Под джинсами что-то ритмично вздрагивало.
– Расстегни «молнию», бэби. Выпусти его.
Я знала, что у него там, но я хотела выйти замуж девственницей, и мы с Маркусом никогда не позволяли себя зайти так далеко. Если Маркус слишком возбуждался, я уходила и ждала, пока он успокоится. Мне все-таки удалось вырваться из рук Эдди.
– Конечно, я не могу вас учить, как надо себя вести, но я считаю, что прелюбодеяние – грех.
Он поглядел на меня, как на сумасшедшую.
– Ты боишься СПИДа?
– Не только. Просто я считаю, что этого нельзя делать.
– Ты что – девственница?
Я кивнула.
– Сестренка, ты не знаешь, чего себя лишаешь.
– Знаю, что это бывает хорошо, но пока подожду. Вот и все.
– Подождешь? До каких же пор? Пока станешь старухой?
– Пока не выйду замуж.
– Это ты серьезно? А если я стану тебя ласкать и ты захочешь сама? – с этими словами он просунул руку мне между ног.
– Я закричу на весь дом.
Он немедленно отпустил меня.
– А в Англии тоже все с ума посходили на изнасилованиях?
– Не понимаю, о чем вы.
– Ладно, только не рассказывай никому, что я к тебе подкатывался… Видишь, ты сказала нет. И я подчинился.
Я не понимала, о чем он говорит. Слава Богу, я поела вкусной еды, но теперь надо поскорее уходить отсюда. Я подумала: вот почему мне снились сны о пожарах – мне грозило насилие.
Но я ошиблась.
Кейти все никак не хотела спать. Прослушала четыре записанные на пленку сказки и все равно лежала с широко раскрытыми глазами и просила что-нибудь рассказать.
– Про Тути, про Тути, – канючила она. Кейти любила слушать истории про мою маленькую сестренку. Как-то я показала ей фотографию Тути, и она, к моему удивлению, сказала: «Она похожа на меня».
Самое интересное, что Кейти была права, только раньше я как-то этого не замечала. Наверное, потому что у Кейти белая кожа, и мне в голову не могло прийти, что белый ребенок может походить на черного. И наоборот.
Наконец Кейти заснула, а я пошла на кухню чего-нибудь поесть. Еще одно преимущество сидения с ребенком – всегда будешь сыт. Да к тому же Барбара посоветовала мне попросить двойную плату за часы после полуночи. «Тебе деньги нужны, – сказала она, – а они от этого не обеднеют. Так что проси, не стесняйся». Элейн могла развлекаться всю ночь, если Джордан не возражал, и поэтому Франклины были для меня большим подспорьем. Правда, на утренних съемках после таких ночей потом очень хотелось спать.
Я знала в тот вечер, что родители Кейти вернутся не скоро, легла на диван и заснула. Потом мне рассказали, что пожар начался около часу ночи, загорелось у меня в квартире – никто так и не понял, почему. Если бы в ту ночь я спала дома, я бы задохнулась от дыма. Пламя мгновенно распространилось на всю квартиру и скоро перекинулось на входную дверь Франклинов. Меня разбудил запах горелого пластика и идущий из кухни дым. Сперва я подумала, что забыла что-то на плите, когда разогревала ужин, но тут же увидела, что дым валом валит из-под двери, ведущей в прихожую.
И тут я с ужасом подумала о Кейти.
Ее комната была рядом с прихожей. Я бросилась в ванную, намочила полотенце и, прижав его к лицу, побежала к девочке. Сначала мне показалоось, что Кейти умерла, я схватила ее обмякшее тельце, бегом понесла в комнату родителей, положила ее на пол и стала судорожно дергать окно.
Оно не поддавалось, тогда я схватила стул и разбила стекло. Выбираясь с Кейти на пожарную лестницу, я в кровь изрезала руки. Прижимая девочку к груди, я поспешно спускалась вниз под ободряющие крики и улюлюканье собравшихся возле дома людей. Улюлюканье относилось к Эдди Россу и его любовнице с огромным бюстом – они тоже спускались по лестнице, совершенно голые. Странно, но это было вмешательство слепой судьбы, – или как там говорится. Бог наконец-то услышал мои молитвы и помог мне – наслал этот пожар.
Потому что внизу нас уже ждали газетчики. Кейти была жива, я вынесла ее из огня, спасла ее. Примчалась «скорая», нас быстро туда запихнули, но все же репортеры успели выспросить, кто я и что я делаю. «Меня зовут Эми Ла Мар, – сказала я. – Я модель, – и по наитию добавила: – Работаю для Барбары Харпер». На другое утро в газетах появилось сообщение: «Модель из Англии вынесла девочку из горящего дома», – и потрясающая фотография: фотокорреспонденту удалось ухватить торжествующее выражение, которое появилось на моем лице, когда я ступила на последнюю ступеньку пожарной лестницы. Но самое главное, что я была ненакрашена: в моем лице соединялись детская неискушенность и природная африканская красота, и черно-белое платье подчеркивало это. Словом, умопомрачительный снимок!
