…
– Да?
– Покаянное?
– Что вы хотите этим сказать?
– Может быть, вы пустите на церемонию извинения фотографа?
– Нет, нет и нет. Это контаминировало бы зону извиняемости.
– Ну, тогда, может, сумеем придумать что-нибудь еще? Чем лучше иллюстрации, тем больше полос я получу в начале номера.
– У вас есть какие-нибудь идеи?
– Не знаю. Склоненная на руки голова? Или, скажем, слезы. Что-то в таком духе.
– Да будет вам, Эллен, этого я не могу. Я же вам твердил, как все должно быть подлинным, а теперь вы хотите, чтобы я что-то для вас разыгрывал?
– Я только говорю, что чем лучше фотографии, тем больше полос, и соответственно, тем больше людей прочтут материал, которым вы хотите что-то сказать.
– Извините, Эллен.
– Подумайте на досуге.
Сама мысль фальсифицировать что-то в этом отеле была нелепой, особенно если вспомнить, сколь большое участие мы принимали в истинном неподдельном процессе: Конгресс Африканского Союза станет сценой не только моего извинения, но и многих других актов покаяния перед рядом конкретных народов. Создавалось впечатление, что дейтонскую конференцию просто перенесли с одного континента на другой: список действующих лиц ничуть не изменился. Лысеющий французик в бежевом костюме-сафари и с потрепанным томиком Мольера под мышкой бегал по коридорам от тунисцев к алжирцам, от делегаций Мали к делегациям Камеруна и Чада, извиняясь за эксцессы той разновидности колониализма, которая была свойственна его родине. На второй день португальцам полагалось испросить прощения у Анголы и Мозамбика, а датчане почти полдня провели, запершись с делегацией южноафриканских епископов. Из-за закрытых дверей доносилось пение.
В баре я наткнулся на Ращенко, который, если верить слухам, разражался слезами на плече главы любой африканской делегации, которого ему случилось увидеть, – просто на всякий случай. С точки зрения покаянного подхода вмешательство СССР в дела Африки в период холодной войны было серым пятном.
– Мне так жаль, мистер Бассет… – На глаза ему навернулись слезы, и он потянулся меня обнять. Я попятился.
– Мы уже это проделали, Владимир.
– Да? – Он навис надо мной, как гигантская обезьяна, готовая подхватить детеныша из подлеска в джунглях.
– Еще в Дейтоне.
Он задумался, потом все равно схватил меня и обслюнявил мне шею.
– Извините, забыл. Такой дурной человек. Я такой дурной человек.
Нагромождение этих извинений, еще более усугубляемое теми, которые приносили итальянцы и бельгийцы, так перегрузило средства массовой информации, что время на объявление о принятии каждого пресс-центр вынужденно ограничил получасом – лишь бы вместить все до завершения конгресса. В последний день отель стал местом стольких встреч между извиняющимися и делегациями потерпевших сторон, что извинения приносились и принимались быстрее, чем пресс-центр успевал о них объявлять. Они скапливались, как реактивные самолеты над международным аэропортом.
Моя лепта (извинение перед президентом Замбии, которая в этот год председательствовала в АС) значилась последним пунктом программы. Теоретически это оставило бы мне время посидеть у бассейна и поработать над текстом, но вечером первого же дня у нас начались проблемы.
Наш передовой отряд только-только захватил стол в ресторане при отеле, Дженни, Уилл и я читали меню (салат «Цезарь», мэрилендский пирог с крабами, стейк из говяжьей грудинки и жареная картошка – в точности то, чего ожидаешь от международного отеля в Африке), когда прибежал, чуть задыхаясь, Сатеш.
– Я только что видел Макса.
– Олсона? – переспросил я. – Он здесь?
– Работает с делегацией Сьерра-Леоне. Дело в…
– За ним трудно уследить.
– Знаю. Все время в разъездах. Проблема…
– Ты не пригласил его с нами пообедать? Тебе следовало пригласить его с нами пообедать.
– Марк! У нас на руках кризис, и притом серьезный. По словам Макса, на президента Сьерра-Леоне Сирила Масубу оказывают серьезное давление дома как представители оппозиции, так и военные, требуя, чтобы он добился от меня извинения за преступления рабства конкретно перед своей страной. Все бы ничего, но, согласно второму следствию из законов Шенка, где выдвигалась доктрина самоопределения, я обязан подчиниться решению АС, а именно: извинение будет принесено главе государства той страны, которая в настоящий момент председательствует в Совете, в данном случае президенту Замбии. Но были еще практические соображения. Масуба был первым за многие годы гражданским президентом Сьерра-Леоне. Он был либералом и демократом и с бесконечными умением и тактом лавировал между противостоящими ему группировками.
