Но прошло еще немало времени, прежде чем мы смогли снова тронуться в путь. Теперь мы ехали медленно. Я высматривала, не попадется ли хоть какой-нибудь указатель.
– Есть! – вскрикнула я. – Видите, две дощечки на столбе.
Шофер затормозил. Я выскочила из машины, подошла поближе и при свете спички прочитала:
– «До мастерской гробовщика двести метров». – И с другой стороны: – «До мебельного склада сто пятьдесят метров».
– Бррр. Ну и местечко! Поехали быстрей вперед, лишь бы подальше от этой чертовой мастерской, – предложил шофер.
Через несколько минут мы были уже на рынке и при свете фонарей сразу сообразили, куда ехать.
На следующий день мы с Люциной отправились на мебельный склад, который я обнаружила ночью. Днем оказалось, что он совсем близко, тут же за площадью Первого мая.
Склад был большой, но его местоположение не создавало ему особой популярности. Хозяин, которому Люцина сказала, что мы ищем обстановку для квартиры из трех комнат и кухни, показывая свой товар, старался вовсю. Выбор мебели у него и в самом деле был большой, а сосед-обойщик брался сменить или привести в порядок обивку.
– Мне у вас нравится, – сказала Люцина. – Вот это торговля. Есть из чего выбрать.
После того как мне вторично отциклевали пол, осталось только перевезти мое добро из гостиницы от Люцины, расстелить ковры и повесить картины. Квартира была готова.
В следующую субботу я пригласила пани Миру и Люцину на новоселье.
– Все очень хорошо, – похвалила пани Мира. – Правда, на мой вкус немного пустовато, но мило и уютно. Теперь у тебя три маленькие гостиные. В каждой тахта, кресла, столики. Как выйдешь замуж, в комнате у кухни, где стоит трехстворчатый шкаф, устроишь спальню. Лучше всего комната с сизо-голубыми стенами. Ты очень удачно подобрала обивку кресел под цвет ковра. Бронза и старое золото. Прекрасное сочетание. А тебе, Люцина, что больше всего нравится?
– Кухня. Белое с голубым – очень красиво. А линолеум вам нравится?
– Я как раз хотела спросить, где ты его раздобыла? Я бы сама с удовольствием купила такой же для своей кухни.
– На пятом этаже живет одна семья – немцы. Он паркетчик, это он так надраил полы. И он же, когда увидел мою кухню, предложил достать голубой линолеум. Вся обстановка – заслуга Люцины. Я как-то видела такую квартиру в кино. Она мне понравилась, но у меня не хватило бы терпения. А Люцина способна выбирать и привередничать до бесконечности. Как вам нравится освещение передней? Этот фонарь мы купили на барахолке за гроши. Подвесить его и еще раз покрасить потолок обошлось дороже.
– Мне очень нравится.
Я включила радио, накрыла скатертью столик, зажгла лампу в торшере.
Мы пили кофе, сваренный пани Мирой, курили и болтали. Потом проводили гостью домой и пришли к единодушному заключению, что вечер очень удался. Вернувшись, я села писать письмо.
«Дорогая мама!
Наконец-то получила от вас весточку. Я очень рада, что вы уже в Польше. Я так ждала хоть строчку. Поверьте, порой так трудно бывает ждать, даже всего один лишний день. В конце концов я решила уехать из Кальварии.
Живу я во Вроцлаве, в собственной трехкомнатной квартире. Только-только ее обставила. У меня очень уютно и тихо. Когда-нибудь, когда все уже отстроят, под нашими окнами будет, пробегая, звонить трамвай. Пока улица тихая и пустынная.
Все это время после отъезда из Кальварии я работаю в Красном Кресте. Мне уже давно полагается отпуск. К сожалению, у нас должна быть реорганизация, и отпусков пока не дают.
Уверяю вас, веду я себя хорошо; вам за меня краснеть не придется. Как только смогу, приеду в Кальварию, но Красный Крест – это как армия, без разрешения работы не бросишь.
Мама, может, вы приедете во Вроцлав? Я была бы так рада. Здесь можно спокойно работать и жить. Места хватит всем.
Дорогая мама, мне в этом году исполняется восемнадцать лет. Я уже не ребенок. Я хорошо сделала, что приехала сюда. У меня есть все, что нам нужно, вам и мне. Нищета нам не грозит. Себя-то мы наверняка прокормим.
Приезжайте, сами увидите, как тут. Лучше во всем разобраться на месте. Я всегда старалась быть хорошей дочерью и в этом смысле нисколько не изменилась. Пожалуйста, не показывайте письмо бабушке, она меня ненавидит, я это знаю.
Привет хозяйке. Надеюсь, что вы все-таки приедете, хотя бы на несколько дней.
Крепко целую.
Катажина.
P.S. В Кальварию я не вернусь ни за что на свете. Мне там было очень и очень плохо».
Однажды поздним вечером, когда я уже лежала в постели, в дверь позвонили.
