Общежитие Педагогического университета окружили со всех сторон ночью. Ровно в 24.00 командированное из Москвы подразделение группы «Альфа», используя тросы и веревки, достигло пятого этажа, вышибло стекла в окнах и ворвалось сразу в несколько комнат, где проживали у своих землячек на нелегальном положении бравые кавказцы. Было много стрельбы, а еще больше женского визга.
При задержании троих кавказцев ранили. Было изъято семь автоматов Калашникова, а остальное оружие, как выяснилось позже, уже «воевало в Чечне».
Теперь, наученный опытом, я покупаю оружие, боеприпасы и амуницию только у командных чинов. Они продают все, что мне надо, практически за бесценок, да и риска гораздо меньше. На внешний рынок товар я поставляю только отличного качества. Покупателей навалом...
«Информационное поле» часто задает мне разные загадки. Ни с того ни с сего в мое сознание начинают поступать сообщения, которые я называю «непрограммными». Вот и сейчас неизвестные силы перенесли меня в горную местность. Я совершенно отчетливо ощущал всамделишность происходящего, чувствовал даже порывы холодного ветра со стороны перевала. При этом я абсолютно твердо знал, что нахожусь совершенно в конкретной географической точке — во французской Швейцарии, неподалеку от городка Нев-шатель. Но почему? Как и по какой причине я оказался там, где никогда раньше не бывал?
«Ты в гостях у Фридриха Дюрренматта», — услышал я.
«Зачем?»
«Чтобы узнать ответ на вопрос...»
И гений драматургии оказался рядом со мной. Мы сидели в его большом кабинете, заставленном до самого потолка полками с книгами.
— Правда ли то, что пишут о вас некоторые критики и литературоведы? К примеру, Армии Арнольд в своей книге утверждал, что «в основе своей Дюрренматт убежден в абсурдности человеческого существования» и что человечество «со своей безумной верой в технический прогресс движется к собственной могиле»...
Дюрренматт отмахнулся, как от назойливой мухи:
— Я не читаю этого!
— А что вы скажете о другой мысли, приписываемой вам: «У человека и человечества общее только одно — смерть. В этом смысле я, разумеется, против гибели. В строгом смысле слова существует только апокалипсическое искусство...» Это уже из книги американца Тьюсанена.
— Высказывания, которые мне приписывают, — это какое-то недбразумение. Я не мог сказать ничего подобного. А если кто-то хочет представить меня горьким пессимистом, то это не соответствует истине...
Вскоре просторный кабинет исчез. Не стало рядом со мной и человека невысокого роста, узкоплечего, с а непомерно большой головой и седыми редкими волосами, зачесанными назад...
Я вновь оказался под ветвями столетнего дуба, и только ветер, шелестя листвой, вел со мной нескончаемый разговор... В Странно, но почему-то именно под сенью старых деревьев мне удаются потрясающие контакты с великими людьми. И с теми, кто жив, и с теми, кто умер...
Правда, чуть позже я вспомнил, что перед самой поездкой в Берестово читал переведенные на русский язык пьесы Дюрренматта «Соученик» и «Срок». Они тогда произвели на меня очень сильное впечатление. Видимо, я, сам того не замечая, не переставал думать об этом авторе, сумевшем талант драматического писателя дополнить тонкой философской мыслью. Недаром Дюрренматта считают знатоком всего сущего в этом мире.
...Я видел сон, где мы с Николаем убивали Дауна. Игорек почему-то оказался подвешенным под купол церкви. Он с гомерическим хохотом раскачивался на странных качелях и будто злой дух носился по воздуху. Мы же кричали ему: «Спустись! Спустись!» И при этом мило улыбались, пряча за спинами длинные мачете, с помощью которых собирались «порубить доносчика в капусту». Но Даун не обращал на наши призывы никакого внимания. Летал и хохотал... И вдруг купол храма раскрылся, и Даун, разумеется, устремился вверх, к небу. Но мы метнули в него свои мачете — и перерубленное на три части тело Дауна, медленно кружась, как утиный пух, опустилось на плиты пола.
— Готов, — облегченно проговорил Николай.
— Долетался, — злорадно подтвердил я.
Чушь собачья! Когда я проснулся, меня разобрал идиотский смех...
Дауна мы убивали гораздо проще. Николай схватил его в охапку (а художник мужик здоровый!) и держал его так до тех пор, пока я не изловчился и не чиркнул предателю ножичком по горлу. Кровищи-то, кровищи сколько было! Но странно, «боров» даже ни разу не хрюкнул, только конечностями долго сучил и дрыгал. Правда, некогда было любоваться его агонией — надо было алтарный иконостас потрошить...
