– закричал приятель Тривли с трибуны Жюри, наполовину вскочив и дико глядя на судью Лестера и ища его защиты.
– Это клевета, – сказал судья Лестер, ударяя молотком, – и я советую вам, доктор…
– Дайте обвинению быть клеветой! – закричал доктор Эйхнер. – И защита будет: Правда!
– Я советую вам, доктор, – сказал судья Лестер очень громким голосом, – помнить о том, что вы можете быть ответственны за выражение неуважения к этому суду! – И он оглушительно ударил молотком. – Я продолжаю настаивать на порядке в зале!
И когда в зале суда волнение утихло, был слышен только голос доктора Эйхнера, обращающийся к одному из близко сидящих чиновников.
– Задержите этого человека. Я хочу допросить его. – Он говорил в таких уверенных обертонах, но было сомнительно, что чиновник, один из учетных клерков, даже расслышал его. В любом случае он отреагировал на слова доктора ледяным молчанием.
– Я сказал – порядок, доктор, я не буду предупреждать вас еще раз! – Он остановил доктора тяжелым, приказывающим взглядом, безотрывно глядя на него почти полминуты. Однако доктор, казалось, погрузился в свои собственные мысли. Его агрессивное поведение переросло в явную глубокую озабоченность, его глаза уставились на Жюри, не фокусируясь, брови сдвинулись, и весь вид его выражал размышление и сосредоточенность, словно в уме он пытался сопоставить какие-то факты и связать их воедино.
– Вполне очевидно, – начал судья Лестер, прочистив горло, – что развитие событий приняло другой оборот, и ваши претензии к Жюри вполне обоснованны… эти сессии – закрытые, и я должен буду кое-что сказать охранникам, ответственным за допуск в зал неуполномоченных лиц… На совещании мы пришли к выводу, что сведения и факты по этому делу на данный момент отрывочны и недостаточны для того, чтобы Суд мог прийти к какому-либо выводу. Поэтому повторное слушание будет проходить в должном порядке. Я собираюсь назначить это слушание через десять дней, если начинать отсчет с сегодняшнего дня, то есть во вторник, второго мая, и за это время, вероятно, офис прокурора округа продвинется с расследованием, и у нас будет гораздо больше фактов и сведений по этому делу. Настоящее Жюри не будет созываться заново. Основная сторона получит вызов в день, предыдущий слушанию. – Судья Лестер сделал паузу и оглядел Жюри перед тем, как обратиться к ним со своим серьезным заявлением. – Служба в Жюри – это обязанность и привилегия каждого хорошего гражданина. Наши демократические принципы в основном зависят от уважения к этой обязанности, соблюдения этой привилегии. От лица правительства и народа округа Лос-Анджелес я хотел бы напоследок выразить признательность тем из вас, кто присутствовал сегодня в этом зале, за ваше пожертвование и сотрудничество. Суд окончен.
– Что это значит? – прошептала Барби Ральфу – и, хотя и случайно, – крепко сжав его руку. Они поднялись вместе с остальными, и она снова казалась совершенно беспомощной. Он понимающе пожал ее руку в ответ, и они оба огляделись вокруг, отыскивая доктора Эйхнера. Но доктор уже прошел к выходу и, как они сейчас видели, исчезал за дверью, пытаясь догнать кого-то впереди себя. Совершенно очевидно, что именно Феликс Тривли был тем человеком, которого он пытался догнать.
12
Барби и Ральф покинули зал суда в молчании, окруженные возбужденной толпой. Они шагали по холлу здания, уже не держась за руки, и тогда Ральф взял руку девушки и нежно сжал ее. Она отпрянула в сторону, быстро посмотрев на Ральфа с видом обиженного ребенка.
– В чем дело? – спросил Ральф, не в силах скрыть свое раздражение. Он должен был быть сейчас в библиотеке, и, естественно, готовиться к своему экзамену.
Когда Барби не ответила, а вместо этого продемонстрировала свою обеспокоенность какими-то более важными делами, юноша сразу стал хмурым и мрачным. Но внизу лестницы Барби внезапно дотронулась до его рукава, словно пытаясь задержать его, беспокойно озираясь вокруг, словно надеясь, что кто-то ее ждет.
– Послушай. Кем тебе приходится, во всяком случае, этот Эйхнер? – спросил Ральф, положив свои руки на бедра. – Просто друг или еще что?
Барби перехватила:
– Кто, Фред? – И она посмотрела на него своими голубыми, огромными, как блюдца, глазами, полными надежды и смущения. – Нет, ну почему? Почему? – Она сказала это так, как будто он ей не верил – хотя на самом деле это было чистейшей правдой, – и она долго, пристально, умоляюще смотрела на него, переводя глаза с одной части его лица к другой, как будто ища какой-то смысл в его словах.
