Словно высеченный в камне. Да, ей просто не повезло. Мелисса не могла, не выдав себя, попросить Мередита, чтобы он сохранил снимок. Признаться даже в такой мелочи значило для нее – признаться во всем. Так что, вспоминая этот эпизод, Мелисса пришла к выводу, что была бессильна помешать Мередиту разорвать злосчастную карточку и сжечь обрывки в пепельнице. Сначала, когда Мередит забрал снимок из гостиницы и привез с собой на виллу, куда они обычно уезжали по уик-эндам, Мелисса решила было, что он хочет сохранить его, припрятав в каком-нибудь укромном и надежном месте. Там бы фотография была недоступна. Не то, что сейчас, когда она хранилась в памяти Мелиссы.
Причину Мелисса уже осознала. Дело было в сходстве Мередита с дочерью, разительном и невероятном сходстве. Мелисса достаточно хорошо знала себя, поэтому поняла, в чем дело: ее воображение поразил сам факт совершенно невероятного воплощения Мередита в мягком, нежном и стройном женском теле. Мелиссе Мередит не просто нравился – она любила его. Она даже сама не ожидала, что способна так полюбить мужчину. Когда она выходила за него, в уголке ее мозга теплилась мысль, что лучше выйти замуж и потом развестись, чем всю жизнь оставаться одной. Это сразу решало много сложностей. Во-первых, она не осталась бы старой девой (Мелисса терпеть не могла это слово). Во-вторых, Мередита явно не интересовали ее деньги (Мелиссе из-за этого приходилось всегда держать ухо востро). Немаловажным преимуществом было и то, что им не приходилось постоянно быть вместе. Мередит часто уезжал на съемки или отлучался на деловые встречи. Словом, их жизнь совершенно не походила на те жалкие брачные союзы, когда жена только и делает, что снимает ночную рубашку, чтобы надеть фартук, и наоборот. Мередит умел развлечь ее, не навязывал свое общество и свое мнение. Мелиссе даже стало казаться, что их брак может оказаться долгим, а то и вовсе постоянным. И тут как гром среди ясного неба – этот злополучный любительский фотоснимок Мерри.
Мелисса видела снимок всего дважды, прежде чем Мередит уничтожил его, но четко запомнила. Он врезался в ее память, словно высеченный рукой ваятеля или выжженный кислотой гравера. Мелисса впервые осознала, как много значит для нее эта фотография, когда заметила, что осуждает Мередита за содеянное. Да, верно, Мерри – его дочь, это фотография его дочери, так что, конечно, он имел полное право ее сжечь. Или съесть – если бы захотел. Но ведь это была также и ее, Мелиссы, фотография. Мередит даже представить бы себе не смог, сколь много значил для нее этот клочок бумаги. Именно потому, что она так любила Мередита, видение фотографии его дочери, его зеркального двойника, просто преследовало ее. Вновь и вновь. В самые неподходящие минуты. Однажды ночью, лежа рядом с Мередитом в постели, Мелисса прикоснулась рукой к его щеке. Щека поросла щетиной, поскольку этот уик-энд они проводили на яхте в Тирренском море, и Мелиссе пришлось сделать над собой усилие, чтобы не показать своего недовольства по поводу этой щетины. Эти мужчины такие волосатые, твердые, неподатливые, подумала Мелисса, и вдруг припомнила фотографию другого Мередита, похожего на того, что лежал с ней рядом, как две капли воды, но совсем юного – утонченного, нежного и изысканного.
Мелисса предложила, чтобы они отправились в Нью-Йорк раньше привычного для нее времени, может быть, даже в конце сентября.
– В это время там, наверно, нет ни души, дорогой, и весь город окажется в нашем распоряжении, – сказала она. – Не могу даже представить себе Нью-Йорк в сентябре. Должно быть, он пуст, как рыбацкая деревня.
Мередит заверил ее, что даже в сентябре в Нью-Йорке еще кое-кто остается. Пусть даже не ее знакомые, но все равно – живые люди.
Но он согласился вылететь в Нью-Йорк в сентябре, чтобы Мелисса убедилась в этом воочию.
