Вот они все как один поднимают левые руки, обозначая удар, но молниеносно бьют правыми. Четыре потрясающих удара соединяются в один, и я лечу куда-то вниз!..
Очнулся я от кошмарного наваждения, находясь на полу веранды. Ничего не соображая со сна, огляделся вокруг. На террасе происходила серьезная заварушка. Четверо недоумков пытались расправиться с невысоким кряжистым мужичком лет тридцати, скакавшим на левой ноге и мутузившим всех четверых хлесткими боксерскими ударами. Он брал верх в этой схватке, несмотря на то что был инвалидом без правой стопы.
Недоумки, не справившись с калекой кулаками, пустили в ход топчаны, стремясь вырубить боксера как можно быстрее, пока не вмешались посторонние. Только тогда им удалось переломить ход схватки в свою пользу. Какой-то дегенерат в красных трусах и майке-безрукавке с идиотской надписью сзади «Я не педик» так хватил инвалида моим топчаном, что тот, по идее, должен был сразу окочуриться, но выдержал и так звезданул нападавшего в ответ, что дегенерат улетел в мою сторону и растянулся на земле рядом со мной.
Поскольку подобное соседство мне удовольствия не доставило, я поспешил подняться на ноги. При этом, кажется, имел глупость сделать замечание:
— Нехорошо обижать инвалида! Ай-яй-яй!
В результате я добился того, что дегенерат, утверждавший, что он не педик, переключился на меня. Уж откуда он вытащил выкидной нож, не знаю — я увидел только, что он вскочил с пола и бросился на меня, при этом он так размахивал ножом, будто собирался сиять с меня скальп. Но у него ничего не вышло. Легким тычком в кадык я тут же вывел его из агрессивного состояния, превратив в кандидата на больничную койку. Пускай радуется, что я тронул его только одним пальцем, а не ребром ладони...
Инвалид же успел расправиться с остальными тремя нападавшими и теперь совершенно спокойно привязывал свой протез, сидя на перевернутом топчане.
— Спокойно искупаться не дадут, сволочи! — пожаловался он, когда я подошел к нему ближе.
— У вас хорошо отработан левый хук, — уважительно замелил я. — А апперкоты просто неподражаемы... Вы, конечно, боксер?
— Бывший. Сейчас на вторых ролях. Не желаете пивка, а то что-то в горле пересохло?..
Мне все больше нравился этот боевой мужичок, и я согласился выпить с ним по кружке пива за знакомство.
— Житья от этих шестерок не стало. Куда ни пойдешь, везде подстерегают, — сказал инвалид, одним духом опустошив первую кружку и примериваясь ко второй. — Завтра должно все закончиться... Или снова начаться!..
— Что кончится? Что начнется? — не понял я, оглядывая хмельных посетителей забегаловки под названием «У Кузи».
— Лучше вам и не знать про наши дела, — пробормотал инвалид. — Вы — курортник! Вот и отдыхайте, а мы уж как-нибудь сами во всем разберемся, в том числе и с этими жлобами...
И все же после третьей кружки инвалида потянуло на откровенность.
— Завтра такой день! В Туапсинском райсуде должны вынести приговор главарю здешней мафии Георгию Ильичу Веретенникову. Только, скорее всего, его оправдают... Свидетелей почти не осталось. Всех по-вышибали, гады! А я что? Я мало знаю, и то эти шестерки прохода не дают. Все запугать пытаются. Мол, вякнешь что-нибудь на суде против босса, угробим. А что я могу сказать? То, что он держит целую сеть увеселительных заведений на побережье, начиная от казино и кончая барами? Так это и так всем хорошо известно. То, что он размечтался создать в наших местах курорт международного класса? Так в этом вроде бы и вовсе ничего плохого нет. Другое дело, какими средствами он всего этого добивается... Но тут уже нужны факты и доказательства, а они только у Деда и имеются. Понимаешь, курортник? Дед — последний свидетель, который еще может упечь Веретенникова в места не столь отдаленные на очень большой срок. Да где он, Дед? Нет его! Исчез! Испарился... Похоже, те же шестерки его и истребили, а труп припрятали. А может, держат где-нибудь живого в заточении... Кто знает? Лично мне известно только одно: если Дед завтра в зале суда не появится, то Веретенникова выпустят на свободу. И тогда все наши труды и жертвы окажутся напрасными...
Мне наконец удалось задать свой вопрос: а — Кто такой Дед?
— Дед? Да у нас его каждый шкет знает. Дед! Раньше его весь Союз на руках носил. Он ведь чемпион СССР по боксу. Сейчас же у нас предпочитают превозносить «подвиги» заокеанских суперменов. Про своих забывают... Дед! Он не сдавался до последнего дня. Руководил секцией бокса при спортобществе «Динамо». Почитай, все местные мильтоны его ученики. Если бы не Веретенников, Дед и дальше бы занимался любимым делом... Впрочем, зачем я об этом распространяюсь? Курортник!... Вам надо спокойно отдыхать!
