Но потом Эсси повелительно сказала:
- Робин, это невыносимо. Я больше не могу только разговаривать с
тобой. Я хочу тебя увидеть!
- Да, сделай это! - приказала другая Эсси, записанная вместе со мной,
а Альберт прибавил:
- Просто расслабься и позволь этому произойти, Робин. Все
подпрограммы на месте. - И все равно мне потребовалась вся храбрость,
чтобы показаться, а когда я это сделал, моя дорогая жена осмотрела меня
сверху донизу и сказала:
- О Робин, как ты ужасно выглядишь!
Звучит, может, не очень ласково, но я понимал, что имеет в виду Эсси.
Она не критиковала, она сочувствовала и старалась удержаться от слез.
- Позже будет лучше, дорогая, - сказал я. Мне хотелось дотронуться до
нее.
- Правда, миссис Броадхед, - искренне сказал Альберт; только тогда я
заметил, что он сидит рядом со мной. - В настоящий момент я помогаю ему, и
одновременная демонстрация двух изображений затруднительна. Боюсь, оба
изображения искажены.
- Тогда исчезни! - предложила она, но он покачал головой.
- Робину нужно практиковаться, и я думаю, вы сами захотите внести
некоторые усовершенствования в программу. Например, окружение. Я не могу
дать Робину фон, если сам не участвую в нем. Необходимо также улучшить
жизнеподобность, способность реагировать в реальном времени, совпадение
отдельных фрагментов...
- Да, да, - простонала Эсси и принялась за работу в своей мастерской.
И мы тоже, Нужно было очень многое сделать, особенно мне.
В свое время я беспокоился о многом, и почти всегда не о том, о чем
нужно. Беспокойство о смерти всегда оставалось на краю моего сознания -
как и у вас тоже. Я боялся уничтожения. Но его не случилось. Зато у меня
возникла гора новых проблем.
Мертвый человек, видите ли, не обладает никакими правами. Он не может
владеть собственностью. Он не может избавиться от собственности. Не может
голосовать - и не только на правительственных выборах; он владеет большим
количеством акций в сотнях корпораций, которые сам организовал, но
голосовать, как крупнейший акционер, не может. Даже если он крайне
заинтересован, как я, например, в транспортном проекте, связанном с
перевозкой колонистов на "С.Я.", его просто не услышат. Как говорится, он
все равно что мертвый.
Но я не хочу быть таким мертвым!
Дело не в алчности. Как у информационной записи разума, у меня очень
мало потребностей; никакого риска, что меня отключат, если я не оплачу
счета. Но у меня очень сильные побуждения. Террористы не исчезли после
захвата Пентагоном их корабля. Ежедневно они взрывали бомбы, похищали
людей и стреляли. Были совершены нападения еще на две петли, и одна из них
повреждена; танкер с пестицидами был сознательно затоплен у берегов
Квинсленда, и поэтому умирали сотни километров Большого Барьерного Рифа.
Начались настоящие войны в Африке, Центральной Америке и на Ближнем
Востоке; крышка на паровом котле едва держалась. Нам нужна была тысяча
таких транспортов, как "С.Я.", и кто построит их, если не я?
Поэтому мы солгали.
Распространили сообщение, что у Робина Броадхеда был
сосудисто-мозговой криз, но положение постепенно улучшается. И это правда.
Конечно, не в том смысле, в каком все это поняли. Но как только мы
оказались дома, я смог поговорить - правда, без изображения - с генералом
Манзбергеном и кое с кем в Роттердаме. Через неделю я время от времени
начал показываться, закутанный в длиннополый халат, предоставленный
плодородным воображением Альберта. Через месяц группа с ПВ сняла фильм; я,
загорелый и ловкий, плыву в Таппановом море на своей яхте. Конечно,
команда ПВ была моя собственная, и клип был больше произведением
искусства, чем репортажем, но это было очень хорошее искусство. Разговор
лицом к лицу с собеседником я не мог вести. Но мне это и не нужно было.
Как видите, все было не так уж плохо. Я вел свои дела, осуществлял
наши планы, чтобы уменьшить терроризм, - конечно, проблемы это не решило,
но мы по крайней мере больше ни сидели на слетающей с котла крышке. У меня
было время выслушивать соображения Альберта об объекте, который он называл
кугельблитц, и если мы точно не знали, что это такое, так это даже лучше.
Мне не хватало только тела, и когда я пожаловался Эсси, она убежденно
сказала:
- Боже, Робин, ведь мир для тебя не кончился. У многих есть подобные
же проблемы.