Мелисса убеждала себя, что ничего из ее затеи не выйдет, что Мерри принадлежит к числу зануд американок, вскормленных на витаминных концентратах и молочных коктейлях, что она неумна, скучна и ничем в жизни не интересуется. Начисто лишена чувств и воображения. Она даже надеялась, что Мерри и впрямь такая, потому что тогда она могла бы с легким сердцем избавиться от назойливых мыслей и навсегда изгнать Мерри из своей жизни. И из своей души. Как бы она ни выглядела, какой бы красавицей ни была, без настоящей души, глубины, семнадцатилетняя девочка ничего интересного из себя не представляла. Настоящую женщину, в отличие от большинства мужчин, не купишь изящным разлетом бровей и тонким овалом лица и не проведешь томным взглядом. То есть все эти прелести, конечно, тоже важны, но они второстепенны. Каждая женщина рано или поздно осознает, наглядевшись на себя в зеркало, насколько любая внешность обманчива, насколько мало взгляд выдает то, что творится в душе.
Мередиту пришлось срочно вылететь в Лос-Анджелес. Затевалась крайне сложная, громоздкая, долговременная и дорогостоящая кампания по производству фильмов в Испании, что должно было немного оживить замороженные песеты. Мередит был занят с утра до ночи. Мелиссу это вполне устраивало. Она решила, что на ближайший уик-энд Мередит задержится в Нью-Йорке, а Мерри приедет к ним из школы, чтобы встретиться с отцом и познакомиться с новой мачехой. После чего Мередит улетит в Лос-Анджелес. Замечательно, лучше и не придумать. С другой стороны, что делать, если вдруг окажется, что Мерри и впрямь такая неинтересная и скучная зануда? Ходить по магазинам? Встречаться с друзьями? Но кто из ее друзей или знакомых станет торчать в Нью-Йорке в такое неподходящее время?
Мерри понравилась ей с первого взгляда. Куда больше, чем Мелисса могла даже надеяться. Мерри оказалась удивительной девочкой, умненькой, прекрасной, трогательной и нежной. Очень похожая на отца, она тем не менее отличалась от него каким-то поразительным, неземным спокойствием, умиротворенностью, что казалось в ней не результатом воспитания, а чем-то врожденным, как у животного, например олененка, который в минуту опасности замирает, сливаясь с листвой. А Мередита Мерри явно очень любила, просто обожала. Любила без памяти. И она очень старалась, чтобы ей понравилась Мелисса, да и сама хотела понравиться мачехе. Мелиссе хватило пяти минут, чтобы понять все это. Это ощущалось во всем: в походе девочки, повороте шеи, внимании, с которым она прислушивалась к словам, чуть-чуть приоткрыв рот.
– Ты уже прочно обосновалась в школе? – спросила Мелисса.
– Прошу прощения? – переспросила Мерри. – Извините, я не поняла…
– Тебя иногда отпускают? Как сейчас? Или все время держат взаперти?
– О, – кивнула Мерри. – Нам разрешено ездить домой на уик-энды. Я имею в виду старшеклассниц. Или посещать одноклассниц, если имеется письменное приглашение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Причину Мелисса уже осознала. Дело было в сходстве Мередита с дочерью, разительном и невероятном сходстве. Мелисса достаточно хорошо знала себя, поэтому поняла, в чем дело: ее воображение поразил сам факт совершенно невероятного воплощения Мередита в мягком, нежном и стройном женском теле. Мелиссе Мередит не просто нравился – она любила его. Она даже сама не ожидала, что способна так полюбить мужчину. Когда она выходила за него, в уголке ее мозга теплилась мысль, что лучше выйти замуж и потом развестись, чем всю жизнь оставаться одной. Это сразу решало много сложностей. Во-первых, она не осталась бы старой девой (Мелисса терпеть не могла это слово). Во-вторых, Мередита явно не интересовали ее деньги (Мелиссе из-за этого приходилось всегда держать ухо востро). Немаловажным преимуществом было и то, что им не приходилось постоянно быть вместе. Мередит часто уезжал на съемки или отлучался на деловые встречи. Словом, их жизнь совершенно не походила на те жалкие брачные союзы, когда жена только и делает, что снимает ночную рубашку, чтобы надеть фартук, и наоборот. Мередит умел развлечь ее, не навязывал свое общество и свое мнение. Мелиссе даже стало казаться, что их брак может оказаться долгим, а то и вовсе постоянным. И тут как гром среди ясного неба – этот злополучный любительский фотоснимок Мерри.
