По вторникам я обычно ездила к мяснику за говядиной. Лошадьми я правила сама, чем страшно гордилась. Ребята смеялись:
– Ну, ты растешь на глазах! Уже стала заправским возчиком!
– Смейтесь, смейтесь. Неизвестно еще, что в жизни может пригодиться, – отмахивалась я.
В тот вторник, быстро сделав покупки, я залезла в повозку, но лошади, как я их ни понукала, не желали трогаться с места. «По кучерской части у меня еще не все в ажуре, – подумала я. – Хорошо, что ребята не видят».
Так я сидела, безуспешно дергая поводья, и тут к повозке подбежал какой-то человек с чемоданчиком.
– Помочь? – предложил он.
Я кивнула. Он ловко вскочил на повозку, взял у меня поводья, дернул разок, и лошади послушно попятились назад.
С виду человек этот был похож на горожанина, лицо интеллигентное, а с лошадьми справился превосходно.
– Вы случайно не в Свидницу? Подвезете меня?
– Пожалуйста, – ответила я.
Мы поехали. Я украдкой наблюдала за своим спутником. Он, казалось, был чем-то сильно озабочен.
Когда мы в молчании подъезжали к первым домам предместья, из-за деревьев вышли два милиционера. Один, подняв руку, крикнул:
– Остановитесь!
Я послушно дернула поводья. Лошади стали.
– Проверка документов. Ваши документы, гражданин!
Мой пассажир сунул руку в карман кожаной куртки и молниеносным движением выхватил пистолет. Раздался выстрел… еще один… Милиционер, что стоял поближе, пошатнулся и упал.
Я замерла от ужаса, а напуганные пальбой лошади пустились в галоп. Только от быстрой езды я пришла в себя и лихорадочно соображала, как бы остановить лошадей. Тем временем мы въехали в город.
Что делать? Как поступают в подобных ситуациях? Я изо всех сил дернула ручку тормоза. Лошади замедлили бег. Незнакомец соскочил с повозки и скрылся в одном из домов, мимо которых мы проезжали. Теперь я уже знала, как должна поступить. В комендатуру МО – и как можно быстрее!
«Скорая помощь» привезла обоих милиционеров, один был тяжело ранен. Его отправили в больницу. Требовалось срочно оперировать простреленное легкое, а в Красном Кресте не было операционной. Второму милиционеру только сделали перевязку.
Поздним вечером меня снова вызвали в повятовую комендатуру МО и отвели в полуподвальное помещение, где на столе лежало прикрытое простыней тело.
Когда открыли лицо, я без труда узнала незнакомца, стрелявшего в милиционеров.
Сопровождавший меня дежурный офицер запер комнату на замок и сказал:
– Сам себя шлепнул. Вечером опять наткнулся на патруль и, когда потребовали документы, выстрелил. У него оставался только один патрон.
Для меня все это было непостижимо.
– Как же так? – спросила я у заведующего. – Война благополучно закончилась, началась мирная жизнь, а люди, вместо того чтобы радоваться свободе, без толку палят друг в друга. А ведь Свидница такой гостеприимный и веселый городок. Дел столько, что всем хватит… Почему же они так?
Мацеевский только пожал плечами.
Один наш новый сотрудник уговаривал меня:
– Послушайся доброго совета. От всех напастей нет средства лучше водки. Выпей рюмочку, сразу полегчает. Жизнь – штука непростая. Сколько людей зазря погибло и сколько еще погибнет…
Я через силу выпила рюмку. Этот человек мне не нравился, все-то он знал лучше других. И заведующий его недолюбливал.
– Слишком покладист и обходителен, – говорил он. – Даже волосы противные – реденькие, словно прилизанные… Одно слово – слизняк.
Так это прозвище Слизняк к нему и пристало. Пепеэровец Янковский понимал происходящее по-своему:
– Видите ли, товарищ, борьба продолжается. Кое-кому все новое, все наше ненавистно. Много есть негодяев, которые ничем не брезгуют. Им все равно, чувствуют, что проиграли, и даже перед убийством не останавливаются. А еще больше людей введено в заблуждение. Тот, что стрелял в милиционеров, наверно, обыкновенный бандит, мало ли теперь таких…
– Гляди, Катажина, Янковский тебя не только агитирует, он тебя в партию готовит, – посмеивался заведующий.
– Ну и что ж! Он правду говорит, и я ему верю. Да и вас он частенько убеждал, сама слыхала. И не я одна так считаю. Главный врач вчера сказал, что Янковский все видит иначе, чем мы, что он прозорливее нас всех.
Я написала в Кальварию несколько писем. Одно – с обратным адресом – бабке: может, мама пришлет весточку из Львова, и три длинных послания хозяйке. Но в ответ не получила ни слова. Однажды я встретила на улице начальника почты.
– Как вы думаете, – спросила я, – письма из Свидницы уже отправлены?
– Я не думаю, а знаю точно: мы ежедневно отправляем почту, – ответил он с серьезным видом. – Но идут письма через Ниссу, Катовице и далее, а на это требуется время.
Начальник почты появился в Свиднице как один из пациентов Красного Креста. Он принадлежал к самым апатичным больным. Лечение затягивалось до бесконечности, и врачи уже начали беспокоиться. Однажды его навестил Мацеевский.
– В Свиднице отличное почтовое отделение, – сказал заведующий, – но все еще не работает. Ищут специалиста.
Этих брошенных якобы мимоходом слов оказалось достаточно, чтобы поставить человека на ноги. Он принялся за работу и вот теперь, здоровый, загоревший, шагает по улице.
По его мнению, не было в Свиднице здания лучше почты.
Стоило кому-нибудь заикнуться, что, мол, видел красивый дом, как мы немедленно хором перебивали:
– В Свиднице нет дома красивее почты.
Очередная группа больных уехала во Вроцлав. Прощаясь с нами, они от всей души благодарили за внимание и заботливый уход. Обещали писать.
Один старик особенно расчувствовался. Поцеловав меня в лоб, он сказал:
– У вас здесь полно проходимцев. Берегите ее. Это не девушка, а чистое золото.
– Поглядите, как бедняга расклеился, – смеялся заведующий. – Видишь, Катажина, ты можешь несколькими цветочками подкупить человека.
– Скажете тоже, пан заведующий! Их ведь никто не навещал, пока они у нас лежали, вот я и подумала, что, наверно, им очень тоскливо. А тут случайно набрела на огромный сад. Вошла, объяснила хозяину-немцу, для кого мне нужны цветы. Он сразу меня понял. Срезал розы и все повторял: «Naturlich». И мы с хозяюшкой их разделили, чтобы каждому больному достался букетик. Вот и все.
Жизнь постепенно входила в свою колею. После царившей в первые недели неразберихи у меня появились определенные обязанности. Я стала снабженцем. Но мне этого было мало. Я предлагала свою помощь везде, где это не могло показаться навязчивым. Сестры знали, что всегда могут на меня рассчитывать. Я научилась разбираться в лекарствах, а потом – делать перевязки и уколы.
Поток возвращающихся из лагерей редел. Услугами Красного Креста пользовались преимущественно новоселы.
В конце августа всех сотрудников созвали на очередное совещание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134