— Подождите! Как вас зовут? — остановил я инвалида, собравшегося уходить.
— Меня тут все Афганцем кличут, или Старшиной. Это уж как кому больше нравится...
— А Деда?
— Владимир Степанович Шорин. Привет родителям!
Афганец, покачиваясь, вышел из пивной, а я принялся усердно вспоминать, где слышал фамилию Шорин. Да это же старинный приятель моего отца... Точно! Владимир Степанович Шорин — чемпион страны по боксу. Когда я был совсем крошкой, он часто бывал в нашем доме. Шорина и моего отца объединяла общая страсть к рыбалке. Но с тех пор, как отец умер, Владимир Степанович больше не показывался у нас. Последний раз я видел его в Москве лет двадцать назад. Тогда же узнал, что он унаследовал дом где-то на Черноморском побережье Краснодарского края.
Выяснив, где находится дом Деда, я отправился туда через весь курортный поселок. История, происходившая со старинным другом нашей семьи, не могла меня не заинтересовать, потому-то я и решил покопаться в ней поосновательнее.
Домик Владимира Степановича находился на пологом склоне горы, заросшей лесом, и потому подниматься к нему пришлось по довольно крутой тропинке. Когда я открыл калитку и ступил на гаревую дорожку, петлявшую по ухоженному саду до самого крыльца, дребезжащий старушечий голос предупредил меня из соседнего огорода за покосившейся оградой:
— Эй! Вы там поосторожней! У Степаныча злая собака!..
— А чего же она не лает? — спросил я, оглядываясь по сторонам.
— Вот погоди! Еще залает. Такая хитрая скотина, не приведи Господи! Что уж теперь! Раз зашли, так идите...
И то верно, подумат я, А с собакой как-нибудь до
говорюсь по-хорошему...
— Скажите, а в доме кто-нибудь есть? — снова об
ратился я к старухе. — Там не заперто?
— У Степаныча всегда двери нараспашку. Кто хошь к нему заходи, скольки хошь живи, да токмо собачка потом не выпустит, пока хозяин не возвертается... А собаку-то Альма зовут. Запомни, мил человек, пригодится!
— Альма так Альма...
Я открыл дверь и вошел в дом, внутри которого оказалось несколько прохладнее, чем под открытым августовским небом во дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Очнулся я от кошмарного наваждения, находясь на полу веранды. Ничего не соображая со сна, огляделся вокруг. На террасе происходила серьезная заварушка. Четверо недоумков пытались расправиться с невысоким кряжистым мужичком лет тридцати, скакавшим на левой ноге и мутузившим всех четверых хлесткими боксерскими ударами. Он брал верх в этой схватке, несмотря на то что был инвалидом без правой стопы.
Недоумки, не справившись с калекой кулаками, пустили в ход топчаны, стремясь вырубить боксера как можно быстрее, пока не вмешались посторонние. Только тогда им удалось переломить ход схватки в свою пользу. Какой-то дегенерат в красных трусах и майке-безрукавке с идиотской надписью сзади «Я не педик» так хватил инвалида моим топчаном, что тот, по идее, должен был сразу окочуриться, но выдержал и так звезданул нападавшего в ответ, что дегенерат улетел в мою сторону и растянулся на земле рядом со мной.
Поскольку подобное соседство мне удовольствия не доставило, я поспешил подняться на ноги. При этом, кажется, имел глупость сделать замечание:
— Нехорошо обижать инвалида! Ай-яй-яй!
В результате я добился того, что дегенерат, утверждавший, что он не педик, переключился на меня. Уж откуда он вытащил выкидной нож, не знаю — я увидел только, что он вскочил с пола и бросился на меня, при этом он так размахивал ножом, будто собирался сиять с меня скальп. Но у него ничего не вышло. Легким тычком в кадык я тут же вывел его из агрессивного состояния, превратив в кандидата на больничную койку. Пускай радуется, что я тронул его только одним пальцем, а не ребром ладони...
Инвалид же успел расправиться с остальными тремя нападавшими и теперь совершенно спокойно привязывал свой протез, сидя на перевернутом топчане.
— Спокойно искупаться не дадут, сволочи! — пожаловался он, когда я подошел к нему ближе.
— У вас хорошо отработан левый хук, — уважительно замелил я. — А апперкоты просто неподражаемы... Вы, конечно, боксер?
— Бывший. Сейчас на вторых ролях. Не желаете пивка, а то что-то в горле пересохло?..
Мне все больше нравился этот боевой мужичок, и я согласился выпить с ним по кружке пива за знакомство.