Мелисса видела снимок всего дважды, прежде чем Мередит уничтожил его, но четко запомнила. Он врезался в ее память, словно высеченный рукой ваятеля или выжженный кислотой гравера. Мелисса впервые осознала, как много значит для нее эта фотография, когда заметила, что осуждает Мередита за содеянное. Да, верно, Мерри – его дочь, это фотография его дочери, так что, конечно, он имел полное право ее сжечь. Или съесть – если бы захотел. Но ведь это была также и ее, Мелиссы, фотография. Мередит даже представить бы себе не смог, сколь много значил для нее этот клочок бумаги. Именно потому, что она так любила Мередита, видение фотографии его дочери, его зеркального двойника, просто преследовало ее. Вновь и вновь. В самые неподходящие минуты. Однажды ночью, лежа рядом с Мередитом в постели, Мелисса прикоснулась рукой к его щеке. Щека поросла щетиной, поскольку этот уик-энд они проводили на яхте в Тирренском море, и Мелиссе пришлось сделать над собой усилие, чтобы не показать своего недовольства по поводу этой щетины. Эти мужчины такие волосатые, твердые, неподатливые, подумала Мелисса, и вдруг припомнила фотографию другого Мередита, похожего на того, что лежал с ней рядом, как две капли воды, но совсем юного – утонченного, нежного и изысканного.
Мелисса предложила, чтобы они отправились в Нью-Йорк раньше привычного для нее времени, может быть, даже в конце сентября.
– В это время там, наверно, нет ни души, дорогой, и весь город окажется в нашем распоряжении, – сказала она. – Не могу даже представить себе Нью-Йорк в сентябре. Должно быть, он пуст, как рыбацкая деревня.
Мередит заверил ее, что даже в сентябре в Нью-Йорке еще кое-кто остается. Пусть даже не ее знакомые, но все равно – живые люди.
Но он согласился вылететь в Нью-Йорк в сентябре, чтобы Мелисса убедилась в этом воочию.
Мелисса убеждала себя, что ничего из ее затеи не выйдет, что Мерри принадлежит к числу зануд американок, вскормленных на витаминных концентратах и молочных коктейлях, что она неумна, скучна и ничем в жизни не интересуется. Начисто лишена чувств и воображения. Она даже надеялась, что Мерри и впрямь такая, потому что тогда она могла бы с легким сердцем избавиться от назойливых мыслей и навсегда изгнать Мерри из своей жизни. И из своей души. Как бы она ни выглядела, какой бы красавицей ни была, без настоящей души, глубины, семнадцатилетняя девочка ничего интересного из себя не представляла. Настоящую женщину, в отличие от большинства мужчин, не купишь изящным разлетом бровей и тонким овалом лица и не проведешь томным взглядом. То есть все эти прелести, конечно, тоже важны, но они второстепенны. Каждая женщина рано или поздно осознает, наглядевшись на себя в зеркало, насколько любая внешность обманчива, насколько мало взгляд выдает то, что творится в душе.
Мередиту пришлось срочно вылететь в Лос-Анджелес. Затевалась крайне сложная, громоздкая, долговременная и дорогостоящая кампания по производству фильмов в Испании, что должно было немного оживить замороженные песеты. Мередит был занят с утра до ночи. Мелиссу это вполне устраивало. Она решила, что на ближайший уик-энд Мередит задержится в Нью-Йорке, а Мерри приедет к ним из школы, чтобы встретиться с отцом и познакомиться с новой мачехой. После чего Мередит улетит в Лос-Анджелес. Замечательно, лучше и не придумать. С другой стороны, что делать, если вдруг окажется, что Мерри и впрямь такая неинтересная и скучная зануда? Ходить по магазинам? Встречаться с друзьями? Но кто из ее друзей или знакомых станет торчать в Нью-Йорке в такое неподходящее время?
Мерри понравилась ей с первого взгляда. Куда больше, чем Мелисса могла даже надеяться. Мерри оказалась удивительной девочкой, умненькой, прекрасной, трогательной и нежной. Очень похожая на отца, она тем не менее отличалась от него каким-то поразительным, неземным спокойствием, умиротворенностью, что казалось в ней не результатом воспитания, а чем-то врожденным, как у животного, например олененка, который в минуту опасности замирает, сливаясь с листвой. А Мередита Мерри явно очень любила, просто обожала. Любила без памяти. И она очень старалась, чтобы ей понравилась Мелисса, да и сама хотела понравиться мачехе. Мелиссе хватило пяти минут, чтобы понять все это. Это ощущалось во всем: в походе девочки, повороте шеи, внимании, с которым она прислушивалась к словам, чуть-чуть приоткрыв рот.
– Ты уже прочно обосновалась в школе? – спросила Мелисса.
– Прошу прощения? – переспросила Мерри. – Извините, я не поняла…
– Тебя иногда отпускают? Как сейчас? Или все время держат взаперти?
– О, – кивнула Мерри. – Нам разрешено ездить домой на уик-энды. Я имею в виду старшеклассниц. Или посещать одноклассниц, если имеется письменное приглашение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117