- То есть они тоже превращены в информацию. Я думаю, таких не очень
много.
- Но у них те же проблемы, - настаивала она. - Подумай! Здоровый
молодой человек катается на лыжах, падает и ломает себе позвоночник.
Паралич ног. Но у него сохраняется тело, которое нужно кормить, за которым
нужно убирать, которое нужно мыть - ты всего этого лишен, Робин. Однако
важнейшая часть тебя - она по-прежнему здесь!
- Конечно, - сказал я. Я не добавил, что в мое определение "ценных"
входят некоторые части тела, использование которых я всегда особенно
ценил. Но и здесь есть определенные плюсы. Поскольку у меня нет половых
органов, неожиданно упростились мои внезапно усложнившиеся сексуальные
отношения.
Но это сказано не было. Напротив, Эсси сказала:
- Подбодрись, старина Робин. Имей в виду, что ты только первое
приближение к конечному продукту.
- Что это значит?
- Перед нами великие задачи, Робин. Я согласна, что первоначальная
запись "Здесь и После" несовершенна. Я многое узнала при создании нового
Альберта. Однако мне никогда не приходилось записывать целиком личность,
очень ценную для меня и, к несчастью, мертвую. Технические проблемы...
- Я понимаю, что были технические проблемы, - прервал я; на самом
деле не хотел слышать - пока не хотел - подробности этой рискованной,
неиспытанной, исключительно сложной операции по переносу "меня" из
разлагающегося вместилища моей головы в ждущее вместилище информационной
емкости.
- Конечно. Ну, что ж. Теперь у тебя много времени. И ты можешь хорошо
рассчитывать. Поверь мне, Робин, возможны дальнейшие усовершенствования.
- Во мне?
- Конечно, в тебе. А также, - добавила она, подмигнув, - в весьма
несовершенной копии меня. Поверь, она станет для тебя гораздо интереснее.
- Ох, - сказал я. - Ух. - И снова захотел, хотя бы временно, обладать
телом: больше всего на свете мне хотелось обнять свою дорогую жену.
А тем временем, тем временем миры продолжали двигаться. Даже
крошечный мир моего друга Оди Уолтерса и его сложной любви.
Когда смотришь изнутри, все миры одного размера. И мир Оди не казался
ему самому маленьким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
- Робин, это невыносимо. Я больше не могу только разговаривать с
тобой. Я хочу тебя увидеть!
- Да, сделай это! - приказала другая Эсси, записанная вместе со мной,
а Альберт прибавил:
- Просто расслабься и позволь этому произойти, Робин. Все
подпрограммы на месте. - И все равно мне потребовалась вся храбрость,
чтобы показаться, а когда я это сделал, моя дорогая жена осмотрела меня
сверху донизу и сказала:
- О Робин, как ты ужасно выглядишь!
Звучит, может, не очень ласково, но я понимал, что имеет в виду Эсси.
Она не критиковала, она сочувствовала и старалась удержаться от слез.
- Позже будет лучше, дорогая, - сказал я. Мне хотелось дотронуться до
нее.
- Правда, миссис Броадхед, - искренне сказал Альберт; только тогда я
заметил, что он сидит рядом со мной. - В настоящий момент я помогаю ему, и
одновременная демонстрация двух изображений затруднительна. Боюсь, оба
изображения искажены.
- Тогда исчезни! - предложила она, но он покачал головой.
- Робину нужно практиковаться, и я думаю, вы сами захотите внести
некоторые усовершенствования в программу. Например, окружение. Я не могу
дать Робину фон, если сам не участвую в нем. Необходимо также улучшить
жизнеподобность, способность реагировать в реальном времени, совпадение
отдельных фрагментов...
- Да, да, - простонала Эсси и принялась за работу в своей мастерской.
И мы тоже, Нужно было очень многое сделать, особенно мне.
В свое время я беспокоился о многом, и почти всегда не о том, о чем
нужно. Беспокойство о смерти всегда оставалось на краю моего сознания -
как и у вас тоже. Я боялся уничтожения. Но его не случилось. Зато у меня
возникла гора новых проблем.
Мертвый человек, видите ли, не обладает никакими правами. Он не может
владеть собственностью. Он не может избавиться от собственности. Не может
голосовать - и не только на правительственных выборах; он владеет большим
количеством акций в сотнях корпораций, которые сам организовал, но
голосовать, как крупнейший акционер, не может. Даже если он крайне
заинтересован, как я, например, в транспортном проекте, связанном с
перевозкой колонистов на "С.Я.", его просто не услышат. Как говорится, он
все равно что мертвый.