— Житья от этих шестерок не стало. Куда ни пойдешь, везде подстерегают, — сказал инвалид, одним духом опустошив первую кружку и примериваясь ко второй. — Завтра должно все закончиться... Или снова начаться!..
— Что кончится? Что начнется? — не понял я, оглядывая хмельных посетителей забегаловки под названием «У Кузи».
— Лучше вам и не знать про наши дела, — пробормотал инвалид. — Вы — курортник! Вот и отдыхайте, а мы уж как-нибудь сами во всем разберемся, в том числе и с этими жлобами...
И все же после третьей кружки инвалида потянуло на откровенность.
— Завтра такой день! В Туапсинском райсуде должны вынести приговор главарю здешней мафии Георгию Ильичу Веретенникову. Только, скорее всего, его оправдают... Свидетелей почти не осталось. Всех по-вышибали, гады! А я что? Я мало знаю, и то эти шестерки прохода не дают. Все запугать пытаются. Мол, вякнешь что-нибудь на суде против босса, угробим. А что я могу сказать? То, что он держит целую сеть увеселительных заведений на побережье, начиная от казино и кончая барами? Так это и так всем хорошо известно. То, что он размечтался создать в наших местах курорт международного класса? Так в этом вроде бы и вовсе ничего плохого нет. Другое дело, какими средствами он всего этого добивается... Но тут уже нужны факты и доказательства, а они только у Деда и имеются. Понимаешь, курортник? Дед — последний свидетель, который еще может упечь Веретенникова в места не столь отдаленные на очень большой срок. Да где он, Дед? Нет его! Исчез! Испарился... Похоже, те же шестерки его и истребили, а труп припрятали. А может, держат где-нибудь живого в заточении... Кто знает? Лично мне известно только одно: если Дед завтра в зале суда не появится, то Веретенникова выпустят на свободу. И тогда все наши труды и жертвы окажутся напрасными...
Мне наконец удалось задать свой вопрос: а — Кто такой Дед?
— Дед? Да у нас его каждый шкет знает. Дед! Раньше его весь Союз на руках носил. Он ведь чемпион СССР по боксу. Сейчас же у нас предпочитают превозносить «подвиги» заокеанских суперменов. Про своих забывают... Дед! Он не сдавался до последнего дня. Руководил секцией бокса при спортобществе «Динамо». Почитай, все местные мильтоны его ученики. Если бы не Веретенников, Дед и дальше бы занимался любимым делом... Впрочем, зачем я об этом распространяюсь? Курортник!... Вам надо спокойно отдыхать!
— Подождите! Как вас зовут? — остановил я инвалида, собравшегося уходить.
— Меня тут все Афганцем кличут, или Старшиной. Это уж как кому больше нравится...
— А Деда?
— Владимир Степанович Шорин. Привет родителям!
Афганец, покачиваясь, вышел из пивной, а я принялся усердно вспоминать, где слышал фамилию Шорин. Да это же старинный приятель моего отца... Точно! Владимир Степанович Шорин — чемпион страны по боксу. Когда я был совсем крошкой, он часто бывал в нашем доме. Шорина и моего отца объединяла общая страсть к рыбалке. Но с тех пор, как отец умер, Владимир Степанович больше не показывался у нас. Последний раз я видел его в Москве лет двадцать назад. Тогда же узнал, что он унаследовал дом где-то на Черноморском побережье Краснодарского края.
Выяснив, где находится дом Деда, я отправился туда через весь курортный поселок. История, происходившая со старинным другом нашей семьи, не могла меня не заинтересовать, потому-то я и решил покопаться в ней поосновательнее.
Домик Владимира Степановича находился на пологом склоне горы, заросшей лесом, и потому подниматься к нему пришлось по довольно крутой тропинке. Когда я открыл калитку и ступил на гаревую дорожку, петлявшую по ухоженному саду до самого крыльца, дребезжащий старушечий голос предупредил меня из соседнего огорода за покосившейся оградой:
— Эй! Вы там поосторожней! У Степаныча злая собака!..
— А чего же она не лает? — спросил я, оглядываясь по сторонам.
— Вот погоди! Еще залает. Такая хитрая скотина, не приведи Господи! Что уж теперь! Раз зашли, так идите...
И то верно, подумат я, А с собакой как-нибудь до
говорюсь по-хорошему...
— Скажите, а в доме кто-нибудь есть? — снова об
ратился я к старухе. — Там не заперто?
— У Степаныча всегда двери нараспашку. Кто хошь к нему заходи, скольки хошь живи, да токмо собачка потом не выпустит, пока хозяин не возвертается... А собаку-то Альма зовут. Запомни, мил человек, пригодится!
— Альма так Альма...
Я открыл дверь и вошел в дом, внутри которого оказалось несколько прохладнее, чем под открытым августовским небом во дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114