Может быть, вот эти стены вас и поймут, мы
же все, сколько нас ни есть, ровно ничего не понимаем.
Тут снова заговорил встречный:
- Синьор мио! Вой видете пер эсемпьо ке ла корнамуза нон
суона май, с`эла нон аильвентрепьено; кози ио парименте нон ей
сапрей конторе ле мие фортуне, се прима иль трибулато венгре
нон а ла солита рефекционе, аль куале э адвизо, ке ле мани э ли
денти аббиано персо иль лоро ордине натурале э дель тутто
анникиллати.
{ Синьор мой! Ведомо вам, к примеру, что волынка никогда
не поет с пустым брюхом; так же точно и я не сумею рассказать
вам о своих странствиях, прежде чем не получит обычного
подкрепления бедное мое брюхо, по мнению коего мои руки и зубы
перестали выполнять свое обычное дело и вовсе исчезли (итал.)}
Эпистемон на это заметил:
- Одно другого стоит.
Тогда Панург заговорил так:
- Лард! Гест толб би суа верчусс би интеллидженс эсс йи
боди шал бис би начурэл реливд, толб шуд оф ми пети хав, фор
нэчур хэсс эс эквали мэд; бат форчун сам эксалтит хэсс, эн ойс
депревт. Hон ю лесс еьюс му верчусс депревт анд верчусс мен
дискривис, фор, энен ю лед энд, исс нон гуд.
{ Милорд, если вы столь же сильны разумом, как от природы
велики ростом, вы должны почувствовать ко мне сострадание, ибо
природа создала всех нас равными, но судьба одних вознесла,
других же унизила. Однако добродетель всегда в загоне, а люди
добродетельные в пренебрежении: ведь только испустив последний
вздох, человек делается хорош (искаж. шотландск.)}
- Еще того чище, - заметил Пантагрюэль.
Тогда Панург заговорил так:
- Иона андие, гуауса гусветан бегар да эрремедио,
бегарде, верзела иссер лан да. Анбатес, отойес наузу, эйн
эссасу гурр ай пропозиан ордине ден. Hон несена байта фашерия
эгабе, генгерасси бадиа садассу, нура ассия. Аран гондован
гуальде айдассу най дассуна. Эсту уссик эгуинан сури гин, эр
дарстура эгуи гарм, Геникоа плазар ваду.
{ Великий господин, на всякую напасть - свое лекарство;
соблюдать приличия - вот что трудно! Умоляю вас, прикажите
распорядиться насчет меня; мне нужно только одно: велите
накормить меня досыта. А уж потом расспрашивайте сколько
влезет, хоть за двоих: останетесь довольны, если Богу будет
угодно (баск.)}
- Смилуйся над нами, Геникоа! - воскликнул Эвдемон.
Карпалим же сказал:
- Святой Треньян! Бьюсь об заклад, вы, уж верно,
шотландец!
Тут Панург заговорил так:
- Пруг фрест стринст соргдманд строхдт дрдс пагг
брледанд Граво Шавиньи Помардьер руст пкальдраг Девиньер близ
Hэ, Бкуй кальмух монах друпп дельмейпплистринг дльрнд додельб
уп брент лох минк стэринквальд де вине дерс корделис хур
джокстстзампенардс.
Эпистемон же ему сказал:
- Друг мой! Вы говорите на языке человеческом или же на
языке Патлена? Впрочем, нет, это язык фонарный.
Тогда Панург заговорил так:
- Герре, ий эн спреке андерс геен тэле дан керстен тэле;
ми донкт нохтан, аль эн сег ий в нийт эен вордт, миуэн ноот в
клэрт генох ват ий беглере; геест ми онит бермхертлихейт йет
вар он ий гефут мах цунах .
{ Господин, все языки, на которых я говорю, -
христианские. Hо мне кажется, что, не произнеси я даже ни
единого слова, все же лохмотья мои достаточно красноречиво
поведали бы вам о моих нуждах. Будьте же милосердны и дайте мне
что-нибудь для подкрепления сил (голл.)}
Пантагрюэль же ему сказал:
- Яснее не стало.
