Гарри Новотны, отчим Мерри, умер.
– Что? Как? А что с ним случилось? – невольно вырвалось у Мерри. Она тут же усомнилась, что задает правильные вопросы, но слова уже слетели с ее губ, прежде чем Мерри спохватилась.
Элейн разрыдалась, но быстро взяла себя в руки. Оказывается, Гарри забил до смерти страус. Мерри вдруг с удивительной ясностью вспомнила, как ее отчим обращался с животными, как он хвастал о своих достижениях: «Я своих зверей лупцую немилосердно. Бью смертным боем. Я извел больше сотни мышей, прежде чем приучил кошку перепрыгивать через них. Ох и лупил же я эту тварь! У меня уже от колотушек рука болела. Но мерзавка продолжала жрать мышей. Тогда я соорудил кляп из марли и вбил ей в пасть!»
Больше ее отчиму уже не доведется избивать зверей. Страус поквитался за всех. Мерри размышляла об этом без горечи или озлобления. Просто случившееся показалось ей вполне логичным и заслуженным. И тем более – понятным. Не говоря уж о том, что теперь и ее собственные счеты с Гарри Новотны были сведены. И не только с ним. Сначала с Мелиссой, а теперь вот с Гарри. Надо же такому случиться – и мачеха и отчим Мерри – словно две параллельные прямые из геометрической теоремы, которые исчезают в бесконечности и никогда не пересекутся.
– Какой ужас, – произнесла Мерри. – Мне очень жаль.
– Мне только что позвонили из цирка и рассказали о том, как это случилось. Просто кошмар.
– Как Лион воспринял это?
– Лион держится молодцом. Он – славный мальчик. Мое единственное утешение.
– Я очень рада.
– Мерри?
– Что?
– Ты можешь приехать?
– В Лос-Анджелес?
– На похороны.
– Не знаю. Я… Мне нужно спросить у мистера Джаггерса.
– Тебе нужно его разрешение? Чтобы приехать на похороны своего отчима?
– Нет, мама, дело вовсе не в этом, – ответила Мерри. Элейн начала всхлипывать, и Мерри не могла этого вынести. – Я должна попросить у него денег. Чтобы купить билет на самолет.
– Ах, да, конечно же. Извини. У меня совсем из головы вылетело.
– Ничего. Это естественно. Ты сейчас выбита из колеи.
– Ты дашь мне знать?
– Да, сразу же. Когда состоятся похороны?
– Послезавтра.
– Я позвоню тебе сегодня вечером или завтра утром. Как только узнаю.
– Спасибо, Мерри.
– Ну, что ты, мама.
– Ты – замечательная дочь!
– Спасибо, мама, – сказала Мерри. Разговор стал действовать ей на нервы, и Мерри спешила поскорее оборвать его. – Я перезвоню тебе, как только мистер Джаггерс даст мне свой ответ. До свидания.
– Да хранит тебя Господь!
– Тебя тоже, – сказала Мерри. И повесила трубку, прежде чем Элейн успела сказать еще что-то.
В течение следующего получаса Мерри беспрерывно разговаривала по телефону. Сначала позвонила в Нью-Йорк Джаггерсу и спросила, может ли она слетать в Лос-Анджелес на похороны отчима. Потом перезвонила матери и сказала, каким рейсом прилетает. Наконец, позвонила в театр своей продюсерше, чтобы предупредить ее, что улетает в Калифорнию.
Если бы Мерри ограничилась только этими словами, все бы обошлось. Но, не подумав о том, как может воспринять подобную экзотику малознакомый человек, она брякнула, что летит на похороны своего отчима, которого убил страус.
– Кто убил?
– Страус.
– Это что – шутка такая?
– Вовсе нет. Я говорю вполне серьезно.
– Мерри, от этой шутки очень дурно попахивает.
– Его убил страус. Мой отчим дрессировал животных.
– Ну, хватит, Мерри. Это уже не смешно.
– Я говорю правду. Клянусь вам.
– Хорошо. Мерри. Я понимаю. Желаю тебе как следует повеселиться на этих похоронах. Завтра увидимся.
И она повесила трубку. Мерри даже не успела сказать, что больше не придет в театр и что ее отчима и вправду убил страус. Ничего, она пошлет этой вредной дамочке некролог, когда его напечатает одна из лос-анджелесских газет. Или журнал «Вэрайти». Это будет сладкая месть. Мерри представила себе, как вытянется физиономия продюсерши, когда она прочтет некролог и вспомнит об этом разговоре. Мерри с трудом удержалась от смеха.
