Я вполне одобряю
предложенный тобою способ диспутировать молча, посредством
знаков, ибо мы и так друг друга поймем, и у нас не будет
рукоплесканий, к коим прибегают во время диспутов бездельники
софисты, когда им нравится аргументация. Итак, завтра я не
премину явиться в указанный час куда ты мне назначил, но только
уговоримся заранее, что мы с тобой не поссоримся и не
повздорим, ибо не почестей и не рукоплесканий ищем мы, а только
истины.
Таумаст же ему на это ответил так:
- Милостивый государь! Господь да не оставит тебя своими
щедротами и воздаст тебе за то, что твое величие соблаговолило
снизойти к моему ничтожеству. Итак, прощай, до завтра!
- Прощай! - сказал Пантагрюэль.
Любезные мои читатели! Вы не можете себе представить,
какие высокие и возвышенные мысли посещали всю ночь и Таумаста
и Пантагрюэля. В конце концов помянутый Таумаст, остановившийся
в подворье Клюни, сказал привратнику, что никогда еще его так
не томила жажда.
- У меня такое чувство, точно Пантагрюэль хватает меня
за горло, - признался он. - Сделайте милость, прикажите
подать вина и, чтобы пополоскать горло, холодной воды.
Пантагрюэль был крайне возбужден и всю ночь просидел над:
Книгой Беды De numeris et signis {"О числах и знаках"
(лат.)},
Книгой Плотина De inenarrabilibus {"О вещах, изложению не
поддающихся" (лат.)},
Книгой Прокла De magia { "О магии" (лит.) },
Книгами Артемидора Peri onirocraticon { "Об истолковании
снов" (греч.) },
Анаксагора Pen semion { "О знаках" (греч.) },
Инария Peri aphata { "О невыразимом" (греч.)},
Книгами Филистимона,
Гиппонакта Peri anecphoneton { "О вещах, кои следует
обходить молчанием" (греч.)},
и множеством других, пока наконец Панург не сказал:
- Сеньор! Выкиньте вы все это из головы и ложитесь
спать. Вы чересчур возбуждены, - боюсь, как бы у вас от
переутомления мозга не сделалась горячка. Прежде, однако ж,
хлебните разиков двадцать пять - тридцать, да и спите себе
сколько влезет, а утром на диспуте с господином англичанином
вместо вас выступлю я, и если я не доведу его ad metan поп
loqui { До рубежа безмолвия (средневек. лат.)} можете меня
обругать.
- Панург, друг мой! - возразил Пантагрюэль. - Hо ведь
он же человек на редкость образованный. Под силу ли будет тебе
с ним тягаться?
- Еще как под силу! - молвил Панург. - Кончен
разговор, - предоставьте все мне. Кто образованнее чертей?
- Разумеется, никто, кроме тех, кого коснулась
божественная благодать, - отвечал Пантагрюэль.
- Со всем тем, - продолжал Панург, - я много раз
выступал против чертей - и всех их положил на обе лопатки и
посадил в лужу. Так что можете быть уверены: завтра у меня этот
знаменитый англичанин публично обкакается.
Панург всю ночь пьянствовал со слугами и играл с ними в
primus et secundus и в палочки, а расплачивался застежками от
штанов. Когда же условленный час настал, он пошел со своим
господином в указанное место, а там уже собрались все парижане,
и стар и млад, - можете мне поверить.
"Хоть этот чертов Пантагрюэль и одолел всех болтунов и
желторотых сорбоннашек, - думали они, - но уж на сей раз ему
достанется на орехи: ведь англичанин-то сущий черт из Вовера.
Посмотрим, кто кого".
Итак, все были в сборе, Таумаст их ждал, и когда
Пантагрюэль с Панургом вошли в залу, все школяры, и младшие и
старшие, по своей дурацкой привычке захлопали в ладоши.
Пантагрюэль, однако ж, на них гаркнул, да так, что голос его
был подобен выстрелу из двойной пушки:
- Тише, черт побери, тише! Клянусь Богом, мерзавцы, если
вы будете меня раздражать, я вам всем отсеку головы.
При этих словах собравшиеся обмерли и больше уж кашлянуть
не смели, словно каждый из них проглотил пятнадцать фунтов
перьев, и хотя они успели крикнуть всего один раз, но пить всем
захотелось отчаянно, и от жажды все высунули языки на полфута,
как будто Пантагрюэль насыпал им в рот соли.
Тут Панург обратился к англичанину:
- Милостивый государь! Ты прибыл сюда для того, чтобы
заводить перебранку по поводу поставленных тобою вопросов, или
же для того, чтобы поучиться и познать истину?
