– Нет, как раз на Бродвее.
– Как здорово! Вы просто чудо!
– Вот и ладушки. Я тоже надеялся, что ты не откажешься. Возьми это домой и почитай как следует. Роль не заучивай, но постарайся в нее вникнуть.
– Какую роль?
– А как ты думаешь? Главную, конечно! Роль Клары.
– Вы шутите!
– Агент никогда не шутит. Во всяком случае, когда обсуждаются профессиональные вопросы.
Лишь, вернувшись домой и забравшись с ногами на кресло, Мерри прочитала имя автора: Джеймс Уотерс.
С домашним заданием Мерри справилась успешно. Мало того что она несколько раз прочитала пьесу, но она еще не поленилась, сходила в публичную библиотеку и отыскала в ней пьесу Мольнара, которую использовал и переработал Уотерс. Уотерс, пожалуй, был излишне самокритичен. И сюжет изменился, и персонажи новые появились, да и вообще от мольнаровской пьесы мало что осталось. Разве что живой и тонкий юмор, засверкавший в переработанном варианте новыми красками.
Мерри не хотела нести пьесу Уотерса в свою театральную школу. Тем более что там ей навряд ли досталась бы главная роль. Нельзя ей заикаться и о бродвейской постановке – ведь если почему-либо роль ей не достанется, тогда это обернулось бы для Мерри катастрофой. Во всяком случае – было бы невыносимо унизительным. А вот Мольнаром, сценами из мольнаровской пьесы она воспользоваться могла. Как, впрочем, и любой помощью Колодина, когда придет время произносить роль перед продюсером и режиссером. А автор? Должен ли Уотерс присутствовать на репетиции? Мерри решила, что да. Она даже не предполагала, приложил ли Уотерс руку к тому, что ей предложили сыграть роль Клары. Впрочем, ломать на этот счет голову Мерри не хотелось. Любой исход разочаровывал. Если Уотерс тут ни при чем, то это очень грустно. Все же друзьям приятно помогать. Если же сам Уотерс предложил ее на главную роль, то это разочаровывало вдвойне: ужасно сознавать, что искусство настолько зависит от каких-то нелепых случайных знакомств.
Мерри решила, что не будет об этом думать. Главное – как можно лучше прочитать роль. Мерри вжилась в образ, стараясь вложить в него как можно больше горечи и озлобленности, но так, чтобы окончательно не утратить теплоты и обаяния. Задача была не из легких. Наконец, репетиция состоялась.
– Дак, что ви думать? – спросил Колодин у класса после того, как Мерри, бросив последний взгляд в сторону удаляющегося Грегори, в отчаянии закусила ноготь большого пальца.
Мнения разошлись. Впрочем, так и должно было быть. Даже Сара Бернар не удостоилась бы единодушного признания и одобрения в этой аудитории. Мерри даже получила удовольствие от того, что восприняли ее настолько по-разному.
– Чересчур стервозна.
– Слишком кокетлива.
– Настроения меняются слишком резко…
– Я думать, – вмешался Колодин, – она выбирать правильный тон, но неправильный класс. Может ли женщина из мелкой буржуазии грызть ногти?
Все набросились на эту мысль, словно гиены на падаль.
– В сфере чувств любые классовые различия стираются.
– Нет, только так-то и можно выяснить подлинное социальное происхождение!
– Американцы не кусают ногти!
– А Мольнар был венгр!
Наконец, Тони Бассото пришел к Мерри на выручку:
– А можем ли мы вообще судить о социальном происхождении героини? Да, сейчас она вроде бы относится к мелкой буржуазии. А кем она была раньше, до брака с врачом? Такой жест позволяет нам обо многом догадываться. Это саморазоблачение. Он поразительно красноречив.
– Прекрасно! Прекрасно! Скажи мне, Мерри, – обратился Колодин, – как тебе прийти в голова такой решение? Почему ты решить кусать ноготь?
– Я вовсе не принимала такого решения. Просто вдруг моя рука сама поднялась… и мне показалось, что так будет правильно. К тому же я рассердилась. Вот почему для меня было так естественно укусить себя.
– Прекрасно! Прекрасно!
Трудно было даже припомнить, когда Колодин так хвалил кого-то в последний раз. Мерри была настолько счастлива, что почти не следила за сценой из Бекетта, которую разыгрывали два других студента.
Три часа спустя, покидая школу, Тони Бассото догнал Мерри и осведомился, не хочет ли она выпить с ним пива.
Мерри вспомнила, как вступился Тони за ее интерпретацию образа Клары (тем более что он был прав), и, возможно, отчасти поэтому с улыбкой ответила:
– Спасибо, с удовольствием.
