Я остался один в просторной гостиной, хотя мне очень хотелось оказаться рядом с дьяком и Режиссером, а Невидимым для них!.. Увы, даже мне, меченному шаровой молнией, такого не дано. Зато я мог вызвать фантомные изображения беседующих во дворе людей, услышать их диалог, но выходя из комнаты. Что я и еде тал...
Что это ты, друг ситный, полные штаны наложил от страха? — спросит Режиссер дьяка.
— Я вам позвонил на всякий пожарный, как вы приказывали...
— Я после твоего звонка подумал, что к вам прибыл «важняк» из Генеральной прокуратуры, а тут... Словом, у меня и без твоих детских страхов и ночных кошмаров дел по горло. Члены нашего не очень уважаемого законодательного собрания такую свистопляску устроили после исчезновения своего драгоценного депутата Семиречного, что только держись! Слышал небось?
— Да, наслышан...
— Семиречный принадлежал к либерально-демократической партии. Ее лидеры очень опасны, любят пошуметь, раздуть дело. Они считают, что это политическое убийство, как и убийство депутатов Государственной думы Мартемьянова, Айздердзиса и Скороч-кина. Поэтому смотри в оба, могут быть провокации...
— Не извольте беспокоиться, Сергей Никитич, я всегда на посту, вы же меня знаете...
Вернувшись в гостиную, Игнатий Северьянович, заикаясь, проблеял:
— Ме-е-естное руководство!.. Вы уж извините, что оставил вас одного...
— Все в порядке! — сказал я и мысленно перекрестился.
* * *
Признаться, дьяк заинтересовал меня чрезвычайно. И даже не сам дьяк, а то, какую роль он играл в истории с подменой иконы. По всему было видно, что он не так прост, как могло показаться на первый взгляд. И потому я с удовольствием принял его предложение посидеть после сытной трапезы на берегу речушки с удочкой.
— Вот мы сейчас червячка насадим и поймаем пес-карика... Их здесь уйма! — Сидя на берегу реки у плакучей ивы, дьяк разматывал удочку. — Матушка Клавдия Степановна терпеть не может чистить этих рыбешек. Они же мелкие и скользкие. Так я сам их чищу для ухи. Приноровился не ножом, а обыкновенным гвоздем тушки вскрывать. Получается отлично!
За два часа мы наловили около сотни пескарей и обеспечили его котов хорошим ужином. Когда клев прекратился и дьяк начат подремывать, я решил «разговорить» его своими методами. И вот что узнал...
...Семиречному о драгоценной иконе, находившейся в церковном иконостасе, поведал я. Хотелось не В
много подработать. Я и троих иконщиков, приехавших к нам зимой на белом «форде», встретил. Рассказал им, как закреплены иконы и что лучше сделать, чтобы нужную «доску» снять, а новую на ее место укрепить. Впрочем, иконщики в моих советах особенно и не нуждались. Однако я своего добился, и они мне за труды неплохо заплатили. Позже я пошел к Семиречному и напомнил ему о должке. Так он меня с лестницы спустил, скупердяй чертов. Ну да на том свете ему все зачтется...
С Сергеем Никитичем Павлышевым меня свел случай еще несколько лет назад. Как-то, возвращаясь после сбора грибов в деревню, я увидел на берегу лесного озера разноцветную палатку. Опять, думаю, в наших лесах цыганский табор остановился. Надо всех деревенских предупредить, чтобы они за своим скотом приглядывали, особенно за лошадьми.
Подошел ближе, смотрю, нет, не цыгане. Трое молодых парней и две симпатичные девушки на костре шашлык жарят.
— Эй, человече! — крикнул один из них, заметив меня. — Ты чего там по кустам прячешься? Иди к нашему огоньку, у нас и закуска имеется, и прочее...
Чего ж не подойти к добрым людям, коли приглашают. Я и подошел.
— Илья, налей грибнику чарку. А ты, Николай, подай шашлык, — скомандовал высокий красивый парень в стройотрядовской куртке. — Много грибов набрал?
Я выпил водочки и взял в руки шампур с шашлыком.
— Как вам сказать, бывало и получше. Сейчас же в наших лесах грибников больше, чем грибов. Но десятка два боровиков нашел. Есть и подосиновики, и подберезовики. А вы кто, туристы?
— Можно и так, — ответил парень в стройотрядовской куртке, которого друзья почему-то называли Режиссер. — А если уж откровенно, то мы студенты из Института культуры. Ходим по деревням, собираем фольклор, ищем добрых людей, сохранивших старинные книги, утварь всякую, иконы...
— А старыми кастрюльками, мисочками не интересуетесь? Опять же старой обувью? У меня этим добром весь подпол завален. Матушке маринады да
а соленья ставить некуда.
— Так вы бы выбросили то барахло на свалку, — посоветовала девушка.
— Выбросить недолго, а вдруг еще пригодится. В прошлом году ремонт в храме Божьем делали, так В много чего из моего подпола сгодилось...
— Значит, в церкви работаете? — спросила девушка.
— Служу, милая, — поправил я ее. — На мне дьяконский чин рукоположен...
— И иконы у вас в церкви старинные имеются? — поинтересовался Режиссер.
— Есть и иконы, — ответил я. — Одна икона «Архангел Гавриил» чего стоит! Говорят, очень древняя...
— Илья, наливай еще по чарке! — повеселевшим голосом приказал Режиссер. — Ваше здоровье, человече!..
Потом Режиссера и его друга Николая я несколько раз встречал в нашей церкви. Они любовались иконостасом...
Дослушать рассказ Игнатия Северьяновича мне так и не удалось. Объявившаяся на берегу его благоверная, Клавдия Степановна, напомнила мужу, что уже пора отправляться в церковь на вечерню.
* * *
Прихожан в церкви было не очень много. Я, как и во время утрени, занял место неподалеку от алтарного иконостаса, предварительно поставив свечку перед образом Николы Чудотворца. Уж я-то знал, за что благодарил небесные силы... Если бы Господь не сподобил отвести глаза этому бандиту Режиссеру, мне бы не сдобровать. Не знаю, где и кто отыскал бы мои останки...
Оказавшись рядом с изображением архангела, я постарался отрешиться от дум о себе и вновь наладить контакт со своими «информаторами» из небытия.
На этот раз желаемого я достиг не сразу, что-то мне очень мешало. Но вот наконец знакомо зазвенело в ушах, и сеанс начался. И сразу же развернулась передо мной вся картина, и я услышал нервический тенорок Константина Филатова...
* * *
Несносный племянник мадам Бродле приехал за мной в два часа ночи. Вытащив меня из постели, он весьма невежливо заехал мне кулаком в физиономию.
— Что это вы себе позволяете?! — заорал я, размазывая льющуюся из разбитого носа кровь по всему
лицу. — О вашем пьяном самоуправстве будет доложено Нине Евгеньевне!..
Изловчившись, я попытался садануть Андрея Бродоле ногой в пах, но этот гаденыш успел увернуться и прорычал:
— Я тебя убью! Но в другой раз... А сейчас собирайся! Тетушка велела приволочь тебя к ней живого и здорового, а я ее почитаю, как родную маму-покойницу.
Одевшись и кое-как остановив кровь из носа, я поплелся за Андреем к его машине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114