Тогда Панург заговорил так:
- Сеньор! Де танто аблар йо сой кансадо. Пор ке суплико
а вуэса реверенспа ке мире а лос пресептос эван-хеликос, пара
ке эльос муэван вуэса реверенсиа а ло ке эс де консьенсиа, и,
си эльос но бастаран пара мовер вуэса реверенсиа а пьедад,
суплико ке мире а ла пьедад натураль, ла куаль йо крео ке ле
мовра, комо эс де расон, и конэсто но диго мае.
{ Сеньор, я устал от этих бесконечных разговоров. Поэтому
я умоляю ваше превосходительство принять в рассуждение
наставления евангельские, ибо они побуждают ваше
превосходительство поступать в соответствии с велениями
совести. А если помянутых наставлений недостаточно, чтобы
подвигнуть ваше превосходительство к милосердию, я умоляю вас
принять в рассуждение милосердие естественное, на голос коего
вы откликнетесь, я уверен, не менее живо, чем на голос разума.
И тут я умолкаю (исп.)}
Пантагрюэль же на это заметил:
- Полно, друг мой! Я не сомневаюсь, что вы свободно
изъясняетесь на разных языках. Скажите, однако ж, нам, что вам
угодно, на таком языке, который мы в состоянии были бы понять.
Тогда путник заговорил так:
- Мин герре, эндог йег мед инхен тунге таледе, лю-гесом
буэн, ок ускулиг креатуер, мине клеебон, ок мине легомс
магерхед удвисер аллиге кладиг хувад тюнг мег меест бехоф
гиререб, сам эр сандерлих мад ок брюкке: хварфор форбарме тег
омсудер овермег, ок беф эль at гюффук мег ногет, аф хвилькет
йег кан стюре мине грен-дес махе, люгерус сон манд Цврберо ен
соппо форсеттр. Соо шаль туе леве ленг ок люксалихт.
{ Господин, даже в том случае, если бы я, словно малые
дети и тварь бессловесная, не говорил ни на одном языке, все же
моя одежда и моя худоба ясно показали бы вам, в чем я нуждаюсь
- в еде и питье. Сжальтесь же надо мною и прикажите дать мне
какое-нибудь средство для укрощения ярости моего неистово
лающего желудка, подобно тому как ставят перед Цербером миску с
супом. А вы да проживете долго и счастливо (датск.)}
- Я полагаю, - вмешался Эвсфен, - что так говорили
готы, и, буде на то господня воля, научимся говорить и мы, но
только задом.
Тогда путник заговорил так:
- Адони, шолом леха. Им ишар хароб халь хабдеха,
бемехера титен ли кикар лехем, какатуб: "Лаах аль Адонай
хоненраль".
{ Мир тебе, господин мой! Если хочешь сделать добро слуге
твоему, дай мне сейчас же хлеба, ибо сказано: "Ссужает Господу
в долг тот, кто милосерд к бедняку" (еврейск.)}
Эпистемон же на это заметил:
- Вот сейчас я понял, - это язык еврейский, и когда он
на нем говорит, он произносит слова, как ритор.
Тогда путник заговорил так:
- Деспота тинин панагате, диати си ми ук артодотис?
Горас гар лимо аналискоменон эме атлиос, ке эн то метак-си ме
ук элейс удамос; дзетис де пар эму га у хре. Ке гомос филологи
пантес гомологуси тоге логус те ке ремата перрита гипархин,
гопоте прагма афто паси делан эсти. Энта гар ананкей монон логи
исин, гина прагмата, гон пери амфисбетумен, ме просфорос
эпифенете.
{ Владыко мой, лучший из владык, почему ты меня не
накормишь? Ты же видишь, что я, несчастный, умираю с голоду,
между тем нисколько мне не сострадаешь и задаешь вопросы, к
делу совсем не относящиеся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
же все, сколько нас ни есть, ровно ничего не понимаем.