Таумаст же ему на это ответил:
- Милостивый государь! Меня привело сюда бескорыстное
желание поучиться и познать то, в чем я всю жизнь сомневался,
ибо до сих пор ни одна книга и ни один человек не смогли
разрешить мои сомнения. Заводить же из-за чего-либо перебранку
я не намерен, - это ниже моего достоинства, - пусть этим
занимаются канальи софисты, сорбонняи, сорбоннолухи,
сорбоннщики, сорбонники, сорбоннилы, сорбоннавцы, сорннобники,
бросонники, росбонники, ищущие на диспутах не истины, но
противоречий и разногласий.
- Итак, - продолжал Панург, - я, скромный ученик моего
наставника, господина Пантагрюэля, попытаюсь ублаготворить тебя
и удовлетворить всем и во всем, а потому нам незачем беспокоить
его самого. Пусть лучше он возьмет на себя обязанности
председателя, рассудит нас и окончательно рассеет твои
сомнения, если ты найдешь, что я не удовлетворил твоей
любознательности.
- Отлично придумано, - заметил Таумаст. - Hачинай же!
Hадобно вам знать, что у Панурга на конце длинного
гульфика красовалась кисточка из красных, белых, зеленых и
синих шелковых нитей, а в самый гульфик он положил большущий
апельсин.
ГЛАВА XIX. О том, как Панург положил на обе лопатки англичанина, диспутировавшего знаками
Тут собравшиеся приготовились внимательно слушать,
англичанин же высоко поднял сперва одну руку, потом другую,
сложил кончики пальцев в виде куриной ж..ки, как выражаются в
Шиноне, и четыре раза подряд провел ногтями то по одной руке,
то по другой, затем разжал пальцы и ладонью одной руки
оглушительно хлопнул по другой. Потом опять соединил руки,
потом дважды хлопнул в ладоши и четыре раза сжал и разжал
пальцы; затем опять сложил руки и, словно взывая к Богу, воздел
их.
Вдруг Панург поднял правую руку, засунул большой ее палец
в правую же ноздрю, а остальные четыре пальца сжал и вытянул на
уровне кончика носа, левый глаз совершенно закрыл, а правый
прищурил, низко опустив и бровь и веко; затем высоко поднял
левую руку, плотно сжал и вытянул четыре пальца, а большой
палец поднял, после чего левая его рука приняла такое же точно
положение, как и правая, отделяло же их одну от другой
расстояние в полтора локтя. Потом он опустил обе руки, а затем
поднял до уровня плеч и как бы нацелился в нос англичанину.
- Hо если Меркурий... - начал было англичанин.
Однако ж Панург перебил его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
предложенный тобою способ диспутировать молча, посредством
знаков, ибо мы и так друг друга поймем, и у нас не будет
рукоплесканий, к коим прибегают во время диспутов бездельники
софисты, когда им нравится аргументация. Итак, завтра я не
премину явиться в указанный час куда ты мне назначил, но только
уговоримся заранее, что мы с тобой не поссоримся и не
повздорим, ибо не почестей и не рукоплесканий ищем мы, а только
истины.
Таумаст же ему на это ответил так:
- Милостивый государь! Господь да не оставит тебя своими
щедротами и воздаст тебе за то, что твое величие соблаговолило
снизойти к моему ничтожеству. Итак, прощай, до завтра!
- Прощай! - сказал Пантагрюэль.
Любезные мои читатели! Вы не можете себе представить,
какие высокие и возвышенные мысли посещали всю ночь и Таумаста
и Пантагрюэля. В конце концов помянутый Таумаст, остановившийся
в подворье Клюни, сказал привратнику, что никогда еще его так
не томила жажда.
- У меня такое чувство, точно Пантагрюэль хватает меня
за горло, - признался он. - Сделайте милость, прикажите
подать вина и, чтобы пополоскать горло, холодной воды.
Пантагрюэль был крайне возбужден и всю ночь просидел над:
Книгой Беды De numeris et signis {"О числах и знаках"
(лат.)},
Книгой Плотина De inenarrabilibus {"О вещах, изложению не
поддающихся" (лат.)},
Книгой Прокла De magia { "О магии" (лит.) },
Книгами Артемидора Peri onirocraticon { "Об истолковании
снов" (греч.) },
Анаксагора Pen semion { "О знаках" (греч.) },
Инария Peri aphata { "О невыразимом" (греч.)},
Книгами Филистимона,
Гиппонакта Peri anecphoneton { "О вещах, кои следует
обходить молчанием" (греч.)},
и множеством других, пока наконец Панург не сказал:
- Сеньор! Выкиньте вы все это из головы и ложитесь
спать. Вы чересчур возбуждены, - боюсь, как бы у вас от
переутомления мозга не сделалась горячка. Прежде, однако ж,
хлебните разиков двадцать пять - тридцать, да и спите себе
сколько влезет, а утром на диспуте с господином англичанином
вместо вас выступлю я, и если я не доведу его ad metan поп
loqui { До рубежа безмолвия (средневек. лат.)} можете меня
обругать.
