— Я вижу, вы не чужды изящной словесности? — начал я искать ключи к новому знакомцу.
— Только не уподобляйте меня Аврааму. Евреи так возлюбили своего родоначальника, что в своем мифотворчестве приписали ему черты культурного героя и наделили педагогическим даром. По их убеждению, именно он стал первоучителем астрономии и математики среди своего народа, изобрел алфавит и письменность у иудеев. И еще Бог знает чего!..
— Понятно, — кивнул я. — Проще говоря, вы не желаете, чтобы вас считали всезнайкой...
— Даже у Ахилла был свой Автомедонт... — покачал головой Кузьмич.
А я подумал: «При чем тут возница Ахилла? Да, его имя стало нарицательным для обозначения искусного водителя, но к моему утверждению это не имеет отношения. Или я чего-то не понял...»
Я совершенно не ожидал встретить в могильном склепе знатока древних текстов. И вообще, чтобы понять то, о чем говорил семидесятилетний старик, требовалось определенное напряжение мысли. Интересно, как он объяснит подмену иконы?
— Вы ведь явились сюда не для знакомства с понятием «абхирати», что означает у буддистов рай, то есть полное уравнивание всего. Там отсутствуют горы, долины, камни. Все деревья абсолютно одного роста, будто их кто-то подстриг. Главное же, что все люди там одинаково счастливы, свободны от пороков, ничем не болеют...
Кузьмич вдруг зашелся в приступе кашля, который не прекращался довольно долго.
«Э, да у старика застарелый хронический бронхит, — определил я его болезнь. — Удивительно, как до сих пор он не перешел в бронхиальную астму или, что еще хуже, в злокачественное новообразование! А уж заболеть здесь туберкулезом — просто ничего не стоит...»
Отдышавшись, старик продолжал:
— Кое-кто меня считает не в своем уме... Как-то милицейский начальник хотел разузнать об исчезновении нашей иконы. Я ему поведал историю об Аваддоне — фигуре, близкой к ангелу смерти. Как вы знаете, в Апокалипсисе он назван Аполлоном, что значит «губитель», поскольку в самом конце времен ведет против человечества чудовищную рать саранчи. Капитан милиции спросил меня: «Дед, а при чем здесь саранча?» Я-то имел в виду казнокрадов, мошенников — в общем, уголовников разных мастей, а он не понял, подумал, что я над ним насмехаюсь. И отправил меня в дурдом...
Кузьмич вызывал у меня все больший интерес, как у врача, интересующегося психиатрией. Но я одернул себя. В конце концов, я здесь не для того, чтобы копаться в изречениях из священных писаний, которыми, чувствуется, старик набит под завязку. Меня интересована подмена икон, на разгадку других «ребусов» у меня просто не было времени. Кузьмич же уходил от прямого разговора. И тогда я решил узнать то, что хотел, опосредованно. При этом способе старик не сможет спрятаться за магическими для любого смертного цитатами из великих.
Первым делом я полностью отключился от всего
им сказанного. Затем напряжением воли приказал ему
спать. Удивительно, но заснул старик только со второго посыла, — по-видимому, он обладал сильной волей и сопротивлялся моим установкам. Следующее мое действие — вызов фантома сущности по имени Кузьмич и его «допрос». Я спросил: «Что тебя мучит?» И стал «слушать»...
* * *
Они приехали втроем на белой красивой машине.
Стояла холодая февральская ночь, когда все живо
жмется поближе к огню. Их лица зачем-то были закрыты масками, как будто в ночной тьме их кто-то мог запомнить и потом опознать.
— Дед, если хочешь и дальше коптить небо, давай ключи от церкви и живи, — сказал самый рослый из пришедших.
Я им не отдал ключей, сказав, что они у церковного старосты.
— Откроем и так! — буркнул второй, припадавший при ходьбе на левую ногу.
Они и в самом деле обошлись без ключей, попросту выбив дверь кувалдой. Потом незнакомцы целый час шуровали в церкви и вышли оттуда, неся в руках что-то тяжелое, завернутое в холстину. Однако их теперь было только двое...
— Дед, — снова подошел ко мне рослый. — Там, в храме, отдал Богу душу наш приятель, так ты его прибери. И помни, если хоть кому-нибудь проболтаешься, тебе крышка. Из-под земли достанем, так и знай! — Сказав это, рослый сунул мне пятидесятитысячную купюру и добавил: — А про сломанную дверь легенда простая: алкаши постарались. Понял?..
Когда незнакомцы уехали, я вошел в храм и перекрестился. У алтаря с перерезанным горлом лежал тот, что припадал на левую ногу.
Не знаю, почему я не сообщил в милицию. Наверное, не очень-то доверял им, не верил, что смогут разобраться в этом черном деле. А уж меня-то и подавно не защитят...
Кое-как я зарыл убитого в яме, предназначенной для мусора. Нормальную могилу в промерзшей земле мне было не откопать, а с могильщиками связываться не хотелось: народ ненадежный, за лишнюю бутылку готовы отца родного продать...
На душе у меня было скверно до той поры, пока в деревню не вернулся Митька Воронов — старшенький Клавдии Петровны, нашей прихожанки. Три года назад его вместе с братом Игнатом отправил за решетку бывший руководитель зверосовхоза, ныне генеральный директор акционерного общества «Поляны» Ни-кодим Евграфович Семирсчный. Именно у него братья трудились кормачами. Он возвел на них поклеп, обвинив в краже норковых шкурок. Украл же шкурки, я думаю, он сам...
* * *
— ...Никодим Евграфович, дело швах! Горим, как
шведы под Полтавой! — схватившись за голову, причитал заместитель генерального директора акционерного общества «Поляны» по сбыту продукции Тугриков. — Если этот деляга с меховой фирмы подаст иск в суд, мы по миру пойдем...
— Не бойся, Тугриков, не подаст. В наше время в суд обращаются либо и диеты, либо дураки. Есть более быстрый и надежный способ выколачивания долгов. Он просто-напросто «продаст» наши долговые обязательства каким-нибудь крутым ребятам, и тогда уж... Попробуем, Тугриков, найти консенсус. Будь он неладен! Это ты во всем виноват! Втянул меня, понимаешь, в авантюру, предложив отправить больше, чем надо, шкурок зарубежным перекупщикам, а нашего постоянного партнера посадить на голодный паек — он, мол, потом сговорчивее станет. Чья была идея, идиёт?
— Моя, Никодим Евграфович, не спорю, — как-то сразу успокоился лысый человек с воровато бегающими глазками. — Зато с долларовым наваром тоже я придумал. Вспомните, как вы хорошо отдохнули с двумя своими красотками на Багамах.
— Да... Незабываемые деньки!..
— То-то и оно! И я неплохо провел время — порыбачил на Красном море... Есть что вспомнить!
— Правильно говоришь, Тугриков, правильно, но все же ты идиёт... Ведь прекрасно знал, за все придется расплачиваться, — погрустнел директор.
— Надо сделать так, Никодим Евграфович, чтобы расплачиваться пришлось другим, — хитро прищурился Тугриков. — Кто там из рабочих высказывал вам свое неудовольствие в последний раз?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114