Похороны действительно вылились в нечто забавное. Вычурные, показушные – Гарри Новотны других бы и не пожелал. А впрочем, возможно, он сам и успел распорядиться обо всем, прежде чем умереть. Мерри, во всяком случае, хотелось так думать. Ведь не могла же ее матушка замыслить такое. Верно, недостатков у Элейн хоть пруд пруди, но на такую пошлость даже она не способна, думала Мерри. Апофеозом похоронной церемонии стал выпуск в небо целой стаи голубей, что, по замыслу организаторов, символизировало расставание бессмертной души Гарри Новотны с бренным телом, – никто не подумал, насколько это неудачно сочеталось с тем, как погиб Гарри, забитый мощными ногами страуса. Среди пришедших проводить дрессировщика в последний путь послышались испуганные восклицания. Затем Мерри, Лион и Элейн забрались в огромный «кадиллак», за которым вереница автомобилей потянулась от кладбищенской часовни к месту захоронения.
Возле могилы еще некоторое время продолжали возносить молитвы, но Мерри слушала их вполуха, то и дело поглядывая на верхушки деревьев, где сквозь листву виднелись голубиные головки. Интересно, подумала Мерри, рассадят ли этих голубков снова по клеткам, чтобы потом выпустить еще на чьих-нибудь похоронах. На многих похоронах. Все это было настолько нелепо и настолько трогательно, что Мерри даже позабыла, насколько не любила своего усопшего отчима. Больше он уже никого не обидит. Мерри казалось удивительным то, что Новотны для кого-то что-то значил.
И тем не менее Элейн плакала. Не навзрыд и не горько, а скорее сдержанно всхлипывала. Возможно, она не так уж и любила Гарри, подумала Мерри, и теперь терзалась угрызениями совести. Трудно сказать. Мерри и сама чувствовала себя виноватой из-за того, что думала так возле свежевырытой могилы. Ужасно, что на похоронах так интересно. Впрочем, это, наверно, потому, что ей еще никогда не приходилось на них присутствовать.
После похорон Мерри решила, что задержится в Лос-Анджелесе до начала учебного года. Она надеялась, что за три недели, оставшихся до ее отъезда в Скидмор, мать уже оправится от горя. Элейн, конечно, не была ей настоящей матерью, но ведь и сама Мерри не соответствовала идеалу настоящей дочери. Что ж, по крайней мере, она скрасит матери одиночество хотя бы в эти трудные дни.
В последующие несколько дней Мерри пыталась делать все, чтобы помочь матери привыкнуть к жизни без Гарри. Она предлагала ей погулять вдвоем по пляжу, покататься на машине по пустыне. Но Элейн отказывалась, предпочитая упиваться собственным горем. Облаченная во все черное, даже в самые жаркие дни, она не выходила из гостиной, без конца повторяя, каким замечательным человеком был Гарри Новотны.
Мерри довольно быстро начала тяготиться материнским обществом, а бесконечные разговоры о покойном отчиме нагоняли на нее тоску и уныние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Что? Как? А что с ним случилось? – невольно вырвалось у Мерри. Она тут же усомнилась, что задает правильные вопросы, но слова уже слетели с ее губ, прежде чем Мерри спохватилась.
Элейн разрыдалась, но быстро взяла себя в руки. Оказывается, Гарри забил до смерти страус. Мерри вдруг с удивительной ясностью вспомнила, как ее отчим обращался с животными, как он хвастал о своих достижениях: «Я своих зверей лупцую немилосердно. Бью смертным боем. Я извел больше сотни мышей, прежде чем приучил кошку перепрыгивать через них. Ох и лупил же я эту тварь! У меня уже от колотушек рука болела. Но мерзавка продолжала жрать мышей. Тогда я соорудил кляп из марли и вбил ей в пасть!»
Больше ее отчиму уже не доведется избивать зверей. Страус поквитался за всех. Мерри размышляла об этом без горечи или озлобления. Просто случившееся показалось ей вполне логичным и заслуженным. И тем более – понятным. Не говоря уж о том, что теперь и ее собственные счеты с Гарри Новотны были сведены. И не только с ним. Сначала с Мелиссой, а теперь вот с Гарри. Надо же такому случиться – и мачеха и отчим Мерри – словно две параллельные прямые из геометрической теоремы, которые исчезают в бесконечности и никогда не пересекутся.
– Какой ужас, – произнесла Мерри. – Мне очень жаль.
– Мне только что позвонили из цирка и рассказали о том, как это случилось. Просто кошмар.
– Как Лион воспринял это?
– Лион держится молодцом. Он – славный мальчик. Мое единственное утешение.
– Я очень рада.
– Мерри?
– Что?
– Ты можешь приехать?
– В Лос-Анджелес?
– На похороны.
– Не знаю. Я… Мне нужно спросить у мистера Джаггерса.
– Тебе нужно его разрешение? Чтобы приехать на похороны своего отчима?
– Нет, мама, дело вовсе не в этом, – ответила Мерри. Элейн начала всхлипывать, и Мерри не могла этого вынести. – Я должна попросить у него денег. Чтобы купить билет на самолет.
– Ах, да, конечно же. Извини. У меня совсем из головы вылетело.
– Ничего. Это естественно. Ты сейчас выбита из колеи.
– Ты дашь мне знать?
– Да, сразу же. Когда состоятся похороны?
– Послезавтра.
– Я позвоню тебе сегодня вечером или завтра утром. Как только узнаю.