- Панург, друг мой! - возразил Пантагрюэль. - Hо ведь
он же человек на редкость образованный. Под силу ли будет тебе
с ним тягаться?
- Еще как под силу! - молвил Панург. - Кончен
разговор, - предоставьте все мне. Кто образованнее чертей?
- Разумеется, никто, кроме тех, кого коснулась
божественная благодать, - отвечал Пантагрюэль.
- Со всем тем, - продолжал Панург, - я много раз
выступал против чертей - и всех их положил на обе лопатки и
посадил в лужу. Так что можете быть уверены: завтра у меня этот
знаменитый англичанин публично обкакается.
Панург всю ночь пьянствовал со слугами и играл с ними в
primus et secundus и в палочки, а расплачивался застежками от
штанов. Когда же условленный час настал, он пошел со своим
господином в указанное место, а там уже собрались все парижане,
и стар и млад, - можете мне поверить.
"Хоть этот чертов Пантагрюэль и одолел всех болтунов и
желторотых сорбоннашек, - думали они, - но уж на сей раз ему
достанется на орехи: ведь англичанин-то сущий черт из Вовера.
Посмотрим, кто кого".
Итак, все были в сборе, Таумаст их ждал, и когда
Пантагрюэль с Панургом вошли в залу, все школяры, и младшие и
старшие, по своей дурацкой привычке захлопали в ладоши.
Пантагрюэль, однако ж, на них гаркнул, да так, что голос его
был подобен выстрелу из двойной пушки:
- Тише, черт побери, тише! Клянусь Богом, мерзавцы, если
вы будете меня раздражать, я вам всем отсеку головы.
При этих словах собравшиеся обмерли и больше уж кашлянуть
не смели, словно каждый из них проглотил пятнадцать фунтов
перьев, и хотя они успели крикнуть всего один раз, но пить всем
захотелось отчаянно, и от жажды все высунули языки на полфута,
как будто Пантагрюэль насыпал им в рот соли.
Тут Панург обратился к англичанину:
- Милостивый государь! Ты прибыл сюда для того, чтобы
заводить перебранку по поводу поставленных тобою вопросов, или
же для того, чтобы поучиться и познать истину?
Таумаст же ему на это ответил:
- Милостивый государь! Меня привело сюда бескорыстное
желание поучиться и познать то, в чем я всю жизнь сомневался,
ибо до сих пор ни одна книга и ни один человек не смогли
разрешить мои сомнения. Заводить же из-за чего-либо перебранку
я не намерен, - это ниже моего достоинства, - пусть этим
занимаются канальи софисты, сорбонняи, сорбоннолухи,
сорбоннщики, сорбонники, сорбоннилы, сорбоннавцы, сорннобники,
бросонники, росбонники, ищущие на диспутах не истины, но
противоречий и разногласий.
- Итак, - продолжал Панург, - я, скромный ученик моего
наставника, господина Пантагрюэля, попытаюсь ублаготворить тебя
и удовлетворить всем и во всем, а потому нам незачем беспокоить
его самого. Пусть лучше он возьмет на себя обязанности
председателя, рассудит нас и окончательно рассеет твои
сомнения, если ты найдешь, что я не удовлетворил твоей
любознательности.
- Отлично придумано, - заметил Таумаст. - Hачинай же!
Hадобно вам знать, что у Панурга на конце длинного
гульфика красовалась кисточка из красных, белых, зеленых и
синих шелковых нитей, а в самый гульфик он положил большущий
апельсин.
ГЛАВА XIX. О том, как Панург положил на обе лопатки англичанина, диспутировавшего знаками
Тут собравшиеся приготовились внимательно слушать,
англичанин же высоко поднял сперва одну руку, потом другую,
сложил кончики пальцев в виде куриной ж..ки, как выражаются в
Шиноне, и четыре раза подряд провел ногтями то по одной руке,
то по другой, затем разжал пальцы и ладонью одной руки
оглушительно хлопнул по другой. Потом опять соединил руки,
потом дважды хлопнул в ладоши и четыре раза сжал и разжал
пальцы; затем опять сложил руки и, словно взывая к Богу, воздел
их.
Вдруг Панург поднял правую руку, засунул большой ее палец
в правую же ноздрю, а остальные четыре пальца сжал и вытянул на
уровне кончика носа, левый глаз совершенно закрыл, а правый
прищурил, низко опустив и бровь и веко; затем высоко поднял
левую руку, плотно сжал и вытянул четыре пальца, а большой
палец поднял, после чего левая его рука приняла такое же точно
положение, как и правая, отделяло же их одну от другой
расстояние в полтора локтя. Потом он опустил обе руки, а затем
поднял до уровня плеч и как бы нацелился в нос англичанину.
- Hо если Меркурий... - начал было англичанин.
Однако ж Панург перебил его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38