– Прости, Дженни. Я очень, очень виноват перед тобой. Прости меня за все.
Тишина. Наконец она тихонько произнесла:
– Ты закончил?
Кивнув, я одними губами сказал «Да».
Она хлопнула в ладоши и тем разрушила чары, напряжение развеялось.
– Замечательно. Чертовски хорошо проделано. Великолепно. Поистине великолепно. – Вскочив, она выключила камеру. – Хочешь носовой платок? Стакан воды? Чего-нибудь?
– Стакан воды был бы…
– Будь солнышком, возьми себе сам, пока я тут разберусь. Вон там, на полке над раковиной.
Она вытащила мини-диск и нацарапала что-то на наклейке.
– Ах да, Марк, – окликнула она через комнату. – Можешь мне дать номер твоего домашнего телефона? Сотового? Пейджера? Чего-нибудь?
Я дал ей номер сотового, и его она тоже написала на наклейке. Потом проводила меня до двери квартиры со словами:
– Слушай, мне нужно сделать несколько звонков и все такое, но ты ведь выберешься отсюда сам, правда? Ну конечно, выберешься. – Она сжала в ладонях мою руку. – Слушай, Марк, спасибо, что пришел. Это было великолепно. Честное слово. Я правда это ценю. И знаешь, я тебе позвоню. Очень скоро позвоню. Ладно? Да? Отлично.
Внезапно я снова очутился на улице, все еще пытаясь понять, что же, собственно говоря, произошло.
Глава одиннадцатая
Три дня спустя меня пригласил к себе Хантер. Он сидел, облокотившись на край письменного стола, вытянув ноги и уперев каблуки в ковер, словно единственно так может проводить встречу человек, от природы властный. Он махнул мне садиться на стул перед ним и закончил округлое движение, хлопнув тыльной стороной ладони по трем страницам, которые держал в другой руке.
– Только что перечитал вашу колонку.
– И?…
– Замечательно. Бьет в цель. Подстегивает дебаты.
– Спасибо.
– Заставит о нас говорить.
– А этого нам и нужно.
– В точности.
– Хорошо. Я рад, потому что она для меня многое значит. Думаю, подчеркивать позитивное – важный шаг…
– Гм… – Он пошелестел страницами.
– Надо бы и остальным нашим критикам сказать, чтобы писали в том же духе. Зачем отягощать людей ерундой, когда есть столько полезного?
– Да. Конечно. До определенного предела. – Он посмотрел мне за плечо, через стеклянную стену кабинета оглядел редакцию одела новостей, выискивая малейшие признаки праздности.
– Что значит «до определенного предела»? Разве вам не кажется, что пора перестать грубить ради одной только грубости. Я думал, колонка вам понравилась. Вы сами только что сказали…
Он пригвоздил меня пугающе внезапной улыбкой.
– Колонка прелесть. Колонку я обожаю. Она будет просто сенсацией, а вы – ужасно знаменитым. Дело в том, что, на мой взгляд, возможно, удастся убить двух зайцев разом.
– И как же?
– Скажем, чуточку рецидива?
– Прошу прощения?
– Великий Марк Бассет рассказывает читателям обо всем, что ему понравилось, а потом, через несколько недель (когда будете готовы – спешить тут некуда), идет в ресторан, от которого просто с души воротит. В рассадник гастрита.
– Тогда я не могу о нем писать.
– Нет-нет. В том-то и соль. Вы о нем напишете. Внезапно страницу озаряет вспышка былого гнева. Вы хотели быть позитивным, но истина в том, что скверного слишком много, чтобы на все закрывать глаза. Ваш долг – вытащить его на свет божий… и так далее.
– Подождите-ка. От ваших слов у меня кружится голова. Вы хотите напечатать сегодняшнюю колонку, чтобы через несколько недель я отказался от своих слов и снова взялся за ругань?
– Именно так завоевывают читателя.
– Именно так читателей отпугивают.
– Марк, старина, вы потрясающий автор. Чертовски смешной. Все мои девчонки от вас без ума. Но вам нужны свет и тени, сладкое и острое. Слишком много того или другого – и вы становитесь пресным.
– Я только что написал заметку, где провозгласил смерть негативу…
– Значит, у нас будет Второе пришествие. Аллилуйя! – В притворном прославлении он помахал над головой страницами. – Читатели хотят, чтобы критики критиковали. Вот чего они ждут.
– Извините. Не выйдет. Я не могу лгать читателям.
– Никто не просит вас лгать.
– Я не могу вводить их в заблуждение. Как только мы опубликуем сегодняшнюю колонку, долг обязывает меня держаться ее духа. Если вы настаиваете, чтобы я поступал иначе, я просто… я просто… мне просто придется уволиться.
– Какая жалость, ведь вы делали такую хорошую работу.