«Один звонок? – удивилась я. – Кто это может быть? Люцина всегда звонит два раза».
– Кто там? – решительно спросила я.
Сначала за дверью было тихо, потом я услышала незнакомый женский голос:
– Откройте, пожалуйста. Я от Люцины Орловской. У меня есть записка.
Я осторожно, не снимая цепочки, приоткрыла дверь, взяла записку и прочла:
«Катажина!
Пусти пани Дзюню. Она у тебя переночует. Завтра я тебе все объясню.
Люцина».
Только теперь я сняла цепочку и пригласила незнакомку войти:
– Пожалуйста, проходите. Простите, что не сразу вас впустила. Я дома одна и особой храбростью не отличаюсь.
Женщина сняла пальто, высвободилась из большого платка, в который была закутана. Теперь я могла ее рассмотреть. Еще не так давно она показалась бы красивой, но сейчас это была страшно худая и грязная женщина. Руки словно вымазаны угольной пылью, одежда изношенная, рваная.
Мы молча изучали друг друга, наконец, я спохватилась и, смутившись, воскликнула:
– Милости прошу! Вы гостья Люцины, так что будьте здесь как у нее или у себя дома. Хотите сразу принять ванну или, может быть, мы сначала перекусим?
– Если разрешите, мне хотелось бы сперва выкупаться. Но прежде всего надо объяснить, кто я и откуда.
– Потом расскажете. Располагайтесь, пожалуйста.
«Интересно, откуда она родом? – подумала я и тотчас же сообразила – Да, конечно, с Виленщины, сразу можно догадаться по ее выговору».
– Ванна готова. Сюда, пожалуйста!
Женщина по-прежнему нерешительно стояла в передней.
– Видите ли, – неуверенно проговорила она. – Видите ли, здесь так чисто… Не знаю, как вам и сказать. Люцине я говорила.
– Мне можете говорить прямо, как Люцине. Постараюсь вас понять.
– Дело в том… вещи на мне грязные. Я много скиталась и, чего уж скрывать, вся завшивела. Лучше всего было бы сразу все сжечь.
– Это не беда, мы сейчас все сожжем. Пижама и купальный халат для вас найдутся, у меня этого добра в избытке. А завтра раздобудем остальное.
Женщина взяла белье и послушно пошла в ванную.
Кто она? Может, родственница Люцины? Очень уж худа и измучена. Почему Люцина послала ее одну, так поздно? Она ведь могла заблудиться. Впрочем, чем гадать, лучше приготовить ужин.
Когда незнакомка поела и я принесла ей чай, в дверь снова позвонили, на этот раз два раза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
– Есть! – вскрикнула я. – Видите, две дощечки на столбе.
Шофер затормозил. Я выскочила из машины, подошла поближе и при свете спички прочитала:
– «До мастерской гробовщика двести метров». – И с другой стороны: – «До мебельного склада сто пятьдесят метров».
– Бррр. Ну и местечко! Поехали быстрей вперед, лишь бы подальше от этой чертовой мастерской, – предложил шофер.
Через несколько минут мы были уже на рынке и при свете фонарей сразу сообразили, куда ехать.
На следующий день мы с Люциной отправились на мебельный склад, который я обнаружила ночью. Днем оказалось, что он совсем близко, тут же за площадью Первого мая.
Склад был большой, но его местоположение не создавало ему особой популярности. Хозяин, которому Люцина сказала, что мы ищем обстановку для квартиры из трех комнат и кухни, показывая свой товар, старался вовсю. Выбор мебели у него и в самом деле был большой, а сосед-обойщик брался сменить или привести в порядок обивку.
– Мне у вас нравится, – сказала Люцина. – Вот это торговля. Есть из чего выбрать.
После того как мне вторично отциклевали пол, осталось только перевезти мое добро из гостиницы от Люцины, расстелить ковры и повесить картины. Квартира была готова.
В следующую субботу я пригласила пани Миру и Люцину на новоселье.
– Все очень хорошо, – похвалила пани Мира. – Правда, на мой вкус немного пустовато, но мило и уютно. Теперь у тебя три маленькие гостиные. В каждой тахта, кресла, столики. Как выйдешь замуж, в комнате у кухни, где стоит трехстворчатый шкаф, устроишь спальню. Лучше всего комната с сизо-голубыми стенами. Ты очень удачно подобрала обивку кресел под цвет ковра. Бронза и старое золото. Прекрасное сочетание. А тебе, Люцина, что больше всего нравится?
– Кухня. Белое с голубым – очень красиво. А линолеум вам нравится?
– Я как раз хотела спросить, где ты его раздобыла? Я бы сама с удовольствием купила такой же для своей кухни.
– На пятом этаже живет одна семья – немцы. Он паркетчик, это он так надраил полы. И он же, когда увидел мою кухню, предложил достать голубой линолеум. Вся обстановка – заслуга Люцины. Я как-то видела такую квартиру в кино. Она мне понравилась, но у меня не хватило бы терпения. А Люцина способна выбирать и привередничать до бесконечности. Как вам нравится освещение передней? Этот фонарь мы купили на барахолке за гроши. Подвесить его и еще раз покрасить потолок обошлось дороже.
