая белозубая улыбка делала Джиджи похожей на латиноамериканский вариант Кэрли Саймон.
К тринадцати годам Джиджи превратилась в настоящую женщину, чувственную и соблазнительную. Прекрасная грудь, талия – пятьдесят с небольшим сантиметров, изящная попка, которая завораживающе покачивалась при ходьбе, и бедра. Каждую субботу в семь вечера она прогуливалась по Оушн Драйв между Пятой и Четырнадцатой улицей. Показывала товар лицом. Место было очень оживленное, пятачок искателей ночных приключений: машины медленно движутся вдоль тротуара, бампер к бамперу, музыка на всю катушку, клаксоны ревут, и веселые парни перескакивают из одной машины в другую. Джиджи фланировала в толпе около кафе «Ньюз», старалась держаться независимо, но постоянно чувствовала, что до настоящих моделей, которые слетались сюда со всего света, ей далеко. Взгляды красавцев из роскошных спортивных автомобилей, скользнув по ней, устремлялись на других женщин, и Джиджи казалось, что она читает их мысли: «Зачем нам какая-то местная кубинка, когда тут запросто можно снять блондинку из Скандинавии или Нью-Йорка».
Обычно эти ее неудачные попытки кончались тем, что она брела к пляжу и, остановившись на песчаном холме, смотрела в морскую даль. Где-то там, за горизонтом – Куба, ее родной остров, там живет ее родная мать. Особенно нравилось ей смотреть на море в непогоду, когда небо мутилось дождем и штормовой ветер гнал с Атлантики огромные пенистые валы, которые с шумом опускались на песок. Грубое очарование штормового пляжа больше соответствовало ее отчаянному характеру.
Во время одной из таких прогулок она заметила, как какой-то оборванец, по виду типичный пляжный шакал, наклонился и выудил из песка десятидолларовую бумажку, которую, похоже, кто-то недавно обронил. А ведь она могла бы достаться мне, подумала Джиджи, как всегда – не везет. Погруженная в свои мысли, она бессознательно брела за оборванцем, а когда очнулась, увидела, что они уже ушли от пляжа довольно далеко, почти на две мили. Они оказались около роскошной гостиницы «Век», принадлежащей какому-то немцу. Постмодерновое чудо, построенное по последнему слову современного дизайна, поражало изысканностью и шиком. Место явно не для оборванца.
Точно, он свернул. Напротив «Века», недалеко от пляжа, стояло заброшенное полуразрушенное здание, в котором когда-то была гостиница. Сейчас здание пустовало, от него веяло кладбищенской жутью. Джиджи вспомнила, как однажды кто-то из приятелей пошутил, что если надо кого пришить, то лучшего места спрятать труп не придумаешь. Может, оборванец этим и промышляет: заманивает кого-нибудь покайфовать, потом обчищает и убивает? Джиджи минут пятнадцать в нерешительности бродила вокруг, потом любопытство взяло верх, и она осторожно вошла внутрь. И сразу же увидела оборванца. Он спал на полу, сжимая в кулаке десятку, рядом валялась пустая бутылка. Осторожно ступая в своих босоножках на высоком каблуке, Джиджи подошла к нему, присела и попыталась аккуратно высвободить бумажку из лапы оборванца. Он хрипло дышал, из открытого рта противно воняло, от грязной одежды тоже несло каким-то смрадом. Это был кубинец, что называется, один из своих. Ее передернуло от отвращения. Вонючие ленивые ублюдки. Джиджи давно заметила, что в их районе всю работу делали женщины; мужчины целыми днями слонялись по улицам. Она разозлилась и с силой дернула десятку. Оборванец вдруг проснулся, и не успела она и глазом моргнуть, как он схватил ее между ног. По-модному обрезанные выше колен, обтрепанные джинсики затрещали.
– Что, сучка, хочешь это? – Он поднял свободный кулак с десяткой над головой.
Хватка у него была мертвая. Если попытаться вырваться – джинсам конец, порвутся.
– Ты это получишь. Но не просто так. Сначала кое-что пососешь.
– Сначала деньги, – инстинктивно выпалила она, еще не совсем понимая, чего он от нее хочет. Он немного разжал кулак, она выхватила десятку и попыталась было вырваться, но джинсы угрожающе затрещали.
Оборванец неторопливо расстегивал ширинку.
То, что затем последовало, было хоть и отвратительно, но, в общем, не так уж и страшно. Он кончил почти мгновенно. Радость от того, что она впервые заработала деньги, заглушила в душе Джиджи неприятные мысли о способе заработка.
Это было только начало. Она стала высматривать потенциальных клиентов из окна, быстро выходила на улицу и обслуживала их прямо тут же, на скамейке в скверике. Свои заработки, или «скверные бабки», как она их называла, Джиджи складывала в шкатулку, которую прятала под кроватью. Через месяц она подняла цену до пятнадцати баксов, а еще через месяц познакомилась и с оборотной стороной своего бизнеса, когда какой-то хмырь шарахнул ее по голове. Она завизжала, и, на ее счастье, поблизости оказался полицейский.
– Сколько тебе лет? – сразу спросил он.
– Тринадцать, – не раздумывая ответила она.
– Еще раз здесь увижу, отправлю прямиком в Дэйд, за решетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95