Приглянулись ей и вьющиеся черные волосы Тони и голубые глаза – мать Тони, как он рассказал позднее, была ирландка, – сильное и гибкое тело. Мерри, конечно, и прежде обращала на него внимание. Ей была по душе и пылкость юноши, и звучавшая в его словах убежденная искренность. При этом одет он был неизменно в черный под горло свитер и выцветшие широкие джинсы. И ходил в одних и тех же черных туфлях с парусиновым верхом. Все это Мерри давно приметила и не раз гадала – мальчишеская ли это показуха или Тони и впрямь настолько беден. В глубине души она даже мечтала, чтобы Тони и в самом деле испытывал нужду. Ей еще прежде не приходилось близко сталкиваться с людьми, которые бы остро нуждались в деньгах. Поэтому сама мысль о том, что этот юноша посещает драматическую школу только из любви к искусству, подгоняемый неукротимым честолюбием и горькой нуждой, приятно волновала ее.
Тони привел ее в старомодный пивной бар, обставленный по классическим канонам: огромные резные столы темного дерева, широченные скамьи со спинками – и все пропитано старым добрым пивом. Тони чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде. В нем удивительно сочетались животная грация с мужской элегантностью, создавая необыкновенно естественную смесь, как в тонком коктейле.
Тони заказал им по кружке пива, а потом повернулся к Мерри и сказал:
– Сегодня в студии было здорово. – Он произнес эту фразу так, словно обдумывал и взвешивал ее всю дорогу. И добавил: – Ты меня просто поразила.
– Да что ты?
– Должен признаться: я поначалу был к тебе несправедлив. Я был уверен, что своим именем и происхождением… Словом, что ты просто выскочка. И на самом деле тебе ничего здесь не нужно. Ты и так способна сделать любую карьеру. Я рад, что ошибся.
– Это правда?
– Хотелось бы надеяться. И не только ради тебя, но и ради самого себя.
– Себя?
– Конечно. Разве тебе есть дело до того, что думают другие? Сейчас, по-моему, почти всем на все наплевать. А вот для меня главное – не свихнуться. Если же я позволю себе задуматься о всех ничтожных выскочках, которые делают себе головокружительные карьеры с помощью своих миллионов, у меня за неделю крыша поедет.
– А ты бы сам хотел этого? Я имею в виду миллионы.
– Да, когда-то я мечтал стать миллионером. В далеком детстве. Для этого есть много простых способов. Главное – знать свое дело. И быть в нем самым лучшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Как здорово! Вы просто чудо!
– Вот и ладушки. Я тоже надеялся, что ты не откажешься. Возьми это домой и почитай как следует. Роль не заучивай, но постарайся в нее вникнуть.
– Какую роль?
– А как ты думаешь? Главную, конечно! Роль Клары.
– Вы шутите!
– Агент никогда не шутит. Во всяком случае, когда обсуждаются профессиональные вопросы.
Лишь, вернувшись домой и забравшись с ногами на кресло, Мерри прочитала имя автора: Джеймс Уотерс.
С домашним заданием Мерри справилась успешно. Мало того что она несколько раз прочитала пьесу, но она еще не поленилась, сходила в публичную библиотеку и отыскала в ней пьесу Мольнара, которую использовал и переработал Уотерс. Уотерс, пожалуй, был излишне самокритичен. И сюжет изменился, и персонажи новые появились, да и вообще от мольнаровской пьесы мало что осталось. Разве что живой и тонкий юмор, засверкавший в переработанном варианте новыми красками.
Мерри не хотела нести пьесу Уотерса в свою театральную школу. Тем более что там ей навряд ли досталась бы главная роль. Нельзя ей заикаться и о бродвейской постановке – ведь если почему-либо роль ей не достанется, тогда это обернулось бы для Мерри катастрофой. Во всяком случае – было бы невыносимо унизительным. А вот Мольнаром, сценами из мольнаровской пьесы она воспользоваться могла. Как, впрочем, и любой помощью Колодина, когда придет время произносить роль перед продюсером и режиссером. А автор? Должен ли Уотерс присутствовать на репетиции? Мерри решила, что да. Она даже не предполагала, приложил ли Уотерс руку к тому, что ей предложили сыграть роль Клары. Впрочем, ломать на этот счет голову Мерри не хотелось. Любой исход разочаровывал. Если Уотерс тут ни при чем, то это очень грустно. Все же друзьям приятно помогать. Если же сам Уотерс предложил ее на главную роль, то это разочаровывало вдвойне: ужасно сознавать, что искусство настолько зависит от каких-то нелепых случайных знакомств.
Мерри решила, что не будет об этом думать. Главное – как можно лучше прочитать роль. Мерри вжилась в образ, стараясь вложить в него как можно больше горечи и озлобленности, но так, чтобы окончательно не утратить теплоты и обаяния. Задача была не из легких. Наконец, репетиция состоялась.