Неожиданно я стала героиней. В конторе у Барбары беспрестанно звонил телефон. Моя квартира выгорела дотла, и Барбара предложила мне пожить у нее. Чуть ли не каждый день модные журналы придумывали рекламные истории про пожар и вызволение из огня, и только одна модель участвовала во всех этих съемках: я. Скоро я уже улыбалась с обложек: сперва – журнала «Вайб», а через два месяца – одного из самых популярных журналов мод. Потом меня пригласили в Париж позировать для коллекции «Ксули Бет», и я полетела туда после того, как закончились все нью-йоркские съемки.
Так наконец ко мне пришла удача.
НЬЮ-ЙОРК–ЛЕЙК КОМО, 1994
Я любила сниматься в студии Фабрицио Ферри «Индустрия» – этот фотокомплекс на Вашингтон-стрит в нескольких кварталах от Вестсайдского шоссе мне казался кусочком Италии.
Летом здесь собирались стилисты, фотографы, редакторы журналов мод; за столиками под открытым небом они болтали, закусывали и выпивали. Но на этот раз я впервые снималась у Фабрицио Ферри зимой. Зима была очень снежная, по улицам Нью-Йорка невозможно было проехать. Машины стояли, погребенные под снегом, и все боялись, что ударит мороз, ведь тогда все покроется ледяным панцирем и до весны о езде на машинах придется забыть. Городские власти бросили на улицы снегоочистители, они лязгали и скрежетали повсюду. Целый час я добиралась в такси с 76-й Восточной улицы до фотокомплекса, занимающего квартал между Джейн и 12-й. Я сильно опоздала.
И вот наконец мы подъехали к комплексу, но мне пришлось пройти еще полквартала вдоль тротуаров по тропке, расчищенной от снега. Было прекрасное утро с легким похрустывающим морозцем, яркое солнце светило в ясном голубом небе. Здесь, на Вашингтон-стрит, чувствуешь себя словно за миллион миль от центра Нью-Йорка – вокруг склады, базы, где фасуют мясо, грузчики таскают гигантские говяжьи туши, скользя по льду, проваливаясь в снежные сугробы; их обгоняют длинноногие фотомодели, которые спешат в студии. На Мэдисон-авеню ничего подобного не увидишь. Я бегом пробежала по бетонному пандусу к пятой студии – всего их здесь восемь – и, после долгих извинений, начала гримироваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Расстегни «молнию», бэби. Выпусти его.
Я знала, что у него там, но я хотела выйти замуж девственницей, и мы с Маркусом никогда не позволяли себя зайти так далеко. Если Маркус слишком возбуждался, я уходила и ждала, пока он успокоится. Мне все-таки удалось вырваться из рук Эдди.
– Конечно, я не могу вас учить, как надо себя вести, но я считаю, что прелюбодеяние – грех.
Он поглядел на меня, как на сумасшедшую.
– Ты боишься СПИДа?
– Не только. Просто я считаю, что этого нельзя делать.
– Ты что – девственница?
Я кивнула.
– Сестренка, ты не знаешь, чего себя лишаешь.
– Знаю, что это бывает хорошо, но пока подожду. Вот и все.
– Подождешь? До каких же пор? Пока станешь старухой?
– Пока не выйду замуж.
– Это ты серьезно? А если я стану тебя ласкать и ты захочешь сама? – с этими словами он просунул руку мне между ног.
– Я закричу на весь дом.
Он немедленно отпустил меня.
– А в Англии тоже все с ума посходили на изнасилованиях?
– Не понимаю, о чем вы.
– Ладно, только не рассказывай никому, что я к тебе подкатывался… Видишь, ты сказала нет. И я подчинился.
Я не понимала, о чем он говорит. Слава Богу, я поела вкусной еды, но теперь надо поскорее уходить отсюда. Я подумала: вот почему мне снились сны о пожарах – мне грозило насилие.
Но я ошиблась.
Кейти все никак не хотела спать. Прослушала четыре записанные на пленку сказки и все равно лежала с широко раскрытыми глазами и просила что-нибудь рассказать.
– Про Тути, про Тути, – канючила она. Кейти любила слушать истории про мою маленькую сестренку. Как-то я показала ей фотографию Тути, и она, к моему удивлению, сказала: «Она похожа на меня».
Самое интересное, что Кейти была права, только раньше я как-то этого не замечала. Наверное, потому что у Кейти белая кожа, и мне в голову не могло прийти, что белый ребенок может походить на черного. И наоборот.
Наконец Кейти заснула, а я пошла на кухню чего-нибудь поесть. Еще одно преимущество сидения с ребенком – всегда будешь сыт. Да к тому же Барбара посоветовала мне попросить двойную плату за часы после полуночи. «Тебе деньги нужны, – сказала она, – а они от этого не обеднеют. Так что проси, не стесняйся». Элейн могла развлекаться всю ночь, если Джордан не возражал, и поэтому Франклины были для меня большим подспорьем. Правда, на утренних съемках после таких ночей потом очень хотелось спать.