Встав, он обошел стол и за него сел. Страницы он небрежно бросил на край, точно ком использованных носовых платков, и вперился в экран своего компьютера.
– Я хочу и дальше делать хорошую работу.
– И будете, мой милый, и будете. Но, возможно, в другом месте.
Вернувшись за свой стол, я позвонил с мобильного Линн.
– Кажется, я только что уволился.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну, формально можно утверждать, что Хантер меня вышвырнул. У нас было конструктивное прощание.
– Это все твоя чертова заметка!
– Не кричи на меня.
– А что именно сказал Хантер?
– Он хочет и дальше печатать колонку, но чтобы я отказался от своих слов и через пару недель стал снова ругаться.
Из угла помещения, где столпились у компьютерного экрана мои коллеги, послышались радостные возгласы и улюлюканье. Чтобы заглушить гам, я заткнул свободное ухо пальцем.
– И ты отказался?
– Извини. Повтори, пожалуйста. Тут немного шумно.
Я поглядел на толкучку. Одна женщина обернулась. Это была Софи из пиар-отдела. Едва увидев меня, она попыталась, прикусив глянцевую нижнюю губу, стереть с лица широкую ухмылку. Я одними губами спросил у нее «В чем дело?», но она помотала головой и зашепталась с остальными. Тогда все повернулись на меня посмотреть. Один или два, казалось, смутились, но остальные явно считали, что это самое смешное из произошедшего за все утро. Встав, я направился к ним, все еще прижимая к уху сотовый.
– Я спросила, ты отказался делать то, что просил Хантер? Марк? Ты меня слушаешь?
– Да, я…
Когда я подошел, столпившиеся один за другим отодвинулись от компьютера, будто каждый вдруг придумал себе занятие поважнее, пока я не увидел ясно экран. А там было пиксельное видео: мужчина говорил прямо в камеру, лицо у него было розовым и покрытым пятнами. Еще через пару шагов я увидел, что по щекам у него текут слезы. Звук был слишком тихим, и я не мог разобрать слов, но мне незачем было узнавать голос, так как я уже узнал лицо. В этой видеозаписи я извинялся перед Дженни.
Я сказал в телефон:
– Я тебе перезвоню, – и нажал отбой прежде, чем Линн успела запротестовать.
У компьютера осталась одна Софи. Она глуповато переводила взгляд с изображения на экране на меня и обратно.
– Если хотите знать мое мнение, дорогой, это очень милое извинение.
Разинув от удивления рот, я уставился на щурящегося в объектив самого себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Тишина. Наконец она тихонько произнесла:
– Ты закончил?
Кивнув, я одними губами сказал «Да».
Она хлопнула в ладоши и тем разрушила чары, напряжение развеялось.
– Замечательно. Чертовски хорошо проделано. Великолепно. Поистине великолепно. – Вскочив, она выключила камеру. – Хочешь носовой платок? Стакан воды? Чего-нибудь?
– Стакан воды был бы…
– Будь солнышком, возьми себе сам, пока я тут разберусь. Вон там, на полке над раковиной.
Она вытащила мини-диск и нацарапала что-то на наклейке.
– Ах да, Марк, – окликнула она через комнату. – Можешь мне дать номер твоего домашнего телефона? Сотового? Пейджера? Чего-нибудь?
Я дал ей номер сотового, и его она тоже написала на наклейке. Потом проводила меня до двери квартиры со словами:
– Слушай, мне нужно сделать несколько звонков и все такое, но ты ведь выберешься отсюда сам, правда? Ну конечно, выберешься. – Она сжала в ладонях мою руку. – Слушай, Марк, спасибо, что пришел. Это было великолепно. Честное слово. Я правда это ценю. И знаешь, я тебе позвоню. Очень скоро позвоню. Ладно? Да? Отлично.
Внезапно я снова очутился на улице, все еще пытаясь понять, что же, собственно говоря, произошло.
Глава одиннадцатая
Три дня спустя меня пригласил к себе Хантер. Он сидел, облокотившись на край письменного стола, вытянув ноги и уперев каблуки в ковер, словно единственно так может проводить встречу человек, от природы властный. Он махнул мне садиться на стул перед ним и закончил округлое движение, хлопнув тыльной стороной ладони по трем страницам, которые держал в другой руке.
– Только что перечитал вашу колонку.
– И?…
– Замечательно. Бьет в цель. Подстегивает дебаты.
– Спасибо.
– Заставит о нас говорить.
– А этого нам и нужно.
– В точности.
– Хорошо. Я рад, потому что она для меня многое значит. Думаю, подчеркивать позитивное – важный шаг…
– Гм… – Он пошелестел страницами.
– Надо бы и остальным нашим критикам сказать, чтобы писали в том же духе. Зачем отягощать людей ерундой, когда есть столько полезного?