Казалось, Ральф был уже готов попрощаться, повернуться и уйти. Она смотрела на него, а он стоял на месте и смотрел на нее в ответ оценивающим пристальным взглядом. Барби подняла один пальчик к щеке и теперь взирала с выражением крайнего любопытства.
– Я не знаю, – сказал Ральф в конце концов, снова приняв обиженный вид и наполовину отворачиваясь прочь, – ты кажешься вполне заинтересованной в этом человеке.
– Дурак! – вскричала она, схватив его за руку и откинув голову назад с легким смешком.
– Ну хорошо, пойдем что-нибудь выпьем, – сказал Ральф, окончательно проиграв, а также как будто глядеть на нее вызывало у него жажду.
– Мне только кофе, спасибо большое, – сказала Барби игриво, и за этим последовала знающая улыбка.
И они снова пошли, хотя на этот раз, по меньшей мере на мгновение, Ральф сознательно избегал дотрагиваться до нее, даже когда они пересекали улицу. Но на противоположной стороне, когда они поднимались вверх по тротуару, он снова положил свою руку ей на локоть.
– Спасибо, – сказала Барби и улыбнулась ему озорной улыбкой, показывая, что она прекрасно осведомлена о том, чего он добивается.
13
В Клинике, за закрытой дверью своей консультационной, доктор Эйхнер имел разговор с Мартином Фростом, частным детективом.
– Если между ними есть связь, значит, я ужасно ошибаюсь, – говорил доктор Эйхнер, – но в одной вещи я уверен точно – однако позвольте мне все же предложить вам выпить.
Мартин Фрост поднял руку.
– Только не тогда, когда я на работе, спасибо, не обращайте внимания. Вы говорите, он извращенец?
Доктор Эйхнер налил себе еще одну рюмку бренди и задумчиво покрутил стакан в своих руках.
– Я бы не стал уделять этому вопросу столько внимания. Факт в том, что я обнаружил это как… характерную случайную информацию, скажем так. Эти отклонения обычно имеют свои параллели, социальные или еще какие-то, видите ли…
Мартин Фрост был очень большим, крепким мужчиной, возраста далеко за сорок, и на его внешности не отражалось никаких эмоций – черта характера, из-за которой на его огромном лице не было ни единой складки или морщинки.
– Я вижу, в чем дело, – сказал он, просто опустив глаза в пол и таким образом демонстрируя свое серьезное отношение к этому делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Это клевета, – сказал судья Лестер, ударяя молотком, – и я советую вам, доктор…
– Дайте обвинению быть клеветой! – закричал доктор Эйхнер. – И защита будет: Правда!
– Я советую вам, доктор, – сказал судья Лестер очень громким голосом, – помнить о том, что вы можете быть ответственны за выражение неуважения к этому суду! – И он оглушительно ударил молотком. – Я продолжаю настаивать на порядке в зале!
И когда в зале суда волнение утихло, был слышен только голос доктора Эйхнера, обращающийся к одному из близко сидящих чиновников.
– Задержите этого человека. Я хочу допросить его. – Он говорил в таких уверенных обертонах, но было сомнительно, что чиновник, один из учетных клерков, даже расслышал его. В любом случае он отреагировал на слова доктора ледяным молчанием.
– Я сказал – порядок, доктор, я не буду предупреждать вас еще раз! – Он остановил доктора тяжелым, приказывающим взглядом, безотрывно глядя на него почти полминуты. Однако доктор, казалось, погрузился в свои собственные мысли. Его агрессивное поведение переросло в явную глубокую озабоченность, его глаза уставились на Жюри, не фокусируясь, брови сдвинулись, и весь вид его выражал размышление и сосредоточенность, словно в уме он пытался сопоставить какие-то факты и связать их воедино.
– Вполне очевидно, – начал судья Лестер, прочистив горло, – что развитие событий приняло другой оборот, и ваши претензии к Жюри вполне обоснованны… эти сессии – закрытые, и я должен буду кое-что сказать охранникам, ответственным за допуск в зал неуполномоченных лиц… На совещании мы пришли к выводу, что сведения и факты по этому делу на данный момент отрывочны и недостаточны для того, чтобы Суд мог прийти к какому-либо выводу. Поэтому повторное слушание будет проходить в должном порядке. Я собираюсь назначить это слушание через десять дней, если начинать отсчет с сегодняшнего дня, то есть во вторник, второго мая, и за это время, вероятно, офис прокурора округа продвинется с расследованием, и у нас будет гораздо больше фактов и сведений по этому делу. Настоящее Жюри не будет созываться заново. Основная сторона получит вызов в день, предыдущий слушанию. – Судья Лестер сделал паузу и оглядел Жюри перед тем, как обратиться к ним со своим серьезным заявлением. – Служба в Жюри – это обязанность и привилегия каждого хорошего гражданина. Наши демократические принципы в основном зависят от уважения к этой обязанности, соблюдения этой привилегии. От лица правительства и народа округа Лос-Анджелес я хотел бы напоследок выразить признательность тем из вас, кто присутствовал сегодня в этом зале, за ваше пожертвование и сотрудничество. Суд окончен.