Я знала в тот вечер, что родители Кейти вернутся не скоро, легла на диван и заснула. Потом мне рассказали, что пожар начался около часу ночи, загорелось у меня в квартире – никто так и не понял, почему. Если бы в ту ночь я спала дома, я бы задохнулась от дыма. Пламя мгновенно распространилось на всю квартиру и скоро перекинулось на входную дверь Франклинов. Меня разбудил запах горелого пластика и идущий из кухни дым. Сперва я подумала, что забыла что-то на плите, когда разогревала ужин, но тут же увидела, что дым валом валит из-под двери, ведущей в прихожую.
И тут я с ужасом подумала о Кейти.
Ее комната была рядом с прихожей. Я бросилась в ванную, намочила полотенце и, прижав его к лицу, побежала к девочке. Сначала мне показалоось, что Кейти умерла, я схватила ее обмякшее тельце, бегом понесла в комнату родителей, положила ее на пол и стала судорожно дергать окно.
Оно не поддавалось, тогда я схватила стул и разбила стекло. Выбираясь с Кейти на пожарную лестницу, я в кровь изрезала руки. Прижимая девочку к груди, я поспешно спускалась вниз под ободряющие крики и улюлюканье собравшихся возле дома людей. Улюлюканье относилось к Эдди Россу и его любовнице с огромным бюстом – они тоже спускались по лестнице, совершенно голые. Странно, но это было вмешательство слепой судьбы, – или как там говорится. Бог наконец-то услышал мои молитвы и помог мне – наслал этот пожар.
Потому что внизу нас уже ждали газетчики. Кейти была жива, я вынесла ее из огня, спасла ее. Примчалась «скорая», нас быстро туда запихнули, но все же репортеры успели выспросить, кто я и что я делаю. «Меня зовут Эми Ла Мар, – сказала я. – Я модель, – и по наитию добавила: – Работаю для Барбары Харпер». На другое утро в газетах появилось сообщение: «Модель из Англии вынесла девочку из горящего дома», – и потрясающая фотография: фотокорреспонденту удалось ухватить торжествующее выражение, которое появилось на моем лице, когда я ступила на последнюю ступеньку пожарной лестницы. Но самое главное, что я была ненакрашена: в моем лице соединялись детская неискушенность и природная африканская красота, и черно-белое платье подчеркивало это. Словом, умопомрачительный снимок!
Неожиданно я стала героиней. В конторе у Барбары беспрестанно звонил телефон. Моя квартира выгорела дотла, и Барбара предложила мне пожить у нее. Чуть ли не каждый день модные журналы придумывали рекламные истории про пожар и вызволение из огня, и только одна модель участвовала во всех этих съемках: я. Скоро я уже улыбалась с обложек: сперва – журнала «Вайб», а через два месяца – одного из самых популярных журналов мод. Потом меня пригласили в Париж позировать для коллекции «Ксули Бет», и я полетела туда после того, как закончились все нью-йоркские съемки.
Так наконец ко мне пришла удача.
НЬЮ-ЙОРК–ЛЕЙК КОМО, 1994
Я любила сниматься в студии Фабрицио Ферри «Индустрия» – этот фотокомплекс на Вашингтон-стрит в нескольких кварталах от Вестсайдского шоссе мне казался кусочком Италии.
Летом здесь собирались стилисты, фотографы, редакторы журналов мод; за столиками под открытым небом они болтали, закусывали и выпивали. Но на этот раз я впервые снималась у Фабрицио Ферри зимой. Зима была очень снежная, по улицам Нью-Йорка невозможно было проехать. Машины стояли, погребенные под снегом, и все боялись, что ударит мороз, ведь тогда все покроется ледяным панцирем и до весны о езде на машинах придется забыть. Городские власти бросили на улицы снегоочистители, они лязгали и скрежетали повсюду. Целый час я добиралась в такси с 76-й Восточной улицы до фотокомплекса, занимающего квартал между Джейн и 12-й. Я сильно опоздала.
И вот наконец мы подъехали к комплексу, но мне пришлось пройти еще полквартала вдоль тротуаров по тропке, расчищенной от снега. Было прекрасное утро с легким похрустывающим морозцем, яркое солнце светило в ясном голубом небе. Здесь, на Вашингтон-стрит, чувствуешь себя словно за миллион миль от центра Нью-Йорка – вокруг склады, базы, где фасуют мясо, грузчики таскают гигантские говяжьи туши, скользя по льду, проваливаясь в снежные сугробы; их обгоняют длинноногие фотомодели, которые спешат в студии. На Мэдисон-авеню ничего подобного не увидишь. Я бегом пробежала по бетонному пандусу к пятой студии – всего их здесь восемь – и, после долгих извинений, начала гримироваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95