– Мне очень нравится.
Я включила радио, накрыла скатертью столик, зажгла лампу в торшере.
Мы пили кофе, сваренный пани Мирой, курили и болтали. Потом проводили гостью домой и пришли к единодушному заключению, что вечер очень удался. Вернувшись, я села писать письмо.
«Дорогая мама!
Наконец-то получила от вас весточку. Я очень рада, что вы уже в Польше. Я так ждала хоть строчку. Поверьте, порой так трудно бывает ждать, даже всего один лишний день. В конце концов я решила уехать из Кальварии.
Живу я во Вроцлаве, в собственной трехкомнатной квартире. Только-только ее обставила. У меня очень уютно и тихо. Когда-нибудь, когда все уже отстроят, под нашими окнами будет, пробегая, звонить трамвай. Пока улица тихая и пустынная.
Все это время после отъезда из Кальварии я работаю в Красном Кресте. Мне уже давно полагается отпуск. К сожалению, у нас должна быть реорганизация, и отпусков пока не дают.
Уверяю вас, веду я себя хорошо; вам за меня краснеть не придется. Как только смогу, приеду в Кальварию, но Красный Крест – это как армия, без разрешения работы не бросишь.
Мама, может, вы приедете во Вроцлав? Я была бы так рада. Здесь можно спокойно работать и жить. Места хватит всем.
Дорогая мама, мне в этом году исполняется восемнадцать лет. Я уже не ребенок. Я хорошо сделала, что приехала сюда. У меня есть все, что нам нужно, вам и мне. Нищета нам не грозит. Себя-то мы наверняка прокормим.
Приезжайте, сами увидите, как тут. Лучше во всем разобраться на месте. Я всегда старалась быть хорошей дочерью и в этом смысле нисколько не изменилась. Пожалуйста, не показывайте письмо бабушке, она меня ненавидит, я это знаю.
Привет хозяйке. Надеюсь, что вы все-таки приедете, хотя бы на несколько дней.
Крепко целую.
Катажина.
P.S. В Кальварию я не вернусь ни за что на свете. Мне там было очень и очень плохо».
Однажды поздним вечером, когда я уже лежала в постели, в дверь позвонили.
«Один звонок? – удивилась я. – Кто это может быть? Люцина всегда звонит два раза».
– Кто там? – решительно спросила я.
Сначала за дверью было тихо, потом я услышала незнакомый женский голос:
– Откройте, пожалуйста. Я от Люцины Орловской. У меня есть записка.
Я осторожно, не снимая цепочки, приоткрыла дверь, взяла записку и прочла:
«Катажина!
Пусти пани Дзюню. Она у тебя переночует. Завтра я тебе все объясню.
Люцина».
Только теперь я сняла цепочку и пригласила незнакомку войти:
– Пожалуйста, проходите. Простите, что не сразу вас впустила. Я дома одна и особой храбростью не отличаюсь.
Женщина сняла пальто, высвободилась из большого платка, в который была закутана. Теперь я могла ее рассмотреть. Еще не так давно она показалась бы красивой, но сейчас это была страшно худая и грязная женщина. Руки словно вымазаны угольной пылью, одежда изношенная, рваная.
Мы молча изучали друг друга, наконец, я спохватилась и, смутившись, воскликнула:
– Милости прошу! Вы гостья Люцины, так что будьте здесь как у нее или у себя дома. Хотите сразу принять ванну или, может быть, мы сначала перекусим?
– Если разрешите, мне хотелось бы сперва выкупаться. Но прежде всего надо объяснить, кто я и откуда.
– Потом расскажете. Располагайтесь, пожалуйста.
«Интересно, откуда она родом? – подумала я и тотчас же сообразила – Да, конечно, с Виленщины, сразу можно догадаться по ее выговору».
– Ванна готова. Сюда, пожалуйста!
Женщина по-прежнему нерешительно стояла в передней.
– Видите ли, – неуверенно проговорила она. – Видите ли, здесь так чисто… Не знаю, как вам и сказать. Люцине я говорила.
– Мне можете говорить прямо, как Люцине. Постараюсь вас понять.
– Дело в том… вещи на мне грязные. Я много скиталась и, чего уж скрывать, вся завшивела. Лучше всего было бы сразу все сжечь.
– Это не беда, мы сейчас все сожжем. Пижама и купальный халат для вас найдутся, у меня этого добра в избытке. А завтра раздобудем остальное.
Женщина взяла белье и послушно пошла в ванную.
Кто она? Может, родственница Люцины? Очень уж худа и измучена. Почему Люцина послала ее одну, так поздно? Она ведь могла заблудиться. Впрочем, чем гадать, лучше приготовить ужин.
Когда незнакомка поела и я принесла ей чай, в дверь снова позвонили, на этот раз два раза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134