– Дак, что ви думать? – спросил Колодин у класса после того, как Мерри, бросив последний взгляд в сторону удаляющегося Грегори, в отчаянии закусила ноготь большого пальца.
Мнения разошлись. Впрочем, так и должно было быть. Даже Сара Бернар не удостоилась бы единодушного признания и одобрения в этой аудитории. Мерри даже получила удовольствие от того, что восприняли ее настолько по-разному.
– Чересчур стервозна.
– Слишком кокетлива.
– Настроения меняются слишком резко…
– Я думать, – вмешался Колодин, – она выбирать правильный тон, но неправильный класс. Может ли женщина из мелкой буржуазии грызть ногти?
Все набросились на эту мысль, словно гиены на падаль.
– В сфере чувств любые классовые различия стираются.
– Нет, только так-то и можно выяснить подлинное социальное происхождение!
– Американцы не кусают ногти!
– А Мольнар был венгр!
Наконец, Тони Бассото пришел к Мерри на выручку:
– А можем ли мы вообще судить о социальном происхождении героини? Да, сейчас она вроде бы относится к мелкой буржуазии. А кем она была раньше, до брака с врачом? Такой жест позволяет нам обо многом догадываться. Это саморазоблачение. Он поразительно красноречив.
– Прекрасно! Прекрасно! Скажи мне, Мерри, – обратился Колодин, – как тебе прийти в голова такой решение? Почему ты решить кусать ноготь?
– Я вовсе не принимала такого решения. Просто вдруг моя рука сама поднялась… и мне показалось, что так будет правильно. К тому же я рассердилась. Вот почему для меня было так естественно укусить себя.
– Прекрасно! Прекрасно!
Трудно было даже припомнить, когда Колодин так хвалил кого-то в последний раз. Мерри была настолько счастлива, что почти не следила за сценой из Бекетта, которую разыгрывали два других студента.
Три часа спустя, покидая школу, Тони Бассото догнал Мерри и осведомился, не хочет ли она выпить с ним пива.
Мерри вспомнила, как вступился Тони за ее интерпретацию образа Клары (тем более что он был прав), и, возможно, отчасти поэтому с улыбкой ответила:
– Спасибо, с удовольствием.
Приглянулись ей и вьющиеся черные волосы Тони и голубые глаза – мать Тони, как он рассказал позднее, была ирландка, – сильное и гибкое тело. Мерри, конечно, и прежде обращала на него внимание. Ей была по душе и пылкость юноши, и звучавшая в его словах убежденная искренность. При этом одет он был неизменно в черный под горло свитер и выцветшие широкие джинсы. И ходил в одних и тех же черных туфлях с парусиновым верхом. Все это Мерри давно приметила и не раз гадала – мальчишеская ли это показуха или Тони и впрямь настолько беден. В глубине души она даже мечтала, чтобы Тони и в самом деле испытывал нужду. Ей еще прежде не приходилось близко сталкиваться с людьми, которые бы остро нуждались в деньгах. Поэтому сама мысль о том, что этот юноша посещает драматическую школу только из любви к искусству, подгоняемый неукротимым честолюбием и горькой нуждой, приятно волновала ее.
Тони привел ее в старомодный пивной бар, обставленный по классическим канонам: огромные резные столы темного дерева, широченные скамьи со спинками – и все пропитано старым добрым пивом. Тони чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде. В нем удивительно сочетались животная грация с мужской элегантностью, создавая необыкновенно естественную смесь, как в тонком коктейле.
Тони заказал им по кружке пива, а потом повернулся к Мерри и сказал:
– Сегодня в студии было здорово. – Он произнес эту фразу так, словно обдумывал и взвешивал ее всю дорогу. И добавил: – Ты меня просто поразила.
– Да что ты?
– Должен признаться: я поначалу был к тебе несправедлив. Я был уверен, что своим именем и происхождением… Словом, что ты просто выскочка. И на самом деле тебе ничего здесь не нужно. Ты и так способна сделать любую карьеру. Я рад, что ошибся.
– Это правда?
– Хотелось бы надеяться. И не только ради тебя, но и ради самого себя.
– Себя?
– Конечно. Разве тебе есть дело до того, что думают другие? Сейчас, по-моему, почти всем на все наплевать. А вот для меня главное – не свихнуться. Если же я позволю себе задуматься о всех ничтожных выскочках, которые делают себе головокружительные карьеры с помощью своих миллионов, у меня за неделю крыша поедет.
– А ты бы сам хотел этого? Я имею в виду миллионы.
– Да, когда-то я мечтал стать миллионером. В далеком детстве. Для этого есть много простых способов. Главное – знать свое дело. И быть в нем самым лучшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117