– Да. Конечно. До определенного предела. – Он посмотрел мне за плечо, через стеклянную стену кабинета оглядел редакцию одела новостей, выискивая малейшие признаки праздности.
– Что значит «до определенного предела»? Разве вам не кажется, что пора перестать грубить ради одной только грубости. Я думал, колонка вам понравилась. Вы сами только что сказали…
Он пригвоздил меня пугающе внезапной улыбкой.
– Колонка прелесть. Колонку я обожаю. Она будет просто сенсацией, а вы – ужасно знаменитым. Дело в том, что, на мой взгляд, возможно, удастся убить двух зайцев разом.
– И как же?
– Скажем, чуточку рецидива?
– Прошу прощения?
– Великий Марк Бассет рассказывает читателям обо всем, что ему понравилось, а потом, через несколько недель (когда будете готовы – спешить тут некуда), идет в ресторан, от которого просто с души воротит. В рассадник гастрита.
– Тогда я не могу о нем писать.
– Нет-нет. В том-то и соль. Вы о нем напишете. Внезапно страницу озаряет вспышка былого гнева. Вы хотели быть позитивным, но истина в том, что скверного слишком много, чтобы на все закрывать глаза. Ваш долг – вытащить его на свет божий… и так далее.
– Подождите-ка. От ваших слов у меня кружится голова. Вы хотите напечатать сегодняшнюю колонку, чтобы через несколько недель я отказался от своих слов и снова взялся за ругань?
– Именно так завоевывают читателя.
– Именно так читателей отпугивают.
– Марк, старина, вы потрясающий автор. Чертовски смешной. Все мои девчонки от вас без ума. Но вам нужны свет и тени, сладкое и острое. Слишком много того или другого – и вы становитесь пресным.
– Я только что написал заметку, где провозгласил смерть негативу…
– Значит, у нас будет Второе пришествие. Аллилуйя! – В притворном прославлении он помахал над головой страницами. – Читатели хотят, чтобы критики критиковали. Вот чего они ждут.
– Извините. Не выйдет. Я не могу лгать читателям.
– Никто не просит вас лгать.
– Я не могу вводить их в заблуждение. Как только мы опубликуем сегодняшнюю колонку, долг обязывает меня держаться ее духа. Если вы настаиваете, чтобы я поступал иначе, я просто… я просто… мне просто придется уволиться.
– Какая жалость, ведь вы делали такую хорошую работу.
Встав, он обошел стол и за него сел. Страницы он небрежно бросил на край, точно ком использованных носовых платков, и вперился в экран своего компьютера.
– Я хочу и дальше делать хорошую работу.
– И будете, мой милый, и будете. Но, возможно, в другом месте.
Вернувшись за свой стол, я позвонил с мобильного Линн.
– Кажется, я только что уволился.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну, формально можно утверждать, что Хантер меня вышвырнул. У нас было конструктивное прощание.
– Это все твоя чертова заметка!
– Не кричи на меня.
– А что именно сказал Хантер?
– Он хочет и дальше печатать колонку, но чтобы я отказался от своих слов и через пару недель стал снова ругаться.
Из угла помещения, где столпились у компьютерного экрана мои коллеги, послышались радостные возгласы и улюлюканье. Чтобы заглушить гам, я заткнул свободное ухо пальцем.
– И ты отказался?
– Извини. Повтори, пожалуйста. Тут немного шумно.
Я поглядел на толкучку. Одна женщина обернулась. Это была Софи из пиар-отдела. Едва увидев меня, она попыталась, прикусив глянцевую нижнюю губу, стереть с лица широкую ухмылку. Я одними губами спросил у нее «В чем дело?», но она помотала головой и зашепталась с остальными. Тогда все повернулись на меня посмотреть. Один или два, казалось, смутились, но остальные явно считали, что это самое смешное из произошедшего за все утро. Встав, я направился к ним, все еще прижимая к уху сотовый.
– Я спросила, ты отказался делать то, что просил Хантер? Марк? Ты меня слушаешь?
– Да, я…
Когда я подошел, столпившиеся один за другим отодвинулись от компьютера, будто каждый вдруг придумал себе занятие поважнее, пока я не увидел ясно экран. А там было пиксельное видео: мужчина говорил прямо в камеру, лицо у него было розовым и покрытым пятнами. Еще через пару шагов я увидел, что по щекам у него текут слезы. Звук был слишком тихим, и я не мог разобрать слов, но мне незачем было узнавать голос, так как я уже узнал лицо. В этой видеозаписи я извинялся перед Дженни.
Я сказал в телефон:
– Я тебе перезвоню, – и нажал отбой прежде, чем Линн успела запротестовать.
У компьютера осталась одна Софи. Она глуповато переводила взгляд с изображения на экране на меня и обратно.
– Если хотите знать мое мнение, дорогой, это очень милое извинение.
Разинув от удивления рот, я уставился на щурящегося в объектив самого себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77