Мне казалось, что Збышек гонится за мной. Но и замедлив немного шаги, я продолжала идти, не разбирая дороги, не задумываясь над тем, куда и зачем иду. Кто-то меня окликнул, и я снова бросилась бежать, но вдруг сообразила, что голос-то женский. Тогда я остановилась.
– Подождите, не убегайте! Вы не знаете, где Трамвайная улица? Я подошла к незнакомке и долго молча смотрела на нее, не понимая, о чем она спрашивает.
– Увы, я и сама не знаю, куда попала. Всего раз была в этом районе. К сожалению, ничем не могу вам помочь.
Все-таки я немного успокоилась – настолько, чтобы сообразить, что возвращаться нужно той же дорогой. Женщина решила пойти на вокзал и сидеть там до утра. Мы пошли вместе.
Ведь Збышек был пьян. Зачем же я рассказала ему обо всем, даже о том, чего никто, кроме меня, не знает? Интересно, мучили бы его угрызения совести, если бы я покончила с собой? Но я не стану этого делать. Решено.
Мы шагали молча. Я пыталась вспомнить, что делала от сумерек до поздней ночи. На Грюнвальдской площади моя спутница призналась, что мой вид ее испугал.
– У вас было такое лицо, что всякому стало бы страшно.
– Я пойду с вами на вокзал. Времени у меня много. Не бойтесь. Мне еще хуже, чем вам, хотя в этом городе есть дом, куда я могу в любую минуту вернуться.
На вокзале было темно и грязно. Во всех углах, на скамейках и прямо на полу спали люди. Время от времени дежурная сонным голосом объявляла по радио о прибытии и отправлении поездов. Мы устроились в уголке возле камеры хранения. Я постепенно успокаивалась. Я настолько устала, что, кажется, даже задремала. Но только на минутку. Открыв глаза, я увидела троих мужчин в сопровождении милиционера. Они расхаживали среди скамеек, заглядывая в лица спящих, словно кого-то искали. Один из них, в светлом габардиновом пальто, был похож на Иренеуша.
– До свидания! – бросила я своей соседке и вскочила. Надо бежать. Иренеуш на все способен, он даже здесь может меня отыскать.
Навстречу мне на дорогу выбежала пани Дзюня. Видимо, она только что встала – пальто у нее было накинуто прямо на ночную рубашку. Обнимая меня, она затараторила:
– Дорогая ты моя! Что с тобой? Что у тебя за вид? Откуда ты взялась? Люцина! Вставай, Катажина приехала. Почему ты так ужасно выглядишь? Ты, наверно, больна.
Мы вошли в дом. Я послушно следовала за пани Дзюней. А она все не могла успокоиться.
– Люцина! Спустишься ты когда-нибудь или нет?! Катажина приехала. По-моему, она больна. Разбуди мужа, Люцина!
Наверху хлопнула дверь, заскрипели под ногами ступеньки, и передо мной появилась румяная со сна Люцина.
– Как я рада, что ты приехала. Мы очень волновались. Что случилось? Ну ладно, ладно, не буду ни о чем расспрашивать.
Мы бредем по горным тропкам. Пахнет свежескошенным сеном. В левой руке у меня букет полевых цветов. Рядом со мной юноша. Я не знаю, кто это, может быть, Мариан. Нужно ему сказать, чтобы не прятался. Хотя нет, это Витек, только почему он молчит? И разве это горы, это же аллея рододендронов.
Я лежала с закрытыми глазами, не сознавая, где я и почему лежу. Да и не все ли это равно? Лишь бы сон не прерывался, лишь бы снова очутиться в Свебодзицах, в аллее рододендронов.
Почему легко и приятно себя чувствуешь только во сне? Я медленно возвращалась к действительности. Ничего не поделаешь, надо открыть глаза, встать и прожить сегодняшний день, и завтрашний, и еще много дней…
«Такие ребята, как во сне, на меня и глядеть не захотят, – думала я. – Я человек пропащий. Но почему?! Видимо, на этот вопрос мне никогда не найти ответа». Я села на постели. В приоткрытую дверь тут же проскользнула пани Дзюня.
– Проснулась наконец? Как ты себя чувствуешь? Люцина хотела вызвать врача, но Юзек посоветовал подождать, пока ты не проснешься. Ты мне только одно скажи: врач нужен?
– Нет в мире такого врача, который мог бы меня вылечить. Мне жить не хочется!
– Не говори глупостей, тебе ведь всего восемнадцать лет. Все образуется. Увидишь!
Я накинула Люцинин халат и спустилась вниз. Я делала все, что мне говорили: пила и ела, вставала, снова садилась. Курила одну сигарету за другой. Никто меня ни о чем не спрашивал.
Вечером, после ужина, я сама обо всем рассказала, стараясь говорить как можно сдержаннее. Люцина была в положении, и мне не хотелось ее волновать.
– Да не тревожься ты обо мне, выкладывай все, как есть. Забыла, что я три года воевала? Мне много чего пришлось повидать. А тебе необходимо выговориться, чтобы легче стало на душе.
– Я и так все рассказала. На себя я махнула рукой, от жизни мне больше ждать нечего. Ничто уже меня не может спасти.
– Ради бога, не преувеличивай. Сейчас у тебя одна забота: как быть с ребенком? Ты рожать собираешься? – деловито осведомилась Люцина.
– Не будет никакого ребенка, это была ложная тревога. Хоть тут он просчитался!
– Все равно это ужасно. Хорошо, что нет Юзека, а то такого натворил бы сгоряча… Одно помни: ты ни в коем случае не должна выходить за Иренеуша!
– Еще бы! Ни за какие блага на свете! Он мне отвратителен. Поступил как подлец и думает, что у меня не осталось иного выхода, кроме замужества. Хуже того: мне и самой так казалось. До чего ж глубоко все-таки сидит в человеке Кальвария! Теперь-то я знаю, что не должна была позволить так себя запугать, что нужно было…
– Что поделаешь, – перебила меня Люцина. – Ты же сама всегда говорила: над разлитым молоком не плачут! Докажи теперь это на деле. Постарайся забыть обо всем. Пока совсем не придешь в себя, поживешь у нас. Во Вроцлав вернуться тебе, конечно, придется, но одну мы тебя не отпустим, поедешь с Юзеком и пани Дзюней. Все обойдется.
– Пойми, Люцина, я жила как под гипнозом. Прежней Катажины вы больше никогда не увидите. Откуда бралась моя уверенность в себе, почему я могла бунтовать против семьи, против всего мира? Да потому, что была убеждена, что поступаю правильно. Теперь же, после того, что произошло, мне никто не будет верить. Недаром моя бабка всегда говорила, что ничего путного из меня не выйдет. По дороге сюда ко мне привязался какой-то нахал. Будто у меня на лице написано, кто я такая!
– Привязался он к тебе, когда заметил, что ты его боишься. У тебя вид затравленного зверька. Постарайся взять себя в руки. То, что с тобой случилось, никак на твоем будущем не отразится, это тебе только сейчас так кажется.
Люцина перевела разговор на другую тему. Стараясь отвлечь меня, она показала приготовленное для ребенка приданое: коляску, белье и даже игрушки. А потом вытащила огромную бутыль и заставила меня выпить целый стакан вина.
Прошло несколько дней. Я, как лунатик, вяло бродила по комнатам. Во мне медленно созревало решение.
– Ты должна решить, что будешь делать дальше, и тебе сразу станет легче, – говорил Юзек.
– Я уже решила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134