Я сладко, как после хорошего застолья, потянулся
и припомнил, что сегодня у меня назначена встреча с
финнами, пожелавшими осмотреть «товар». Быстро
умылся и оделся — опаздывать было нельзя.
Завернув драгоценную «доску» в местами побитый
молью коврик, я вышел из дому и направился к Мое
конскому вокзалу.
Черный «БМВ» стоял там, где я и предполагал его с
увидеть. И все же, прежде чем подойти к нему, я огляделся по сторонам. Ничего подозрительного.
— Можно к вам присоединиться? — спросил я, вежливо постучав по тонированному ветровому стеклу шикарного лимузина.
Дверца тут же открылась, и я оказался в салоне машины.
— Икона у вас с собой? — деловито спросил очкастый финн, поворачивая голову в мою сторону.
— Разумеется. А деньги у вас при себе?
— Они у нас в надежном месте. Туда мы отвезем и вас, — заводя мотор, сказал очкастый.
— Мы так не договаривались! — начал я возмущаться. — Что за дурацкие игры?!
— Никакой игры! — заверил меня финн. — Просто мы хотим убедиться, что вы не подсунули нам... Как это по-русски? Туфту!
Машина свернула на набережную Фонтанки и помчалась к длинному трехэтажному зданию. У подъезда под номером три «БМВ» остановилась.
— Кажется, здесь, — пробормотал финн и тут же начал о чем-то лопотать со своим коллегой на языке суоми, после чего посигналил.
Минуты через две из подъезда вышел высокий толстый джентльмен с окладистой бородой, одетый в костюм-тройку, и при галстуке-бабочке на белой сорочке.
— Я вас жду, — сказал он с каким-то явно не скандинавским акцентом.
Вместе с финнами я вылез из машины и прошел в подъезд, прижимая к себе драгоценную ношу. Лифта почему-то не было, и мы поднялись на третий этаж по лестнице.
— Что-нибудь выпить? — предложил хозяин трехкомнатных апартаментов.
— Перейдем сразу к делу. — Финн поправил очки. — Мы хотели бы попросить вас взглянуть на эту вещь...
Я послушно развернул икону и передал ее хозяину квартиры. Он схватил ее так, как голодный хватает пайку хлеба из чужих рук. При этом глаза его вспыхнули странным светом, и он что-то сообщил на языке, очень уж похожем на болгарский.
Сначала он рассматривал «Архангела Гавриила» невооруженным глазом, потом, вооружившись лупой и пинцетом, изучал икону более основательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
При задержании троих кавказцев ранили. Было изъято семь автоматов Калашникова, а остальное оружие, как выяснилось позже, уже «воевало в Чечне».
Теперь, наученный опытом, я покупаю оружие, боеприпасы и амуницию только у командных чинов. Они продают все, что мне надо, практически за бесценок, да и риска гораздо меньше. На внешний рынок товар я поставляю только отличного качества. Покупателей навалом...
«Информационное поле» часто задает мне разные загадки. Ни с того ни с сего в мое сознание начинают поступать сообщения, которые я называю «непрограммными». Вот и сейчас неизвестные силы перенесли меня в горную местность. Я совершенно отчетливо ощущал всамделишность происходящего, чувствовал даже порывы холодного ветра со стороны перевала. При этом я абсолютно твердо знал, что нахожусь совершенно в конкретной географической точке — во французской Швейцарии, неподалеку от городка Нев-шатель. Но почему? Как и по какой причине я оказался там, где никогда раньше не бывал?
«Ты в гостях у Фридриха Дюрренматта», — услышал я.
«Зачем?»
«Чтобы узнать ответ на вопрос...»
И гений драматургии оказался рядом со мной. Мы сидели в его большом кабинете, заставленном до самого потолка полками с книгами.
— Правда ли то, что пишут о вас некоторые критики и литературоведы? К примеру, Армии Арнольд в своей книге утверждал, что «в основе своей Дюрренматт убежден в абсурдности человеческого существования» и что человечество «со своей безумной верой в технический прогресс движется к собственной могиле»...
Дюрренматт отмахнулся, как от назойливой мухи:
— Я не читаю этого!
— А что вы скажете о другой мысли, приписываемой вам: «У человека и человечества общее только одно — смерть. В этом смысле я, разумеется, против гибели. В строгом смысле слова существует только апокалипсическое искусство...» Это уже из книги американца Тьюсанена.
— Высказывания, которые мне приписывают, — это какое-то недбразумение. Я не мог сказать ничего подобного. А если кто-то хочет представить меня горьким пессимистом, то это не соответствует истине...