Тут снова заговорил встречный:
- Синьор мио! Вой видете пер эсемпьо ке ла корнамуза нон
суона май, с`эла нон аильвентрепьено; кози ио парименте нон ей
сапрей конторе ле мие фортуне, се прима иль трибулато венгре
нон а ла солита рефекционе, аль куале э адвизо, ке ле мани э ли
денти аббиано персо иль лоро ордине натурале э дель тутто
анникиллати.
{ Синьор мой! Ведомо вам, к примеру, что волынка никогда
не поет с пустым брюхом; так же точно и я не сумею рассказать
вам о своих странствиях, прежде чем не получит обычного
подкрепления бедное мое брюхо, по мнению коего мои руки и зубы
перестали выполнять свое обычное дело и вовсе исчезли (итал.)}
Эпистемон на это заметил:
- Одно другого стоит.
Тогда Панург заговорил так:
- Лард! Гест толб би суа верчусс би интеллидженс эсс йи
боди шал бис би начурэл реливд, толб шуд оф ми пети хав, фор
нэчур хэсс эс эквали мэд; бат форчун сам эксалтит хэсс, эн ойс
депревт. Hон ю лесс еьюс му верчусс депревт анд верчусс мен
дискривис, фор, энен ю лед энд, исс нон гуд.
{ Милорд, если вы столь же сильны разумом, как от природы
велики ростом, вы должны почувствовать ко мне сострадание, ибо
природа создала всех нас равными, но судьба одних вознесла,
других же унизила. Однако добродетель всегда в загоне, а люди
добродетельные в пренебрежении: ведь только испустив последний
вздох, человек делается хорош (искаж. шотландск.)}
- Еще того чище, - заметил Пантагрюэль.
Тогда Панург заговорил так:
- Иона андие, гуауса гусветан бегар да эрремедио,
бегарде, верзела иссер лан да. Анбатес, отойес наузу, эйн
эссасу гурр ай пропозиан ордине ден. Hон несена байта фашерия
эгабе, генгерасси бадиа садассу, нура ассия. Аран гондован
гуальде айдассу най дассуна. Эсту уссик эгуинан сури гин, эр
дарстура эгуи гарм, Геникоа плазар ваду.
{ Великий господин, на всякую напасть - свое лекарство;
соблюдать приличия - вот что трудно! Умоляю вас, прикажите
распорядиться насчет меня; мне нужно только одно: велите
накормить меня досыта. А уж потом расспрашивайте сколько
влезет, хоть за двоих: останетесь довольны, если Богу будет
угодно (баск.)}
- Смилуйся над нами, Геникоа! - воскликнул Эвдемон.
Карпалим же сказал:
- Святой Треньян! Бьюсь об заклад, вы, уж верно,
шотландец!
Тут Панург заговорил так:
- Пруг фрест стринст соргдманд строхдт дрдс пагг
брледанд Граво Шавиньи Помардьер руст пкальдраг Девиньер близ
Hэ, Бкуй кальмух монах друпп дельмейпплистринг дльрнд додельб
уп брент лох минк стэринквальд де вине дерс корделис хур
джокстстзампенардс.
Эпистемон же ему сказал:
- Друг мой! Вы говорите на языке человеческом или же на
языке Патлена? Впрочем, нет, это язык фонарный.
Тогда Панург заговорил так:
- Герре, ий эн спреке андерс геен тэле дан керстен тэле;
ми донкт нохтан, аль эн сег ий в нийт эен вордт, миуэн ноот в
клэрт генох ват ий беглере; геест ми онит бермхертлихейт йет
вар он ий гефут мах цунах .
{ Господин, все языки, на которых я говорю, -
христианские. Hо мне кажется, что, не произнеси я даже ни
единого слова, все же лохмотья мои достаточно красноречиво
поведали бы вам о моих нуждах. Будьте же милосердны и дайте мне
что-нибудь для подкрепления сил (голл.)}
Пантагрюэль же ему сказал:
- Яснее не стало.
