– Я слишком устал. К тому же, будь я такой девушкой, как вы, я бы придумал тысячу способов, как провести этот вечер в гораздо более приятном обществе, нежели со мной.
– Это совсем не так.
– Не надо лгать. Если не уверены на все сто, что вам это сойдет с рук.
– Но я вовсе не… – начала было она, но осеклась. – Это же строчка из пьесы!
– Какой пьесы?
– Вашей пьесы. Это произносит врач.
– А вы откуда знаете? Это и впрямь из моей пьесы, но где вы могли ее видеть?
– Как, вы разве не знали? – пришел черед Мерри удивляться. – И сейчас не знаете?
– Нет. О чем вы?
– Что мне предложили играть Клару. А я-то думала, что это ваших рук дело.
– Вам? Клару? Нет, я впервые об этом слышу.
– Честно?
– Конечно, честно! – отрезал он. – Что за дурацкая мысль?
– Спасибо.
– Я имел в виду не то, что вам предложили роль Клары, а ваше предположение о том, что «моих рук дело». Это ведь не детские игрушки и не чайные посиделки!
– Я знаю.
– Господи, да знай я наперед, что вы будете играть в моей пьесе, я бы ни за какие коврижки не пригласил вас с собой на премьеру. Это слишком усложняет жизнь. А что, если вы окажетесь совершенно бездарной? Я скажу вам это, а вы решите, что вас предали. Разозлитесь. И в чем-то будете даже правы. Если, конечно, не поверите, что я не имею к вашему приглашению на роль Клары ни малейшего отношения.
– Я вам верю, – тихо произнесла Мерри. – И я хочу, чтобы вы отвезли меня домой.
– Ну вот, вы уже обиделись, верно? Почему бы вам не заехать ко мне и не выпить со мной по рюмочке бренди? Такая восхитительная идиллия!
– Почему идиллия?
– Молоденькая старлеточка и дряхлеющий драматург. Чем не находка для классической старой комедии с участием Кэтрин Хепберн и Спенсера Трейси? Совершенно чумовая встреча и все такое.
– Что такое «чумовая встреча»?
– О, это хитрая штука. Допустим, знаменитая мадам – содержательница борделя, и психиатр, принимающий на дому пациентов, каждый заказал себе по новой кровати для своих профессиональных нужд. В одном и том же мебельном магазине. Но доставщики магазина все перепутали и привезли кушетку психиатра в бордель, а кровать мадам – психиатру. И вот мадам с психиатром встречаются у окошка для подачи жалоб. Представляете?
– Пожалуй, – с сомнением произнесла Мерри. – Мне не часто доводилось смотреть подобные фильмы.
– Я знаю. Вы – обескураживающе молоды. Но давайте заедем и пропустим по стаканчику бренди.
– Спасибо, с удовольствием.
И по дороге и уже придя в роскошную квартиру Джима Мерри продолжала думать о Тони. Мысли о юноше не выходили у нее из головы и тогда, когда Джим стал рассказывать ей о трудностях первых шагов на театральной сцене, о своем восхищении мужеством актеров, живущих одними надеждами и постоянно расточающих улыбки, хотя на самом деле на сердце у них скребут кошки.
Джим отправился на кухню за следующей бутылкой бренди. Первая уже почти опустела. Мерри воспользовалась возможностью, чтобы выйти в ванную.
– Пройдите через спальню! – крикнул Уотерс.
В просторной небесно-голубой спальне стояла широченная кровать. Мерри поневоле попыталась представить, как может выглядеть спальня Тони. Уж конечно, совершенно не так, как эта.
В ванной, моя руки, Мерри посмотрелась в зеркало, укрепленное на дверце аптечки. И тут же вспомнила, как сказала Джиму, что разглядывать книги в чужой квартире – все равно что прийти в гости и начать рыться в аптечке. Оглянувшись по сторонам, она заметила поднос, уставленный всевозможными одеколонами и лосьонами после бритья, а потом шутки ради приоткрыла дверцу аптечки и заглянула внутрь.
И тут же кровь бросилась ей в лицо. На внутренней стороне дверцы красовалась огромная – одиннадцать дюймов на четырнадцать – фотография мужского возбужденного члена! Самого Джима? Его любовника? Мерри быстро прикрыла дверцу и, не чуя под собой ног, выскочила из ванной. Лишь оказавшись в спальне, она остановилась, чтобы перевести дух. Уотерс не должен догадаться о том, что она заглядывала в его аптечку. А вдруг он сейчас как раз об этом и думает? И предвкушает удовольствие? Ладно, она не станет ломать над этим голову. Будь что будет. Надо только сделать вид, что ничего не случилось. А потом у себя дома она спокойно поразмыслит о случившемся.
Он подал ей рюмочку с бренди из новой бутылки. Ни выражение его лица, ни голос нисколько не изменились. Разговор зашел о новой пьесе. Мерри сказала, что, по ее мнению, он возвел на себя напраслину – от Мольнара в пьесе почти ничего не осталось.
– А вы читали Мольнара? – поинтересовался Уотерс. Мерри рассказала о том, что приготовила несколько сценок из Мольнара для своей школы.
– Что ж, в старательности вам не откажешь, – сказал Уотерс. – Осталось только подождать и проверить, есть ли у вас талант.
– Да, это единственное, что осталось, – улыбнулась Мерри. Потом допила бренди, поблагодарила Уотерса и извинилась за то, что засиделась. – Тем более что вы сегодня устали. Спасибо, что уделили мне столько времени. Мне пора идти.
– Что вы, я с удовольствием посидел бы с вами еще.
– Спасибо, это очень любезно с вашей стороны, – сказала Мерри и еще раз поблагодарила Уотерса за то, что он пригласил ее на премьеру.
– Что ж, тогда на читке увидимся, – сказал он. Судя по всему, он подразумевал, что до читки они уже не встретятся. Что же, вполне резонно. Он помог Мерри надеть пальто и проводил ее вниз.
Вернувшись домой, Мерри попыталась разобраться в своих мыслях. Вновь и вновь она задавала себе вопрос: каким образом увиденная ею фотография повлияла на ее отношения к Джиму. Ведь о том, что он гомосексуалист, Джаггерс сказал ей это в тот самый день, когда она впервые встретилась с Уотерсом в «Сент-Реджисе». Да и обращался с ней Уотерс даже лучше, чем можно было ожидать. И все же эта огромная непристойная фотография все изменила. Мерри увидела нечто, ей не предназначавшееся. Не увеличенные гениталии, нет, но некую сокрытую от посторонних глаз частичку души Уотерса, которая испытывала потребность в подобном изображении. Мерри казалось несправедливым, что именно на нее свалился такой груз, обязанность постижения столь сокровенной тайны. И, осознав это, она вдруг начала понимать. Ведь, помещая фотографию в такое место, Уотерс наверняка знал, что найдутся люди, которые могут ее увидеть. Следовательно, он специально пошел на это. И ни один из тех, кто случайно заглянул в аптечку, не смог бы обвинить Уотерса в непристойности, в том, что он выставляется напоказ. Человек, увидевший фотографию, поневоле становился своего рода сообщником Уотерса. И поделом – никто никого не принуждал открывать аптечку! И уж дальше – делом этого человека – мужчины или женщины – было принять или отвергнуть то, что Джим Уотерс считал своей сущностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117