Вскоре просторный кабинет исчез. Не стало рядом со мной и человека невысокого роста, узкоплечего, с а непомерно большой головой и седыми редкими волосами, зачесанными назад...
Я вновь оказался под ветвями столетнего дуба, и только ветер, шелестя листвой, вел со мной нескончаемый разговор... В Странно, но почему-то именно под сенью старых деревьев мне удаются потрясающие контакты с великими людьми. И с теми, кто жив, и с теми, кто умер...
Правда, чуть позже я вспомнил, что перед самой поездкой в Берестово читал переведенные на русский язык пьесы Дюрренматта «Соученик» и «Срок». Они тогда произвели на меня очень сильное впечатление. Видимо, я, сам того не замечая, не переставал думать об этом авторе, сумевшем талант драматического писателя дополнить тонкой философской мыслью. Недаром Дюрренматта считают знатоком всего сущего в этом мире.
...Я видел сон, где мы с Николаем убивали Дауна. Игорек почему-то оказался подвешенным под купол церкви. Он с гомерическим хохотом раскачивался на странных качелях и будто злой дух носился по воздуху. Мы же кричали ему: «Спустись! Спустись!» И при этом мило улыбались, пряча за спинами длинные мачете, с помощью которых собирались «порубить доносчика в капусту». Но Даун не обращал на наши призывы никакого внимания. Летал и хохотал... И вдруг купол храма раскрылся, и Даун, разумеется, устремился вверх, к небу. Но мы метнули в него свои мачете — и перерубленное на три части тело Дауна, медленно кружась, как утиный пух, опустилось на плиты пола.
— Готов, — облегченно проговорил Николай.
— Долетался, — злорадно подтвердил я.
Чушь собачья! Когда я проснулся, меня разобрал идиотский смех...
Дауна мы убивали гораздо проще. Николай схватил его в охапку (а художник мужик здоровый!) и держал его так до тех пор, пока я не изловчился и не чиркнул предателю ножичком по горлу. Кровищи-то, кровищи сколько было! Но странно, «боров» даже ни разу не хрюкнул, только конечностями долго сучил и дрыгал. Правда, некогда было любоваться его агонией — надо было алтарный иконостас потрошить...
Я сладко, как после хорошего застолья, потянулся
и припомнил, что сегодня у меня назначена встреча с
финнами, пожелавшими осмотреть «товар». Быстро
умылся и оделся — опаздывать было нельзя.
Завернув драгоценную «доску» в местами побитый
молью коврик, я вышел из дому и направился к Мое
конскому вокзалу.
Черный «БМВ» стоял там, где я и предполагал его с
увидеть. И все же, прежде чем подойти к нему, я огляделся по сторонам. Ничего подозрительного.
— Можно к вам присоединиться? — спросил я, вежливо постучав по тонированному ветровому стеклу шикарного лимузина.
Дверца тут же открылась, и я оказался в салоне машины.
— Икона у вас с собой? — деловито спросил очкастый финн, поворачивая голову в мою сторону.
— Разумеется. А деньги у вас при себе?
— Они у нас в надежном месте. Туда мы отвезем и вас, — заводя мотор, сказал очкастый.
— Мы так не договаривались! — начал я возмущаться. — Что за дурацкие игры?!
— Никакой игры! — заверил меня финн. — Просто мы хотим убедиться, что вы не подсунули нам... Как это по-русски? Туфту!
Машина свернула на набережную Фонтанки и помчалась к длинному трехэтажному зданию. У подъезда под номером три «БМВ» остановилась.
— Кажется, здесь, — пробормотал финн и тут же начал о чем-то лопотать со своим коллегой на языке суоми, после чего посигналил.
Минуты через две из подъезда вышел высокий толстый джентльмен с окладистой бородой, одетый в костюм-тройку, и при галстуке-бабочке на белой сорочке.
— Я вас жду, — сказал он с каким-то явно не скандинавским акцентом.
Вместе с финнами я вылез из машины и прошел в подъезд, прижимая к себе драгоценную ношу. Лифта почему-то не было, и мы поднялись на третий этаж по лестнице.
— Что-нибудь выпить? — предложил хозяин трехкомнатных апартаментов.
— Перейдем сразу к делу. — Финн поправил очки. — Мы хотели бы попросить вас взглянуть на эту вещь...
Я послушно развернул икону и передал ее хозяину квартиры. Он схватил ее так, как голодный хватает пайку хлеба из чужих рук. При этом глаза его вспыхнули странным светом, и он что-то сообщил на языке, очень уж похожем на болгарский.
Сначала он рассматривал «Архангела Гавриила» невооруженным глазом, потом, вооружившись лупой и пинцетом, изучал икону более основательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114