– Если он не получит требуемого, – сказал Сатеш, – это может подорвать его положение в стране, а результатом станет переворот.
– А это в свою очередь дестабилизирует весь регион, – продолжил Уилл. – Погибнут тысячи людей.
– Вот именно. Такое мы уже сто раз видели.
Тишина. Дженни оглядела стол.
– Ладно. Какие у нас варианты? Уилл, что будет, если Масуба получит свое извинение?
Уилл покачал головой.
– Катастрофа. Во-первых, на нас будут оказывать огромное давление с требованием извиниться перед остальными пятьюдесятью двумя членами АС, причем на их собственной территории. Даже если забыть о материально-технической стороне, кошмаре исследований и организации этих мероприятий (что просто невозможно по времени), мы попираем авторитет АС и нарушаем третье следствие из законов Шенка.
– Значит, этот вариант отпадает.
– Я бы сказал, он определенно противоправный.
– Сатеш?
Сняв хрупкие очки в стальной оправе, Сатеш потер глаза.
– Давайте поищем предлог оттянуть извинение. Скажем, что Марк заболел, или просто объявим, что текст извинения нуждается в доработке. Что угодно. Дадим Масубе передышку, чтобы он мог отговорить своих противников дома, и вернемся, когда почва будет готова.
– А к тому времени извинения потребует еще какая-нибудь страна, – покачал головой Уилл. – И все равно нам никто не поверит, ведь здесь уже были десятки успешных извинений. Мы подорвем ВИПООН в целом. Нам полагается быть выше политических дрязг. Если мы опустимся до них… – Ему не надо было заканчивать фразу.
Снова пауза. Вокруг слышался стук приборов о фарфор. Сатеш медленно поднял глаза, будто осенившая его мысль удивила его самого.
– А как насчет Франкфуртского маневра?
Уилл позволил себе поднять углы рта.
– Франкфуртского маневра? Это идея.
Дженни раздраженно фыркнула.
– Что это за…
Но ее прервал Сатеш:
– В начале девяностых во Франкфурте проходили переговоры с рядом стран бывшего Восточного блока о принятии их в Евросоюз. Тогда это были Венгрия, Польша и Чехословакия. Русские требовали, чтобы их также допустили, что было неприемлемо для венгров и поляков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Да?
– Покаянное?
– Что вы хотите этим сказать?
– Может быть, вы пустите на церемонию извинения фотографа?
– Нет, нет и нет. Это контаминировало бы зону извиняемости.
– Ну, тогда, может, сумеем придумать что-нибудь еще? Чем лучше иллюстрации, тем больше полос я получу в начале номера.
– У вас есть какие-нибудь идеи?
– Не знаю. Склоненная на руки голова? Или, скажем, слезы. Что-то в таком духе.
– Да будет вам, Эллен, этого я не могу. Я же вам твердил, как все должно быть подлинным, а теперь вы хотите, чтобы я что-то для вас разыгрывал?
– Я только говорю, что чем лучше фотографии, тем больше полос, и соответственно, тем больше людей прочтут материал, которым вы хотите что-то сказать.
– Извините, Эллен.
– Подумайте на досуге.
Сама мысль фальсифицировать что-то в этом отеле была нелепой, особенно если вспомнить, сколь большое участие мы принимали в истинном неподдельном процессе: Конгресс Африканского Союза станет сценой не только моего извинения, но и многих других актов покаяния перед рядом конкретных народов. Создавалось впечатление, что дейтонскую конференцию просто перенесли с одного континента на другой: список действующих лиц ничуть не изменился. Лысеющий французик в бежевом костюме-сафари и с потрепанным томиком Мольера под мышкой бегал по коридорам от тунисцев к алжирцам, от делегаций Мали к делегациям Камеруна и Чада, извиняясь за эксцессы той разновидности колониализма, которая была свойственна его родине. На второй день португальцам полагалось испросить прощения у Анголы и Мозамбика, а датчане почти полдня провели, запершись с делегацией южноафриканских епископов. Из-за закрытых дверей доносилось пение.
В баре я наткнулся на Ращенко, который, если верить слухам, разражался слезами на плече главы любой африканской делегации, которого ему случилось увидеть, – просто на всякий случай. С точки зрения покаянного подхода вмешательство СССР в дела Африки в период холодной войны было серым пятном.
– Мне так жаль, мистер Бассет… – На глаза ему навернулись слезы, и он потянулся меня обнять. Я попятился.
– Мы уже это проделали, Владимир.
– Да? – Он навис надо мной, как гигантская обезьяна, готовая подхватить детеныша из подлеска в джунглях.