– Что это значит? – прошептала Барби Ральфу – и, хотя и случайно, – крепко сжав его руку. Они поднялись вместе с остальными, и она снова казалась совершенно беспомощной. Он понимающе пожал ее руку в ответ, и они оба огляделись вокруг, отыскивая доктора Эйхнера. Но доктор уже прошел к выходу и, как они сейчас видели, исчезал за дверью, пытаясь догнать кого-то впереди себя. Совершенно очевидно, что именно Феликс Тривли был тем человеком, которого он пытался догнать.
12
Барби и Ральф покинули зал суда в молчании, окруженные возбужденной толпой. Они шагали по холлу здания, уже не держась за руки, и тогда Ральф взял руку девушки и нежно сжал ее. Она отпрянула в сторону, быстро посмотрев на Ральфа с видом обиженного ребенка.
– В чем дело? – спросил Ральф, не в силах скрыть свое раздражение. Он должен был быть сейчас в библиотеке, и, естественно, готовиться к своему экзамену.
Когда Барби не ответила, а вместо этого продемонстрировала свою обеспокоенность какими-то более важными делами, юноша сразу стал хмурым и мрачным. Но внизу лестницы Барби внезапно дотронулась до его рукава, словно пытаясь задержать его, беспокойно озираясь вокруг, словно надеясь, что кто-то ее ждет.
– Послушай. Кем тебе приходится, во всяком случае, этот Эйхнер? – спросил Ральф, положив свои руки на бедра. – Просто друг или еще что?
Барби перехватила:
– Кто, Фред? – И она посмотрела на него своими голубыми, огромными, как блюдца, глазами, полными надежды и смущения. – Нет, ну почему? Почему? – Она сказала это так, как будто он ей не верил – хотя на самом деле это было чистейшей правдой, – и она долго, пристально, умоляюще смотрела на него, переводя глаза с одной части его лица к другой, как будто ища какой-то смысл в его словах.
Казалось, Ральф был уже готов попрощаться, повернуться и уйти. Она смотрела на него, а он стоял на месте и смотрел на нее в ответ оценивающим пристальным взглядом. Барби подняла один пальчик к щеке и теперь взирала с выражением крайнего любопытства.
– Я не знаю, – сказал Ральф в конце концов, снова приняв обиженный вид и наполовину отворачиваясь прочь, – ты кажешься вполне заинтересованной в этом человеке.
– Дурак! – вскричала она, схватив его за руку и откинув голову назад с легким смешком.
– Ну хорошо, пойдем что-нибудь выпьем, – сказал Ральф, окончательно проиграв, а также как будто глядеть на нее вызывало у него жажду.
– Мне только кофе, спасибо большое, – сказала Барби игриво, и за этим последовала знающая улыбка.
И они снова пошли, хотя на этот раз, по меньшей мере на мгновение, Ральф сознательно избегал дотрагиваться до нее, даже когда они пересекали улицу. Но на противоположной стороне, когда они поднимались вверх по тротуару, он снова положил свою руку ей на локоть.
– Спасибо, – сказала Барби и улыбнулась ему озорной улыбкой, показывая, что она прекрасно осведомлена о том, чего он добивается.
13
В Клинике, за закрытой дверью своей консультационной, доктор Эйхнер имел разговор с Мартином Фростом, частным детективом.
– Если между ними есть связь, значит, я ужасно ошибаюсь, – говорил доктор Эйхнер, – но в одной вещи я уверен точно – однако позвольте мне все же предложить вам выпить.
Мартин Фрост поднял руку.
– Только не тогда, когда я на работе, спасибо, не обращайте внимания. Вы говорите, он извращенец?
Доктор Эйхнер налил себе еще одну рюмку бренди и задумчиво покрутил стакан в своих руках.
– Я бы не стал уделять этому вопросу столько внимания. Факт в том, что я обнаружил это как… характерную случайную информацию, скажем так. Эти отклонения обычно имеют свои параллели, социальные или еще какие-то, видите ли…
Мартин Фрост был очень большим, крепким мужчиной, возраста далеко за сорок, и на его внешности не отражалось никаких эмоций – черта характера, из-за которой на его огромном лице не было ни единой складки или морщинки.
– Я вижу, в чем дело, – сказал он, просто опустив глаза в пол и таким образом демонстрируя свое серьезное отношение к этому делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47