Воцарилась тишина. Некоторое время они стояли неподвижно, затем травник медленно поднял голову.
— Как ты это сделал?!
— Ноябрь кончается, — Вильям плотней закутался в свой плащ. — До декабря остались считанные дни. Если что с часами и случится, то уже скоро… Ты слышишь? А, Жуга?
— Да.
Сыпал снег. Сырой промозглый ветер продувал насквозь. На улицах города было тихо и безлюдно. Вильям и травник шли через канал. Камни старого моста обледенели и скользили под ногами. Жуга остановился и поправил капюшон. Вильям остановился тоже, облокотился на замшелый камень парапета, плюнул вниз и задумчиво проследил, как плевок снесло под мост — шел прилив. Рябило. Вода в холодных пятнах масла качала на волнах объедки, мусор и пустую винную бутылку. Силуэты домов, отражаясь в воде, сливались там в неровную зубчатую стену. На барже, пришвартованной у каменного берега канала, дымила труба, горьковатый угольный дымок стелился над водой. Вильям в очередной раз подивился хитрости местных жителей: многие здесь так и жили на воде — в Цурбаагене было четыре больших канала и с десяток маленьких, а с обитателей барж налог на землю не взимался.
Со стороны порта, несомая приливом, выгребала лодка.
Травник молчал. Ему все еще было немного не по себе от пустоты под рубахой — свой меч он теперь оставлял в корчме. «По городу с мечом не ходят — это раз, — сказал ему Золтан. — Ты не рыцарь и не дворянин — это два. И потом, Герта не любит, когда к ней ходят с оружием. Так что не стоит лишний раз гусей дразнить.»
Жуга предпочел не спорить.
К мосту подбежала девушка. Помедлила, завидев двух прохожих, и поспешила перейти, держась другого парапета. Летящим шагом скрылась в снежной пелене. Вильям посмотрел ей вслед и вздохнул. Повертел в руках сверток с книгой. Взгляд его серых глаз был непривычно задумчив и рассеян.
— Как думаешь, она нас ждет?
— Кто ждет? Гертруда?
— Да.
— Не знаю. А чего?
— Да неудобно как-то. Грязные, немытые… Смотреть противно.
Травник усмехнулся про себя, представив их двоих со стороны: Вильям в своем полукафтанье с покушеньями на моду и какой-то хмурый рыжий тип, до глаз закутавшийся в плащ. И руки торчат из куцых рукавов едва ли не по локоть. Ни дать, ни взять — заказчик и убийца обговаривают цену.
Вильяма, похоже, одолевали те же мысли.
— Приодеться толком даже не смогли, — ворчал он сквозь холод и ветер, — а еще в гости к даме собрались… Ты, вот, к примеру, что на себя нацепил? — он дернул травника за полу рыжего плаща.
— Отстань.
— Ну что это такое по-твоему? А?
— Шуба. Лисья.
— Все бы тебе хихикать…
— Не бойся, в обморок не упадет. Сама вообще в халате гостей привечает.
— Побрился бы хоть!
— Завтра.
— Дремучий ты человек, Жуга, — вздохнул Вильям. — Ни такту в тебе, ни обхождения. Женщина — существо тонкое, деликатное, к ней особый подход нужен. Образованную женщину по нынешним временам нечасто встретишь, — он призадумался. — Обычно женщины глупы и безрассудны, но иногда способны на поступки благородства удивительного, вот как Гертруда с этой книгой. А такого книжного собранья, как у нее, я давненько не видал…
— Чего-то мне про книги верится с трудом, — хмыкнул травник. — Ты не влюбился часом, а?
— Да ну тебя! — отмахнулся бард. — У всех вас одно на уме. Ладно бы ты чего смыслил в любви, так нет, а туда же…
— Любовь — очень сильная штука, — задумчиво сказал Жуга, глядя вдаль. — Она поглощает тебя всего без остатка, заставляет делать всякие глупости, отравляет, как яд… Я ненавижу это чувство.
— Дурак ты.
— А я знаю. Ладно. Я замерз, пойдем.
Они прошли вдоль берега квартала два, свернули несколько раз, и после недолгих поисков остановились у знакомой калитки.
На сей раз им открыли сразу. Сегодня Герта, не в пример себе вчерашней, выглядела лучше — красное с зеленым платье, волосы уложены в подобие прически, на губах кармин. Разорванную нитку жемчуга сменила тонкая цепочка с медальоном.
— А, это вы…
— День добрый, — поздоровался Жуга. Вильям стащил с головы берет и не без галантности раскланялся. Гадалка кивнула в ответ.
— Сегодня нас только двое. Тил… Видишь ли, Гертруда…
— Я знаю. Золтан мне сказал, что Телли не придет. Входите.
На лестнице Вильям обернулся.
— Видал? — он кивнул Герте вслед. — Это, по-твоему, тоже халат? Эх, ты…
— Все равно, — пожал плечами травник. — Серое ей не идет.
В приемной комнате опять было натоплено, но в меру. Прислуги Герта не держала никакой и всю работу, даже самую тяжелую, по дому делала сама. Стол был завален книгами, пергаментными свитками и стружками от перьев, похожими на срезанные ногти. На краешке стола, к удивлению травника, примостился хрустальный шар. Был он совсем маленький — с кулак, при том еще какого-то зеленоватого оттенка, непохожий на другие.
— Я думал, ты не пользуешься шаром.
— Я убрала его вчера. Золтан предупредил, что у тебя с ними проблемы.
— Ну, не то, чтобы у меня, скорее — у них со мной… Хрупкие они какие-то, — он поднял взгляд. — А что ж сегодня-то?
— Да так, проверить надо кое-что. Садитесь.
Она подвинула себе стул, перебрала бумаги на столе и вытащила один листок.
— Я посмотрела свои записи и книги, — начала она. — Это касется вашего друга с зонтиками.
— Олле? — вскинулся Вильям. — Что с ним?
— Это трудно объяснить. Что-то выбросило его из нашей реальности, но удар был недостаточно силен, чтобы он ушел навсегда. Он слишком привязан к этому миру и постоянно возвращается. Но плоскость колебаний так растянута во времени, а инерция так велика, что Олле пробивает ткань нашего мира и снова уходит. И так раз за разом.
Жуга и бард переглянулись.
— Я ничего не понял, — сказал травник.
— Я тоже, — поддакнул ему Вильям. — Попроще можно?
— Можно. Представьте иголку и холст. Холст — это как бы мир, а иголка — ваш Олле. Игла проходит через ткань, выходит с другой стороны, потом обратно… Теперь понятно?
— Вполне, — кивнул Жуга. — А нитка за иголкой тянется?
— Я не думаю, что он что-то «сшивает»; он, скорее, не игла, а шило — только дырки делает. Сны людей для него как маяк. А может, эти сны и есть уже готовые дыры…
— Его можно вернуть?
— Не знаю. Слишком мало данных. Возможно, эти колебания затухают. А вообще, судя по вашим рассказам, он там вполне освоился. Похожий случай был лет сто, сто пятьдесят тому назад — парнишку звали Рип ван Винкль. Он ушел в лес и там пропал. А после кто-то, очень похожий на него, стал являться детям перед сном. С мешком влезал через трубу по веревке и сыпал им в глаза песок, чтобы заснули. Потом он объявился, спустя почти сто лет, ничуть не постарев, и все прекратилось. Хотя песочного человечка поминают до сих пор.
— Странно, — проговорил задумчиво Вильям. — Мне Олле как-то раз рассказывал стишок про человека с веревкой и мешком, который исчез в лесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171