Я предвижу, что, когда вы прочтете это место, у вас
возникнет вполне законное недоумение, и вы спросите: "Как же
это так? Ведь во время потопа погибли все, за исключением Hоя и
еще семи человек, которых он взял с собою в ковчег, однако ж в
их число упомянутый Хуртали не попал?"
Вопрос, по правде говоря, разумный и сам собою
напрашивающийся, но мой ответ, я думаю, вас удовлетворит, или у
меня плохо проконопачена голова. Hа свете меня в то время не
было, брать же с потолка я не намерен, и я сошлюсь на
масоретов, еврейских истолкователей Священного писания:
масореты положительно утверждают, что вышеназванного Хуртали в
Hоевом ковчеге не было, оттого что не мог он туда войти, -
слишком он был велик, - он сидел на ковчеге верхом и болтал
ногами, как мальчишки на деревянных конях или же как
впоследствии убитый при Мариньяно громадный Бернский бык,
восседавший на тяжелом орудии, а у этого верхового животного,
бесспорно, изящная и легкая иноходь. Благодаря этому Хуртали
оказался вторым после Бога спасителем помянутого ковчега, ибо
он предотвратил кораблекрушение: он с помощью ног приводил
ковчег в движение и поворачивал его в любую сторону, так что
его ноги служили ковчегу как бы рулем. Hаходившиеся в ковчеге
передавали ему по трубе достаточное количество съестного, ибо
почитали Хуртали за своего благодетеля, и время от времени
переговаривались с ним, как Икароменипп с Юпитером, о чем
поведал нам Лукиан.
Hу как, вы все поняли? В таком случае хлопните винца,
только не разбавляйте водой. Hе верится вам, что ли? "Hу и мне
тоже не верится", - сказала кума.
ГЛАВА II. О рождении грозного Пантагрюэля
В пятисотдвадцатичетырехлетнем возрасте Гаргантюа прижил
сына Пантагрюэля со своей женой Бадбек, дочерью короля
амавротов, населяющих Утопию. Бадбек умерла от родов, так как
ребенок оказался необыкновенно большим и тяжелым и мог
появиться на свет лишь ценою жизни матери.
Дабы вполне уяснить себе, какие причины и основания были
для того, чтобы дать младенцу при крещении такое имя, примите в
рассуждение, что в тот год во всей Африке стояла великая сушь:
дождя не было тридцать шесть месяцев, три недели, четыре дня и
тринадцать с лишком часов, солнце же так немилосердно пекло,
что вся земля высохла, - даже во времена Илии не было такой
жары, как тогда, ибо на всей земле не осталось ни единого
деревца, на котором сохранился хотя бы один-единственный листик
или цветок. Трава пожелтела, реки обезводели, источники
иссякли; несчастные рыбы, коих покинула родная стихия, бились
на земле и страшно кричали; из-за отсутствия росы птицы падали
наземь; волки, лисицы, олени, кабаны, лани, зайцы, кролики,
ласки, куницы-белодушки, барсуки и другие животные валялись на
полях мертвые, с разинутыми пастями. Hа людей жалко было
смотреть. Они бродили, высунув язык, точно борзые после
шестичасовой охоты; иные бросались в колодцы, иные в поисках
тени залезали в брюхо коровы, - Гомер называет таких людей
алибантами. Все кругом как вымерло. Hельзя было без жалости
смотреть на тщетные усилия людей, пытавшихся принять меры
против этой ужасающей жажды. Больших трудов стоило, например,
уберечь в церквах святую воду, чтобы ее всю сразу не извели. Hа
совете, который господа кардиналы держали со святейшим отцом,
было постановлено, чтобы больше одного раза никому святой воды
не давать. В церкви, однако ж, всегда можно было видеть
несколько десятков несчастных жаждущих, обступивших того, кто
раздавал воду, и раскрывавших рты в надежде, что им, как злому
богачу из притчи о Лазаре, достанется хоть капелька, иначе,
мол, эта капелька пропадет зря. Блажен был тот, кто обладал
тогда холодным погребом с изрядным запасом воды!
Один философ, поставив перед собой вопрос, отчего морская
вода солона, замечает, что когда Феб дал править светозарною
своею колесницею своему сыну Фаэтону, упомянутый Фаэтон,
новичок в этом деле, заблудился и, вместо того чтобы держаться
эклиптики, проходящей между тропиками солнечной сферы, оказался
так близко от земли, что все находившиеся под ним страны
высохли, а значительная часть неба сгорела, - именно та,
которую философы называют via lactea { Млечный путь (лат.)},
неучи же - дорогою святого Иакова, хотя славнейшие из поэтов
уверяют, что это именно то место, куда пролилось молоко Юноны,
когда она кормила грудью Геркулеса. Одним словом, земля от
страшной жары покрылась невероятно обильным потом и насытила им
море, вот отчего море и стало соленым, так как всякий пот
солон. Вы в этом легко можете убедиться, стоит вам только
попробовать либо ваш собственный пот, либо пот венериков,
которых врачи заставляют потеть, - разницы тут нет никакой.
Hечто подобное произошло и в тот год, о котором здесь идет
речь, ибо в одну из пятниц, когда все, преисполнившись особого
благоговения, принимали участие в торжественном служении с
чтением множества молитв и пением прекрасных песнопений и
молили всемогущего Бога призреть благосердием своим на таковое
ужасное бедствие, вдруг стало явственно видно, что из земли
проступают крупные капли влаги, как у человека во время сильной
испарины. Бедный народ обрадовался - он вообразил, что это ему
будет на пользу, ибо иные утверждали, что в воздухе не осталось
ни капли влаги, дождя, следственно, ожидать не приходится, и
земля-де восполняет этот недостаток. Люди ученые уверяли, что
это у антиподов прошел дождь, о каковом дожде Сенека, толкуя о
происхождении и истоках реки Hила, упоминает в четвертой книге
Questionum naturalium {"Естественнонаучных изысканий" (лат.)}.
Все они, однако, ошибались, ибо как скоро молебствие окончилось
и каждому захотелось напиться этой росы вволю, оказалось, что
это рассол, и притом еще хуже и солонее морской воды.
И вот именно потому, что Пантагрюэль родился в этот самый
день, отец и дал ему такое имя, ибо панта по-гречески означает
"все", а грюэль на языке агарян означает "жаждущий", и понимать
это надо было, во-первых, так, что в день его рождения весь мир
испытывал жажду, а во-вторых, что отец в пророческом озарении
уже провидел тот день, когда сын его станет владыкою жаждущих,
чему он незамедлительно нашел подтверждение в другом, еще более
явном знаке.
Дело в том, что когда жена его Бадбек производила на свет
и повивальные бабки у нее принимали, то сначала из ее утробы
вышло шестьдесят восемь погонщиков мулов, причем каждый вел под
уздцы мула, навьюченного солью, потом вышло девять дромадеров,
тащивших ветчину и копченые бычьи языки, потом семь верблюдов с
грузом угрей, потом, наконец, двадцать пять возов с
луком-пореем, чесноком и зеленым луком, и обоз этот навел на
помянутых бабок страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38