– Ниже.
– Это на конечностях? – продолжал он.
После легкого замешательства последовал ответ:
– Да.
– На одной конечности? – поторопился профессор, напав на след, и когда ведущий знающе кивнул, все остальные участники в предвкушении заулыбались.
– Да.
– И это – слоновья болезнь?! – вопросил профессор.
– Да.
Профессор победил в первом туре, и ведущий, ликуя, быстро подхватил:
– Да, это слоновья болезнь! – И в тот момент, когда навес был скинут и участник предстал пред ними всеми, публика, как один, затаила дыхание, издав вздох изумленного ужаса, а затем взорвалась в аплодисментах профессору, участнику, ведущему и всему составу жюри, и его участники обменялись дружескими жестами, поздравляя друг друга, а актриса оживленно, но сдержанно продемонстрировала восхищение победой профессора.
– Что здесь происходит? – обратился доктор к Фросту во внезапном приступе раздражения, когда начались вопросы второму участнику. Однако Фрост сидел, словно склоненный Будда, и, казалось, потерял ощущение реальности, хотя его глаза все еще были приоткрыты, и ему явно не грозило упасть со стула. Доктор повернул линзы бинокля на участников и всматривался в происходящее на сцене, неслышно бормоча что-то в сторону, когда началась новая серия вопросов и ответов:
– Ваше заболевание общее или локальное?
– Общее.
– Симптомы этого заболевания видимы?
– Еще как!
Это вызвало смех в аудитории и понимающие улыбки некоторых участников за столом. Однако актриса, чья очередь была сейчас отвечать, оставалась предельно серьезной.
– Это ваше лицо… – начала она, но ее тут же резко одернула женщина-комментатор, как всегда, заявившая невозмутимо твердым тоном:
– Общее.
– О да, конечно, тогда этого не может быть – слава богу! – И она повернулась с победной улыбкой к аудитории, которая единогласно зарокотала. На мгновение она казалась растерянной.
– Вы может говорить? – выпалила она.
– Ну…
Аудитория зашумела, но с прощающим добродушием.
– Нет, я имею в виду, можете ли вы ходить?
– О, да.
Актриса издала вздох облегчения, и вопросы продолжились.
– А боль у вас тоже… общая? – спросил футбольный тренер, приподнимая одну бровь.
– Неееет.
– Это прогрессирующее заболевание? – вопросил профессор.
– Ну да, – неуверенно ответил голос.
Доктор Эйхнер попытался разбудить Фроста.
– Это просто фантастика! – сказал он. – Приди в себя, Фрост! – Он схватил его огромную руку, но сознание Фроста спало беспробудным сном. Люди вокруг стали шикать на доктора. Он удивленно посмотрел на них, а затем снова стал рассматривать участников жюри сквозь линзы бинокля.
Между тем шоу достигло главной стадии.
– Вы сказали «чешуйки»?
– Да.
Волнительное бормотание пронеслось по аудитории.
– Это ихтиозит? – рискнула женщина-комментатор.
– Да!
– Да, это ихтиозит!
Занавес был спешно снят, и толпа издала свой обычный вздох отвращения, а затем стала бурно аплодировать.
На стене, позади стола жюри, как декорация, была огромная панель с разноцветными лампами, изображающая внутренности человеческого тела. Эта панель, видимо, была соединена с электрическим устройством, улавливающим аудиосигнал, и в те моменты, когда смех, свист и выкрики в студии становились громче, лампы начинали гудеть – мигая и ослепляя. Поскольку вопросы стали задаваться быстрее и с большим энтузиазмом, световая анатомия засияла более интенсивно, становясь ярче и ярче, пока, после своеобразного волнового накала, когда аудитория затаила дыхание перед тем, как сняли занавес с очередного участника, и это переросло в апофеоз с финальным взрывом аплодисментов, анатомическая панель стала содрогаться и бушевать с нестерпимой яркостью почти что в течение полминуты. Потом панель погасла, и, когда игра возобновилась, вспыхнула, и, угасая, пульсировала на каждом вопросе и ответе, чтобы еще раз засиять в самом конце.
– Зоб Colussi?
– Нет, это не зоб Colussi.
– Узловой зоб!
– Узловой зоб… да! Узловой зоб!
– Ооооооооооооооооооооооооооооооооооо!
И когда толпа снова взорвалась в одобрительных аплодисментах, панель с лампочками загорелась и запульсировала, как будто произошло короткое замыкание. Странное сияние цветов и преломление произвели неожиданный эффект: некоторые лица в аудитории казались окостенелыми и отделенными от остальных, другие же – зачастую изрядно искаженными.
– Это не… Гигантские пятна от кори?
– Да! Так точно! Это гигантские пятна от кори!
– Ба, – гневно содрогнулся доктор и снова начал через бинокль разглядывать публику. – Я ухожу, Фрост! – резко окрикнул он Фроста. – Держи этого человека под прицелом и свяжись со мной – снова в «Мэйфэйре». – Сказав это, он, на нетвердых ногах, стал продвигаться на выход из студии, вызвав негодование охранника, стоящего у двери, и оставляя Фроста, чье лицо ничего так сильно не напоминало, как холодный гладкий камень.
18
Ральф и Барби устроились в кабриолете, в огромном театре для автолюбителей, и теперь Ральф смешивал два виски с кока-колой в бумажных стаканчиках, которые он только что достал из бардачка.
– «Будь готов» – это наш девиз! – весело произнесла Барби.
Прелестная девушка лучезарно улыбалась; Ральф предложил ей пойти после сеанса в «Месье Крок», модный клуб-ресторан на Сансет Стрип. И по этому случаю Барби надела свое чудесное чесучовое, простое, строгое, красивое платье с тонкой, мерцающей линией жемчужно-розовых пуговиц, которые окаймляли ее груди, как теплые стрелы. Ее волосы были зачесаны назад, с двумя маленькими гребенками, оставляя белую линию пульсирующего горла, вызывающе изогнутого, и под натянутыми сухожилиями можно было различить биение пульса. На первый взгляд, мимолетно, когда ее лицо было спокойно, она могла напоминать убийственно сексуальную лесбиянку-инженю, но под этой маской отполированного лоска девушка скрывала свою хрупкую сущность, нежную, окруженную теплом атласа и кружев.
– Ну так выпьем! – сказала шаловливо, подняв свой стаканчик.
– Выпьем за леди! – парировал Ральф. – Задницы вверх!
Барби скорчила кислую мину, сначала в насмешливом выговоре, чтобы Ральф устыдился своего тоста, а затем в искреннем отвращении, попробовав напиток.
– Уф-уф, – многозначительно сказала она, покачала головой и вернула Ральфу почти полный стаканчик. – Нет, спасибо. Налей мне еще кока-колы, пожалуйста.
Ральф с видом комичного упрека добавил кока-колы в ее чашку, а Барби в свою очередь благовоспитанно отодвинулась в сторону бокового окна и, как будто оставив юношу на испытательный срок, уставилась на отдаленный экран, на котором в данный момент демонстрировался новостной блок двухнедельной давности. Пока что они сидели в относительной тишине – поскольку Ральф выключил маленький усилитель, который работник кинотеатра прикрепил к их окну, – как одна из сотен пар, каждая из которых, отдельно, в темноте, в безбрежном парковочном пространстве, приютилась и смотрела утратившие новизну, безмолвные, полные боли и горя мировые новости… постепенно начал капать дождь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47