Тогда Панург заговорил так:
- Сеньор! Де танто аблар йо сой кансадо. Пор ке суплико
а вуэса реверенспа ке мире а лос пресептос эван-хеликос, пара
ке эльос муэван вуэса реверенсиа а ло ке эс де консьенсиа, и,
си эльос но бастаран пара мовер вуэса реверенсиа а пьедад,
суплико ке мире а ла пьедад натураль, ла куаль йо крео ке ле
мовра, комо эс де расон, и конэсто но диго мае.
{ Сеньор, я устал от этих бесконечных разговоров. Поэтому
я умоляю ваше превосходительство принять в рассуждение
наставления евангельские, ибо они побуждают ваше
превосходительство поступать в соответствии с велениями
совести. А если помянутых наставлений недостаточно, чтобы
подвигнуть ваше превосходительство к милосердию, я умоляю вас
принять в рассуждение милосердие естественное, на голос коего
вы откликнетесь, я уверен, не менее живо, чем на голос разума.
И тут я умолкаю (исп.)}
Пантагрюэль же на это заметил:
- Полно, друг мой! Я не сомневаюсь, что вы свободно
изъясняетесь на разных языках. Скажите, однако ж, нам, что вам
угодно, на таком языке, который мы в состоянии были бы понять.
Тогда путник заговорил так:
- Мин герре, эндог йег мед инхен тунге таледе, лю-гесом
буэн, ок ускулиг креатуер, мине клеебон, ок мине легомс
магерхед удвисер аллиге кладиг хувад тюнг мег меест бехоф
гиререб, сам эр сандерлих мад ок брюкке: хварфор форбарме тег
омсудер овермег, ок беф эль at гюффук мег ногет, аф хвилькет
йег кан стюре мине грен-дес махе, люгерус сон манд Цврберо ен
соппо форсеттр. Соо шаль туе леве ленг ок люксалихт.
{ Господин, даже в том случае, если бы я, словно малые
дети и тварь бессловесная, не говорил ни на одном языке, все же
моя одежда и моя худоба ясно показали бы вам, в чем я нуждаюсь
- в еде и питье. Сжальтесь же надо мною и прикажите дать мне
какое-нибудь средство для укрощения ярости моего неистово
лающего желудка, подобно тому как ставят перед Цербером миску с
супом. А вы да проживете долго и счастливо (датск.)}
- Я полагаю, - вмешался Эвсфен, - что так говорили
готы, и, буде на то господня воля, научимся говорить и мы, но
только задом.
Тогда путник заговорил так:
- Адони, шолом леха. Им ишар хароб халь хабдеха,
бемехера титен ли кикар лехем, какатуб: "Лаах аль Адонай
хоненраль".
{ Мир тебе, господин мой! Если хочешь сделать добро слуге
твоему, дай мне сейчас же хлеба, ибо сказано: "Ссужает Господу
в долг тот, кто милосерд к бедняку" (еврейск.)}
Эпистемон же на это заметил:
- Вот сейчас я понял, - это язык еврейский, и когда он
на нем говорит, он произносит слова, как ритор.
Тогда путник заговорил так:
- Деспота тинин панагате, диати си ми ук артодотис?
Горас гар лимо аналискоменон эме атлиос, ке эн то метак-си ме
ук элейс удамос; дзетис де пар эму га у хре. Ке гомос филологи
пантес гомологуси тоге логус те ке ремата перрита гипархин,
гопоте прагма афто паси делан эсти. Энта гар ананкей монон логи
исин, гина прагмата, гон пери амфисбетумен, ме просфорос
эпифенете.
{ Владыко мой, лучший из владык, почему ты меня не
накормишь? Ты же видишь, что я, несчастный, умираю с голоду,
между тем нисколько мне не сострадаешь и задаешь вопросы, к
делу совсем не относящиеся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38