– А зачем? – Голос Брэнта звучал любезно, но слова разили наповал. – Если бы я даже и смог, то не думаю, что мне захотелось бы еще. В тебе, милашка, не осталось никаких тайн. Я уже знаю все твои маленькие секреты. Искать больше нечего. Если что и осталось в тебе любопытного, так это твоя склонность к садомазохизму, но даже такой тип извращений для меня не в новинку.
– Мне все равно, что бы ты там ни говорил, Брэнт! Пожалуйста, не обижай меня. Разве ты не понимаешь, что я без ума от тебя? Никто до тебя не поражал мое воображение до такой степени. Мне нравишься не только ты, но и все, что тебя окружает, например, твоя «игровая комната». Позволь мне быть с тобой, и я совершу ради тебя любое безумство, какое ты только в состоянии вообразить. Ты ведь знаешь, что это правда. Умоляю тебя, Брэнт!
Брэнт стоял рядом с кроватью, глядя на распростертую Фрэнси сверху вниз, по-прежнему обнаженный, со скучающей миной на лице. Раздосадованная его молчанием, она потянулась к его промежности, хищно растопырив пальцы руки. Но реакция Брэнта оказалась быстрее, чем у нее. Его рука отвесила Фрэнси звонкую оплеуху, которая снова повергла ее на пол. Девушка ударилась головой об пол и закричала в отчаянье:
– Проклятый недоносок, ты сделал мне больно!
– Но ведь тебе нравится, когда больно, разве ты забыла? Хочу также сделать официальное заявление, моя крошка, я ненавижу, когда мне причиняют боль, запомни это!
Он продолжал рассматривать Фрэнси, не меняясь в лице, и его леденящий взгляд, наконец, довел ее до слез. Она рыдала, как ребенок, вздрагивая всем телом, давясь влагой, струившейся из глаз и вдыхая воздух широко раскрытым ртом.
– Вот дерьмо какое! Насколько же ты глупа, если думаешь, что твои слезы могут хоть в малой степени повлиять на меня. Ты начинаешь действовать мне на нервы. Какого черта тебе здесь надо?
– Если ты не хочешь, чтобы я осталась у тебя, то позволь, по крайней мере, приходить к тебе время от времени. Клянусь, что больше не буду раздражать тебя, Брэнт, и выполню все, что ты мне скажешь…
– Да уж не сомневаюсь, что, если я позволю тебе бывать в моем доме, ты своего не упустишь, дорогуша! С другой стороны, возможно, кто-либо из моих друзей клюнет на такого извращенного птенчика вроде тебя и получит бездну удовольствия, обрабатывая ремнем твою задницу. Кто знает?
Брэнт улыбнулся Фрэнси, но в его улыбке не было и грамма веселья. Скорее его улыбка походила на безжалостную ухмылку палача.
– Ладно, можешь приходить, но помни – никаких потом жалоб и стонов. Тебе придется работать под взрослую и самой отвечать за себя и, разумеется, делать то, что тебе скажут. Надеюсь, ты принимаешь противозачаточные таблетки?
– Да, я принимаю таблетки с того дня, с того самого дня, как поступила в школу высшей ступени. Я все поняла. О, благодарю тебя, Брэнт!
В ответ на слова Фрэнси Брэнт ухмыльнулся, разглядывая содержимое стакана – он успел налить себе еще вина. Он раздумывал, отчего позволил этой извращенной куколке приходить к себе. Иногда, когда Брэнт находился в дурном расположении духа, он задавался престранными вопросами, одним из которых был вопрос о смысле собственной жизни, который формулировался словами «К чему все это?». Для чего, в самом деле, нужны ему вечные приемы, новые женщины, поиски новых развлечений? Что же сказал ему однажды этот ученый гусь, его персональный психоаналитик? Что-то вроде того, что богачу постоянно требуются новые впечатления и развлечения. Кроме того, очкарик твердил какую-то ерунду о подсознательном желании смерти, что, дескать, он, Брэнт, пытается непроизвольно разрушить собственную личность, а заодно разрушает и других. Но и психоаналитики не в состоянии знать всего. Всезнающих не существует. Люди продолжают создавать себе новых богов, в то время как единственная реальная сила проживает внутри их самих. Да, но какого дьявола он вдруг ударился в философствование?
Брэнт наблюдал за Фрэнси сквозь грани бокала. Сейчас она перешла из лежачего состояния в сидячее, вытирая кулачком заплаканные глаза. Она выглядела сущим ребенком без косметики и своего идиотского парика… Самое забавное, однако, заключалось в том, что на поверку ничего детского в ней не осталось – ищи – не ищи. Может быть, Фрэнси тоже, на свой лад, завернута на саморазрушение, как и он сам? Возможно, это и есть то общее, что их в определенном смысле объединяет. Но только в определенном смысле… Брэнт продолжал молча изучать девушку.
А потом он решил выбросить всю эту собачью чушь из головы. Брэнт чуть ли не замотал головой, отгоняя никчемные мысли о Фрэнси. С какой стати он должен забивать себе голову размышлениями о нравственном состоянии всякой потаскушки? С него довольно и собственных проблем.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117