– Еще в Дейтоне.
Он задумался, потом все равно схватил меня и обслюнявил мне шею.
– Извините, забыл. Такой дурной человек. Я такой дурной человек.
Нагромождение этих извинений, еще более усугубляемое теми, которые приносили итальянцы и бельгийцы, так перегрузило средства массовой информации, что время на объявление о принятии каждого пресс-центр вынужденно ограничил получасом – лишь бы вместить все до завершения конгресса. В последний день отель стал местом стольких встреч между извиняющимися и делегациями потерпевших сторон, что извинения приносились и принимались быстрее, чем пресс-центр успевал о них объявлять. Они скапливались, как реактивные самолеты над международным аэропортом.
Моя лепта (извинение перед президентом Замбии, которая в этот год председательствовала в АС) значилась последним пунктом программы. Теоретически это оставило бы мне время посидеть у бассейна и поработать над текстом, но вечером первого же дня у нас начались проблемы.
Наш передовой отряд только-только захватил стол в ресторане при отеле, Дженни, Уилл и я читали меню (салат «Цезарь», мэрилендский пирог с крабами, стейк из говяжьей грудинки и жареная картошка – в точности то, чего ожидаешь от международного отеля в Африке), когда прибежал, чуть задыхаясь, Сатеш.
– Я только что видел Макса.
– Олсона? – переспросил я. – Он здесь?
– Работает с делегацией Сьерра-Леоне. Дело в…
– За ним трудно уследить.
– Знаю. Все время в разъездах. Проблема…
– Ты не пригласил его с нами пообедать? Тебе следовало пригласить его с нами пообедать.
– Марк! У нас на руках кризис, и притом серьезный. По словам Макса, на президента Сьерра-Леоне Сирила Масубу оказывают серьезное давление дома как представители оппозиции, так и военные, требуя, чтобы он добился от меня извинения за преступления рабства конкретно перед своей страной. Все бы ничего, но, согласно второму следствию из законов Шенка, где выдвигалась доктрина самоопределения, я обязан подчиниться решению АС, а именно: извинение будет принесено главе государства той страны, которая в настоящий момент председательствует в Совете, в данном случае президенту Замбии. Но были еще практические соображения. Масуба был первым за многие годы гражданским президентом Сьерра-Леоне. Он был либералом и демократом и с бесконечными умением и тактом лавировал между противостоящими ему группировками.
– Если он не получит требуемого, – сказал Сатеш, – это может подорвать его положение в стране, а результатом станет переворот.
– А это в свою очередь дестабилизирует весь регион, – продолжил Уилл. – Погибнут тысячи людей.
– Вот именно. Такое мы уже сто раз видели.
Тишина. Дженни оглядела стол.
– Ладно. Какие у нас варианты? Уилл, что будет, если Масуба получит свое извинение?
Уилл покачал головой.
– Катастрофа. Во-первых, на нас будут оказывать огромное давление с требованием извиниться перед остальными пятьюдесятью двумя членами АС, причем на их собственной территории. Даже если забыть о материально-технической стороне, кошмаре исследований и организации этих мероприятий (что просто невозможно по времени), мы попираем авторитет АС и нарушаем третье следствие из законов Шенка.
– Значит, этот вариант отпадает.
– Я бы сказал, он определенно противоправный.
– Сатеш?
Сняв хрупкие очки в стальной оправе, Сатеш потер глаза.
– Давайте поищем предлог оттянуть извинение. Скажем, что Марк заболел, или просто объявим, что текст извинения нуждается в доработке. Что угодно. Дадим Масубе передышку, чтобы он мог отговорить своих противников дома, и вернемся, когда почва будет готова.
– А к тому времени извинения потребует еще какая-нибудь страна, – покачал головой Уилл. – И все равно нам никто не поверит, ведь здесь уже были десятки успешных извинений. Мы подорвем ВИПООН в целом. Нам полагается быть выше политических дрязг. Если мы опустимся до них… – Ему не надо было заканчивать фразу.
Снова пауза. Вокруг слышался стук приборов о фарфор. Сатеш медленно поднял глаза, будто осенившая его мысль удивила его самого.
– А как насчет Франкфуртского маневра?
Уилл позволил себе поднять углы рта.
– Франкфуртского маневра? Это идея.
Дженни раздраженно фыркнула.
– Что это за…
Но ее прервал Сатеш:
– В начале девяностых во Франкфурте проходили переговоры с рядом стран бывшего Восточного блока о принятии их в Евросоюз. Тогда это были Венгрия, Польша и Чехословакия. Русские требовали, чтобы их также допустили, что было неприемлемо для венгров и поляков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77