– Спасибо, Мерри.
– Ну, что ты, мама.
– Ты – замечательная дочь!
– Спасибо, мама, – сказала Мерри. Разговор стал действовать ей на нервы, и Мерри спешила поскорее оборвать его. – Я перезвоню тебе, как только мистер Джаггерс даст мне свой ответ. До свидания.
– Да хранит тебя Господь!
– Тебя тоже, – сказала Мерри. И повесила трубку, прежде чем Элейн успела сказать еще что-то.
В течение следующего получаса Мерри беспрерывно разговаривала по телефону. Сначала позвонила в Нью-Йорк Джаггерсу и спросила, может ли она слетать в Лос-Анджелес на похороны отчима. Потом перезвонила матери и сказала, каким рейсом прилетает. Наконец, позвонила в театр своей продюсерше, чтобы предупредить ее, что улетает в Калифорнию.
Если бы Мерри ограничилась только этими словами, все бы обошлось. Но, не подумав о том, как может воспринять подобную экзотику малознакомый человек, она брякнула, что летит на похороны своего отчима, которого убил страус.
– Кто убил?
– Страус.
– Это что – шутка такая?
– Вовсе нет. Я говорю вполне серьезно.
– Мерри, от этой шутки очень дурно попахивает.
– Его убил страус. Мой отчим дрессировал животных.
– Ну, хватит, Мерри. Это уже не смешно.
– Я говорю правду. Клянусь вам.
– Хорошо. Мерри. Я понимаю. Желаю тебе как следует повеселиться на этих похоронах. Завтра увидимся.
И она повесила трубку. Мерри даже не успела сказать, что больше не придет в театр и что ее отчима и вправду убил страус. Ничего, она пошлет этой вредной дамочке некролог, когда его напечатает одна из лос-анджелесских газет. Или журнал «Вэрайти». Это будет сладкая месть. Мерри представила себе, как вытянется физиономия продюсерши, когда она прочтет некролог и вспомнит об этом разговоре. Мерри с трудом удержалась от смеха.
Похороны действительно вылились в нечто забавное. Вычурные, показушные – Гарри Новотны других бы и не пожелал. А впрочем, возможно, он сам и успел распорядиться обо всем, прежде чем умереть. Мерри, во всяком случае, хотелось так думать. Ведь не могла же ее матушка замыслить такое. Верно, недостатков у Элейн хоть пруд пруди, но на такую пошлость даже она не способна, думала Мерри. Апофеозом похоронной церемонии стал выпуск в небо целой стаи голубей, что, по замыслу организаторов, символизировало расставание бессмертной души Гарри Новотны с бренным телом, – никто не подумал, насколько это неудачно сочеталось с тем, как погиб Гарри, забитый мощными ногами страуса. Среди пришедших проводить дрессировщика в последний путь послышались испуганные восклицания. Затем Мерри, Лион и Элейн забрались в огромный «кадиллак», за которым вереница автомобилей потянулась от кладбищенской часовни к месту захоронения.
Возле могилы еще некоторое время продолжали возносить молитвы, но Мерри слушала их вполуха, то и дело поглядывая на верхушки деревьев, где сквозь листву виднелись голубиные головки. Интересно, подумала Мерри, рассадят ли этих голубков снова по клеткам, чтобы потом выпустить еще на чьих-нибудь похоронах. На многих похоронах. Все это было настолько нелепо и настолько трогательно, что Мерри даже позабыла, насколько не любила своего усопшего отчима. Больше он уже никого не обидит. Мерри казалось удивительным то, что Новотны для кого-то что-то значил.
И тем не менее Элейн плакала. Не навзрыд и не горько, а скорее сдержанно всхлипывала. Возможно, она не так уж и любила Гарри, подумала Мерри, и теперь терзалась угрызениями совести. Трудно сказать. Мерри и сама чувствовала себя виноватой из-за того, что думала так возле свежевырытой могилы. Ужасно, что на похоронах так интересно. Впрочем, это, наверно, потому, что ей еще никогда не приходилось на них присутствовать.
После похорон Мерри решила, что задержится в Лос-Анджелесе до начала учебного года. Она надеялась, что за три недели, оставшихся до ее отъезда в Скидмор, мать уже оправится от горя. Элейн, конечно, не была ей настоящей матерью, но ведь и сама Мерри не соответствовала идеалу настоящей дочери. Что ж, по крайней мере, она скрасит матери одиночество хотя бы в эти трудные дни.
В последующие несколько дней Мерри пыталась делать все, чтобы помочь матери привыкнуть к жизни без Гарри. Она предлагала ей погулять вдвоем по пляжу, покататься на машине по пустыне. Но Элейн отказывалась, предпочитая упиваться собственным горем. Облаченная во все черное, даже в самые жаркие дни, она не выходила из гостиной, без конца повторяя, каким замечательным человеком был Гарри Новотны.
Мерри довольно быстро начала тяготиться материнским обществом, а бесконечные разговоры о покойном отчиме нагоняли на нее тоску и уныние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117