Но я не хочу быть таким мертвым!
Дело не в алчности. Как у информационной записи разума, у меня очень
мало потребностей; никакого риска, что меня отключат, если я не оплачу
счета. Но у меня очень сильные побуждения. Террористы не исчезли после
захвата Пентагоном их корабля. Ежедневно они взрывали бомбы, похищали
людей и стреляли. Были совершены нападения еще на две петли, и одна из них
повреждена; танкер с пестицидами был сознательно затоплен у берегов
Квинсленда, и поэтому умирали сотни километров Большого Барьерного Рифа.
Начались настоящие войны в Африке, Центральной Америке и на Ближнем
Востоке; крышка на паровом котле едва держалась. Нам нужна была тысяча
таких транспортов, как "С.Я.", и кто построит их, если не я?
Поэтому мы солгали.
Распространили сообщение, что у Робина Броадхеда был
сосудисто-мозговой криз, но положение постепенно улучшается. И это правда.
Конечно, не в том смысле, в каком все это поняли. Но как только мы
оказались дома, я смог поговорить - правда, без изображения - с генералом
Манзбергеном и кое с кем в Роттердаме. Через неделю я время от времени
начал показываться, закутанный в длиннополый халат, предоставленный
плодородным воображением Альберта. Через месяц группа с ПВ сняла фильм; я,
загорелый и ловкий, плыву в Таппановом море на своей яхте. Конечно,
команда ПВ была моя собственная, и клип был больше произведением
искусства, чем репортажем, но это было очень хорошее искусство. Разговор
лицом к лицу с собеседником я не мог вести. Но мне это и не нужно было.
Как видите, все было не так уж плохо. Я вел свои дела, осуществлял
наши планы, чтобы уменьшить терроризм, - конечно, проблемы это не решило,
но мы по крайней мере больше ни сидели на слетающей с котла крышке. У меня
было время выслушивать соображения Альберта об объекте, который он называл
кугельблитц, и если мы точно не знали, что это такое, так это даже лучше.
Мне не хватало только тела, и когда я пожаловался Эсси, она убежденно
сказала:
- Боже, Робин, ведь мир для тебя не кончился. У многих есть подобные
же проблемы.
- То есть они тоже превращены в информацию. Я думаю, таких не очень
много.
- Но у них те же проблемы, - настаивала она. - Подумай! Здоровый
молодой человек катается на лыжах, падает и ломает себе позвоночник.
Паралич ног. Но у него сохраняется тело, которое нужно кормить, за которым
нужно убирать, которое нужно мыть - ты всего этого лишен, Робин. Однако
важнейшая часть тебя - она по-прежнему здесь!
- Конечно, - сказал я. Я не добавил, что в мое определение "ценных"
входят некоторые части тела, использование которых я всегда особенно
ценил. Но и здесь есть определенные плюсы. Поскольку у меня нет половых
органов, неожиданно упростились мои внезапно усложнившиеся сексуальные
отношения.
Но это сказано не было. Напротив, Эсси сказала:
- Подбодрись, старина Робин. Имей в виду, что ты только первое
приближение к конечному продукту.
- Что это значит?
- Перед нами великие задачи, Робин. Я согласна, что первоначальная
запись "Здесь и После" несовершенна. Я многое узнала при создании нового
Альберта. Однако мне никогда не приходилось записывать целиком личность,
очень ценную для меня и, к несчастью, мертвую. Технические проблемы...
- Я понимаю, что были технические проблемы, - прервал я; на самом
деле не хотел слышать - пока не хотел - подробности этой рискованной,
неиспытанной, исключительно сложной операции по переносу "меня" из
разлагающегося вместилища моей головы в ждущее вместилище информационной
емкости.
- Конечно. Ну, что ж. Теперь у тебя много времени. И ты можешь хорошо
рассчитывать. Поверь мне, Робин, возможны дальнейшие усовершенствования.
- Во мне?
- Конечно, в тебе. А также, - добавила она, подмигнув, - в весьма
несовершенной копии меня. Поверь, она станет для тебя гораздо интереснее.
- Ох, - сказал я. - Ух. - И снова захотел, хотя бы временно, обладать
телом: больше всего на свете мне хотелось обнять свою дорогую жену.
А тем временем, тем временем миры продолжали двигаться. Даже
крошечный мир моего друга Оди Уолтерса и его сложной любви.
Когда смотришь изнутри, все миры одного размера. И мир Оди не казался
ему самому маленьким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82